— А мне не хватает Изольды! — сердито воскликнул Олег. — Ты жил с Вышеславом душа в душу и должен знать, где он может укрываться. Найди мне его, Игорь!
— Не опущусь я до такого, чтоб рыскать по городам и весям, как соглядатай, — отказался Игорь. — Забудь о наложнице, брат. У тебя ведь жена есть.
— Отказываешься, значит, — процедил сквозь зубы Олег. — Твоя воля, брат. Но не обессудь, коль я сам отыщу Вышеслава. Изольду я прощу, что с неё, глупой, взять, а с дружка твоего голову сниму.
Игорь ненадолго задержался в Чернигове, чтобы повидаться с матерью, и поскакал обратно в Путивль.
После его отъезда Олег подступил к своей мачехе:
— Я немало добра тебе сделал, матушка. Вот и ты отплати мне тем же.
— О чём это ты? — с удивлением взглянула на Олега Манефа.
— Ты хотела, чтобы Игорь сел князем в Путивле, я сделал его князем, — принялся перечислять Олег. — Ты желала, чтобы Всеволод княжил в Трубчевске, и я дал ему Трубчевск. Тебе хотелось в Чернигов вернуться, и я взял тебя с собой, покидая Новгород-Северский.
— Чего же ты хочешь? — напрямик спросила Манефа.
— Игорь доверяет тебе и даже советуется с тобой, — осторожно начал Олег, — от тебя у него нет никаких тайн. Ты могла бы поехать к Игорю в Путивль и выведать обиняками про...
— Про Изольду и Вышеслава? — усмехнулась Манефа.
— Да, — кивнул Олег, напряжённо глядя ей в глаза.
— Хорошо, — княгиня пожала плечами, — я сделаю так, как ты просишь. Только не думай, что Игорь глупее тебя. Мой приезд обязательно его насторожит.
— А ты отправляйся не сегодня иль завтра, а дней через десять, — сказал Олег. — Может, к тому времени Игорь что-нибудь разузнает о Вышеславе либо тот сам заявится к нему.
— Пусть будет по-твоему, сын мой, — покорно произнесла Манефа.
Княгиню порядком утомляли и раздражали каждой дневные злобствования Олега, который постоянно ругал своих дружинников, рыскавших в поисках беглецов, да всё без толку.
Не нашёл Вышеслава и Бренк, ездивший ради этого в Киев.
...По прошествии десяти дней Манефа поехала в Путивль.
Агафья, полагавшая, что теперь, когда нет Изольды, «упруг опять станет уделять ей внимание, была поражена тем, что Олег пожелал и её использовать в поисках Вышеслава. Но какую роль он ей уготовил!
— Отправляйся в Трубчевск ко Всеволоду, — заявил Олег жене.
— Зачем это? — забеспокоилась Агафья.
— Затем, что видел я, какими глазами он на тебя поглядывает, наведываясь ко мне в гости, — ответил Олег. — По всему видать, присох к тебе младень. Да ты не красней, голуба моя! Это хорошо, что твоя краса Всеволоду кровь будоражит. Повелеваю тебе согрешить с ним в постели.
— Да в уме ли ты, милый?! — изумилась Агафья. — Не стану я делать этого!
— Станешь! — жёстко произнёс Олег. — Иначе посажу тебя в погреб к крысам.
Олег усмехнулся, видя, как передёрнуло Агафью при одном упоминании о хвостатых тварях, коих она до смерти боялась.
— Скажешь Всеволоду, что якобы едешь в Корачев к знахарке лечить свои женские хвори, это ведь по пути в Трубчевск, — заговорил Олег голосом, не допускающим возражений. — Задержишься на несколько дней у Всеволода в гостях. Думаю, он будет рад.
— Чего ты добиваешься, Олег? — спросила Агафья, испытующе взирая на мужа.
— Соблазняя Всеволода, постарайся выведать у него про Вышеслава с Изольдой. Может, Всеволод что-то знает о них, но не говорит из-за своей приязни к Вышеславу. Может, что-либо слыхал от Игоря, ведь с ним он общается ближе, чем со мной. Уразумела?
— Уразумела, — холодно вымолвила Агафья: её переполняло презрение.
На другой день Агафья уехала в Трубчевск...
В конце лета в Чернигов из Киева прибыли посланцы Святослава Всеволодовича с наказом слать войско к Переяславлю, в окрестностях которого появилась большая орда половцев. Беспокоился Святослав за юного переяславского князя Владимира Глебовича и просил Олега идти к нему на помощь. Сам Святослав в это время воевал с туровопинскими князьями, вздумавшими идти под руку полоцкого князя, и помочь Владимиру Глебовичу ничем не мог.
Олег, который всю дружину разослал на поиски Вышеслава и Изольды, в поход не пошёл, но приказал Игорю и Всеволоду вести полки к Переяславлю. Олег хотел и Ярослава Всеволодовича отправить вместе с Игорем и Всеволодом, но тот уже ушёл дружину к Курску, стеречь от поганых свои рубежи.
