Глаза Салмона засияли, и он уже готов был заговорить от ее имени, но она отвернулась от него. Она могла только представить себе, каким нападкам он мог подвергнуться за то, что дал клятву спасти ее и все ее семью. Она не могла рисковать и подвергнуть его позору сейчас. Кроме того, она не верила в силу человека. Пусть Бог будет ее судьей. Если бы Он был орлом, а она мышью, стремглав бегущей в поисках убежища, она все равно хотела бы, чтобы этим убежищем стали Его могучие крылья.
Иисус рассматривал ее, но его взгляд не выдавал его мыслей.
— Ты — Раав, блудница, которая укрыла наших соглядатаев.
— Я Раав.
— И чего же ты хочешь, женщина?
Ее отец принял решение за семью, но у нее была единственная возможность, и на одно мгновение эта возможность была в ее руках.
— Не бойся, — сказал Иисус. — Говори.
— Я хочу жить среди народа Божьего и принадлежать Богу, чего бы это ни стоило.
Иисус повернул голову и посмотрел на Салмона. Раав задержала дыхание, всматриваясь в израильтян. Отдавал ли Иисус Салмону немой приказ казнить ее и всю семью и избавить всех от этой обузы? Обвинял ли он юношу в этой ее возмутительной просьбе? Она почти что представляла себе его мысли: «Как смеет эта бесстыдная блудница думать, будто она заслуживает пребывать среди народа Божъего! Не достаточно ли того, что мы подарили ей жизнь? Разве у нее есть право просить большего? Надо с ней покончить!»
— Если я не могу быть частью народа, принадлежащего Богу, тогда лучше бы я умерла вместе со всеми заблудшими душами там, в Иерихоне!
Отец схватил ее за запястье и крепко сжал.
— Молчи, дочь. Благодари за спасение!
Раав вырвала руку и снова обратилась к Иисусу.
— Я благодарю Бога за мое спасение, но вы сказали, что мы можем решать, и я решила не возвращаться к моей прежней жизни. Я хочу начать жизнь заново. Как если бы я стала новым творением Божьим!
— Она не понимает, что говорит, — сказал быстро отец.
— Она понимает, — возразил Салмон.
— Она всего лишь женщина, причем глупая, — проворчал Мицраим, и в его голосе ясно чувствовались злость на нее и желание заставить замолчать. «И это говорит человек, который готов был вверить свою жизнь стенам крепости Иерихона и идолам, обращенным теперь в прах, погребенным под развалинами», — со злостью подумала Раав, не позволяя сбить себя с толку.
Иисус поднял руку, призывая всех к молчанию.
— Господь явил Свою милость всем вам, — сказал он. — Но к этой женщине Он проявил сострадание сверх всякой меры. Авиасаф, ты получишь просимое. Бери семью и иди с миром. Живите в пальмовой роще так, как хотите. Предупреждаю: Иерихон проклят. Всякий, кто попытается отстроить его заново, поплатится жизнью не только первенца, но и младшего сына.
— А что будет с моей дочерью?
— Если Раав хочет остаться, она может оставаться.
Когда Иисус и двое других израильтян ушли, ее глаза наполнились слезами. Она печально опустила голову.
— Видишь теперь, как оно, — сказал Мицраим, в то время как его жена начала переупаковывать вещи. — Они считают себя лучше нас. Они не хотят, чтобы такая женщина, как ты, жила среди них.
Раав не ответила. Она знала, что он говорит правду. Но не хотела, чтобы он видел ее боль.
— Мы построим тебе дом у дороги, Раав, — предложил Иовав. — Ты сможешь начать прибыльное дело…
— Я остаюсь здесь, — она села.
— Упрямая женщина! Будь разумной!
— Разумной? — она уставилась на брата. — По-твоему, это разумно — уходить от Бога, Который защищает Свой народ?
— Он не защитил наш народ! — вскричал Мицраим, указывая на Иерихон. — Ты еще можешь почувствовать запах сгоревших тел.
— Мой народ там, — возразила Раав, указав на Галгал.
— Я хочу домой, — плача сказала мать. — Когда мы сможем вернуться в наш дом в роще?
— И ты снова вернешься к своим маленьким деревянным идолам? — с горечью в голосе спросила Раав.
— Бог, разрушивший Иерихон, не для нас, — рассудительно ответил отец. — Мы живы, а это главное.
— Нет, отец. Недостаточно просто жить и не служить Тому, Кто спас нас.
— Для тебя, может, и недостаточно, — сказал Мицраим, — а для нас вполне достаточно.
— Тогда идите!
— Пожалуйста, пойдем с нами, дочка, — умоляла мать. — Что с тобой будет, если ты останешься? Израильтяне никогда не позволят тебе жить с ними.
