— Но у тебя есть кое-что взамен. Так сколько же теперь детей —…четверо?
— Да, Мадам, две девочки и два мальчика.
— Ты счастливая мать.
— Я считаю себя счастливой, Мадам.
— Это хорошо. Было время, когда мне показалось, ты пошла по неверному пути.
— Мадам!
Она похлопала меня по руке:
— Это только показалось. Я глубоко ценю Уолтера Деверо. Это человек, заслуживающий только хорошее.
— Он будет очень счастлив, услышать о себе мнение Вашего Величества.
— Счастливец — у него есть теперь наследник. Как вы назвали первого сына?
— Робертом, Мадам.
Она быстро и проницательно взглянула на меня. Затем сказала:
— Хорошее имя. Мое любимое.
— И мое — теперь, Ваше Величество.
— Я вознагражу твоего мужа за верную службу. Лорд Уорвик очень тепло о нем отзывался, и я придумала способ доказать ему свою благодарность.
— Можно ли мне спросить, что же это за способ, Ваше Величество?
— Конечно. Я отсылаю его любимую жену обратно в Чартли, чтобы, вернувшись домой, он нашел ее ожидающей его.
— Но он теперь служит на севере.
— Пока. Но ситуация с восставшими улаживается, и к тому времени, когда он вернется, я не разочарую его и не позволю ему скучать без жены.
Это была отставка. То дружелюбие, что она выказала мне при нашем совместном горе, прошло. Итак, я не была прощена за краткое увлечение Роберта мною.
Дети мои подрастали. Пенелопе было почти десять лет, а Роберту — пять. Домашняя жизнь, однако, никогда не удовлетворяла меня полностью. Я уже не была влюблена в мужа и не ощущала радости во время его приездов домой. Я становилась все более и более беспокойной и неудовлетворенной: жизнь казалась мне скучной. Я любила детей, в особенности Роберта, но пятилетний ребенок не может компенсировать женщине моего темперамента все радости жизни.
Когда приезжали гости, до меня доносились отзвуки другой жизни, чаще всего о лорде Лейстере, который по-прежнему занимал важное положение при дворе. Я жадно слушала новости. Годы проходили, а Роберт все был любим королевой. Теперь вовсе казалось невероятным, чтобы Елизавета вышла замуж. Еще недавно она флиртовала с кандидатом на ее руку герцогом д'Анжу, но, как и все ее прошлые соискатели руки, он был отвергнут. А Елизавета скоро должна была достигнуть сорокалетия, что было чуть многовато для рождения детей.
Роберт по-прежнему был любимцем, но ни на йоту не приблизился к возможности брака с королевой по сравнению с прошлым. С каждым же новым годом эта возможность все более и более таяла.
Ходили «темные» слухи о его амурных делах. Конечно, тщетно было бы ожидать, что такой мужчина, как Лейстер, будет согласен находиться в вечно подвешенном состоянии. Доносились слухи, что две придворные леди (одна из них Дуглас, жена герцога Шеффилда, а другая — ее сестра, леди Фрэнсис Говард) были влюблены в него и враждовали друг с другом из-за его внимания.
— Ему они нравятся обе, — поведал мне информатор, придворный человек, остановившийся в Чартли на два дня, и добавил с лукавой улыбкой: — но королева заметила их глупость, и они попали в опалу.
Я ожидала, что они под любым предлогом будут отправлены прочь, как была отправлена я. Я была удивлена тем, что все еще ощущала ревность. Я вспомнила, что кто-то говорил, будто в женщинах семьи Говард есть что-то очаровывающее. Анна Болейн была родственницей Говардов по матери, Катерина Говард, пятая жена Генри VIII, обладала этим очарованием. Бедняжка! Очарование стоило ей головы, хотя, если бы она была хоть чуточку более проницательна, она могла бы избежать этого. Они не были хитры и проницательны, Говарды. Они привлекали к себе мужчин, но не в силах были просчитать свои выгоды от союза с ними.
Я так желала знать новости, что удивлялась, как я подумала, что навсегда позабыла Роберта Дадли. Я понимала, что стоит мне встретиться с ним вновь, и я так же воспылаю к нему страстью, как и раньше.
Я спросила гостя, что он знает об этих сестрах.
— Ходят слухи, — сказал он мне, — что леди Шеффилд стала любовницей Лейстера во время их пребывания в замке Бельвуар.
Я вполне могла представить это: любовная связь должна была развиваться стремительно, как и моя, поскольку Роберт был нетерпелив, а холодность и осторожность королевы должны были довести его до отчаяния, которое он не намерен был терпеть в отношениях с другими женщинами.
— Есть также сведения, — продолжал мой гость, — что Лейстер написал любовное письмо Дуглас, в котором неосторожно обмолвился о том, что сожалеет о существовании мужа миледи и что он женился бы на ней, если бы она была свободна. После этого стали циркулировать намеки на то, что Шеффилд недолго будет еще мешать им.