Игорь и Всеволод без промедления устремились к Переяславлю. В их объединённой дружине было семьсот всадников. Но они опоздали: половцы, простояв три дня под Переяславлем, ушли к городу Баруч. Переяславские воеводы, видя многочисленность половецкой орды, не решились дать битву в открытом поле, хотя князь Владимир рвался в сражение.
Игорь и Всеволод двинулись по следу степняков. Ещё издали они заметили в небе чёрный дым — это горел Баруч.
Среди обуглившихся развалин бревенчатых стен и домов лежали тела мёртвых русичей в белых портах и рубахах. Степняки сняли с убитых кольчуги, шлемы и сапоги. Примятая трава указывала, в каком направлении ушла степная конница.
— К городку Серебряному направились ханы, — переговаривались между собой немногочисленные переяславские дружинники, сопровождавшие северских князей. — Переяславль взять не смогли, так решили всё вокруг пожечь, злыдни!
— А какие ханы, известно? — поинтересовался Игорь.
— Двое их, старый и молодой, — отвечали переяславцы. — Старого зовут Кобяк, его орда кочует у самого Лукоморья. Из всех ханов это самый могучий. Молодого — Кончак, сын Отрока[69]. Этот из донских половцев, кои часто порубежье наше грабят.
— Чего же мы медлим?! — воскликнул Всеволод. Догоним нехристей и в куски порубим!
Но переяславцы отказались напрочь:
— Мало нас для такого дела. И ваша дружина, други, невелика по сравнению с половецкой ратью.
— У одного Кобяка больше восьми тыщ конницы!
— И у Кончака тыщ пять, не меньше.
Остались переяславцы у сожжённого Баруча, чтобы предать земле тела павших христиан.
Игорь и Всеволод повели дружину к городку Серебряному, стоявшему на реке Сулой. Туда прибыли под вечер.
Городок был сожжён дотла.
Вольный степной ветер далеко разносил запах гари и мелкие частицы пепла. Убитых русичей здесь было не меньше, чем в Баруче. Однако ни там, ни тут не было мёртвых женщин и детей.
— Значит, полон гонят поганые, — угрюмо промолвил Игорь.
— Переяславцы говорили, что разорили все сёла за рекой Альтой, — вставил Всеволод. — Да ещё эти два города... Чаю, немалый полон ведут за собой ханы.
Утром дозорные сообщили князьям, что половецкая орда разделилась: один из ханов двинулся к городу Голотическу, другой направился к пограничному городу Коснятину.
Игорь заметил, как загорелись глаза у Всеволода.
— Сам Господь внушил ханам мысль разойтись в разные стороны, — сказал Всеволод. — Коль навалимся дружно на одного из них, то другой уже не успеет на помощь.
— Мало у нас дружины, — с сомнением промолвил Игорь. — Даже на Кончака мало.
— Что же, так и уйдём бесславно? — уныло протянул Всеволод.
Игорь и сам горел желанием попытать счастья в сече с половцами, доселе не встававшими у него на пути. Когда ещё представится такая возможность?
— Ладно. — Игорь решительно сдвинул брови. — По коням!
Пустив впереди дозорных, братья устремились к Коснятину. От Коснятина было ближе до черниговских владений.
«Ежели не повезёт в битве, будем пробиваться к Сейму», — подумал Игорь.
Приближаясь к пограничной реке Суле, на которой стоял Коснятин, Игорь усилил дозоры, рассчитывая только на внезапность нападения.
Наконец вышли к Коснятину.
Дозорные сообщили, что половцы готовятся к штурму и отпустили своих коней пастись в степь.
— Стало быть, не ждут нападения, — потирая руки, усмехнулся Всеволод. — Вот только кто там — Кончак иль Кобяк?
— Теперь уже не важно, — промолвил Игорь, надевая шлем с золотой насечкой. — Ударим порознь, ты — по стану, я — на поганых, что собрались близ городского вала. Когда освободишь пленных русичей, без промедления двигай ко мне. А там — как бог даст!
— Держись, брат, я подоспею вовремя, — заверил Игоря Всеволод, на удивление спокойный.
— Главное, не дать поганым на лошадей сесть, — за метил Игорь.
— Да одолеем мы их: хоть пеших, хоть конных! — самоуверенно бросил Всеволод, натягивая кольчужные перчатки.
Через тростниковые заросли пересохшего болота русичи в молчании двинулись туда, где дымили костры половецкого стана. Изредка всхрапывала лошадь либо бряцала рукоять меча о край щита. Шуршал тростник, раздвигаемый конной колонной. Дружинники ехали, соблюдая большие интервалы, с опущенными на плечо копьями. Княжеские стяги тоже были опущены.