— Я заставлю ее пойти, — в гневе сказал Мицраим, пытаясь ее схватить.
Раав отмахнулась от его рук.
— Мужчины куда сильнее тебя пытались подчинить меня своей воле! Не пытайся!
— Оставьте ее в покое, — сказал отец, взваливая мешок на спину. — Дадим ей несколько дней на размышления. Разум вернется к ней.
— Когда же разум вернется к вам? — вскричала она. — Как вы можете уходить после того, как видели истину?
— Какую истину? — спросил Иовав.
— Вас спас Бог!
— Нас спасла ты, Раав, — ответил отец. — И мы тебе благодарны.
— Но вы же все знаете истории о Боге так же, как и я. Разве я не пересказывала их вам каждый раз, как слышала сама?
— Да, этот Бог обладает великой силой.
— Всей силой!
— Тем более надо уходить, дорогая. От такого Бога лучше держаться подальше.
— И как же ты собираешься в этом преуспеть, отец? Где ты сможешь спрятаться от Него?
Отец выглядел встревоженным, но остался непреклонен.
— Мы будем тихонько жить среди пальм, как нам позволил Иисус. Мы будем заниматься своими делами и не вмешиваться в их дела. И, таким образом, мы будем в мире с народом Израиля и их Богом.
Покачав головой, она посмотрела в сторону израильского стана в Галгале и заплакала.
— Пойдем с нами, — сказала Агри, — пожалуйста, сестра. Ты здесь будешь совсем одна.
— Я остаюсь.
— А если они свернут лагерь и уйдут?
— Я пойду за ними.
— Почему?
— Потому что я должна. — Как она могла объяснить, что жаждала Бога, как лань жаждет воды?
Тихонько плача, Агри поцеловала Раав в голову и отошла.
* * *
Салмон с Иисусом стояли у края лагеря.
— Я говорил, что она не уйдет с ними.
— Оставь ее на три дня. Дай ей время обдумать свой выбор. Если она останется, ты можешь пойти и привести ее в шатры Израиля.
— Она женщина и совсем одна. Ее надо охранять?
Иисус улыбнулся:
— Она уже под охраной.
* * *
С восходом четвертого дня своего одиночества Раав заметила идущего к ней человека. Это был Салмон. Не улыбаясь, он подошел ближе, и она попыталась догадаться, какую суровую весть он несет ей. Может быть, Иисус послал его, чтобы прогнать ее.
— Ты провела здесь три дня, — сказал он, остановившись с другой стороны ее костра.
— Иисус сказал, что у меня есть право выбирать, и я решила остаться здесь, — Раав поворошила огонь. Зерна оставалось только на то, чтобы испечь один хлеб на сегодня, завтра придется голодать.
— Как долго ты собираешься оставаться здесь?
— Так долго, как долго Израиль останется в Галгале.
— Мы скоро уйдем.
— Тогда я тоже пойду.
Салмон выпрямился, и она подумала, что сейчас он уйдет.
— Я введу тебя в свой шатер и укрою тебя своим плащом.
Раав покраснела, услышав его предложение.
— Ты? — она закрыла лицо руками.
Салмон слегка нахмурился.
— Ты отказываешь?
— Ты так молод!
Он усмехнулся.
— Я достаточно взрослый.
Она горько рассмеялась.
— Жениться на такой, как я? Ты не понимаешь, что говоришь. Ты что, не слышал Иисуса три дня назад? Я Раав — блудница, блудница в глазах Израиля и всякого, кто слышал обо мне.
— О, да, женщина с прошлым, которой Бог подарил будущее.
— Не шути с этим, — зло сказала она, стараясь не расплакаться. Если бы она могла прожить жизнь заново, она многое бы изменила.
— Я не шучу, Раав.
Салмон обошел костер. Взял ее за руки и поднял на ноги.
— Как ты думаешь, зачем мы с Ефремом приходили в Иерихон?
— Чтобы разведать город.
— Так нам сказали.
— Так вы сказали, — нахмурясь, она посмотрела на него.
— Так мы думали, но я пытаюсь кое-что понять с тех самых пор, как встретил тебя.
У него были самые прекрасные и нежные карие глаза.
— Что ты хочешь понять?
Когда он нежно прикоснулся к ее щеке, ее сердце учащенно забилось.
— А что если Бог послал нас, чтобы отыскать тебя?
— Для чего Богу спасать такую никчемную женщину, как я?
— Бог знает Своих людей, где бы они ни были. Даже если они в стенах языческого города. Он знал тебя, Раав, и Он ответил на мольбу твоего сердца. Бог спас тебя от смерти, и теперь Он предлагает тебе возможность стать частью Его народа.
Она покачала головой и отступила от него. Как бы ни нравилась ей эта идея, из нее ничего не выйдет.