Я в ужасе выдохнула.
— Но не имел же он в виду…
— После смерти его жены про него ходили зловещие слухи. Глупая Дуглас, а возможно, она не столь глупа и сделала это намеренно, оставила письмо на виду, и оно было найдено ее золовкой и показано мужу-рогоносцу. Они рассорились, и Шеффилд поехал в Лондон организовать развод. У него есть письмо, которое может рассматриваться как угроза его жизни, учитывая его автора.
— Все настоящие мужчины в этой жизни бывают оклеветаны, так как им завидуют, — начала вдруг я, яростно встав на защиту Роберта. — И уж, конечно, мишенью для клеветы всегда являлся граф Лейстер.
— Видите ли, у него есть знаменитый врач-итальянец…
— Вы имеете в виду доктора Джулио.
— Да, так, кажется, его имя. На самом деле он — Джилио Боргерини, но людям трудно было произносить итальянское имя. Говорят, он большой знаток ядов, и его хозяин использует эти знания.
— И вы верите этому?
Он пожал плечами:
— Была таинственная смерть жены. Люди этого не забыли. Когда происходит что-то подобное, такие вещи всегда вспоминаются.
Когда он уехал, я стала думать о Роберте. Мне было больно думать, что он желает жениться на Дуглас Шеффилд.
Вернулся Уолтер. Он раздулся от гордости, услышав об оценке своей службы королевой, и начал строить какие-то грандиозные планы завоевания Ольстера. Королева вознаградила его титулом кавалера Гэртера и герцога Эссекса — титулом, который и ранее был в их роду благодаря браку с Мэндвиллами.
Возвращение титула явилось знаком милости королевы. Теперь я была герцогиней и очень желала сопровождать мужа для вознаграждения ко двору, однако приглашение было, слишком очевидно, послано ему одному, и мне пришлось остаться.
Вернувшись, он начал рассказывать о последнем скандале. Как и следовало ожидать, в нем был замешан Роберт Дадли.
— Говорят, что граф Шеффилд, раскрыв измену жены с Лейстером, решился на развод. Но вообрази себе скандал, который обещал бы бракоразводный процесс. Не думаю, что это понравилось бы королеве.
— А она все так же любит его?
— Очевидно, да. Когда его нет возле нее, она становится сварливой и капризной и всюду следит за ним.
— Расскажи мне о скандале с Шеффилдом.
— Теперь это неважно. Он умер.
— Умер?!
— Да, как раз вовремя, чтобы избежать этого скандала. Нетрудно вообразить гнев королевы, если бы она узнала о связи Лейстера с леди Шеффилд.
— А как он умер?
— Говорят, его отравили.
— Люди всегда говорят такие вещи.
— Во всяком случае, он мертв, а это означает, что Лейстер может спать спокойно.
— А леди Шеффилд? …он женился на ней?
— Об этом я ничего не слышал.
— Какова из себя леди Шеффилд?
Уолтер пожал плечами. Он никогда не обращал внимания на женскую внешность. Он более интересовался политикой, чем частной жизнью, и только из-за важности положения Лейстера в политике он проявил интерес к скандалу с ним, и то это было важно для него в связи с возможностью отчуждения королевы от Лейстера.
Уолтера более всего интересовал план брака между Норфолком и Марией Шотландской, который пыталась привести в исполнение леди Скроуп, когда Уолтер вместе с моим отцом охраняли пленницу.
Норфолк всегда был дураком. Он был трижды женат, и все его жены умерли. Ему было за тридцать. Репутация королевы Марии и королевская кровь покорили его. Ее считали красивейшей женщиной в мире, и ее три умерших мужа соответствовали количеству его умерших жен.
Для такого глупого и тщеславного человека представлялось большой честью стать супругом королевы. Таким образом, план развивался. Норфолк был протестантом на словах и католиком в душе. Думаю, он всерьез мечтал стать королем Англии, он никогда не забывал, что его род выше и древнее, чем Тюдоры.
План не держали в секрете, и, когда он стал известен королеве, она послала за Норфолком. Все почувствовали в этом зловещее предупреждение Норфолку.
Королева при встрече сказала, что до нее дошла весть, будто Норфолк желает сменить свой титул графа на титул короля. Норфолк был настолько перепуган взглядом больших коричневато-рыжих глаз королевы, что начал все отрицать. Он утверждал, что королева Шотландская недостойна его руки и заподозрена в убийстве, а он привык спать спокойно. Когда королева сказала в ответ, что мужчина должен быть готов на риск ради короны, Норфолк ответил, что ему так же подобает быть принцем Норфолком в его родовом имении, как королеве — быть королевой в самом сердце Шотландии. Это опасное замечание с равным успехом могло быть отнесено к самой Елизавете — в отношении Гринвича. Затем он еще более вовлек себя в опасную игру, сказав, что не может жениться на Марии, зная, что она претендует на корону Англии и что, сделай он это, он станет соискателем короны Англии также.
