– Да уж не за девками охотимся, – сказал чародей. – Вот с Тароном по Оке сплавляемся.
– Ну да, – кивнул Рыжий с усмешкой и показал, как бы между прочим, что узнал их обоих. – Чародей с княжеским приёмышем в корабельщики нанялись или в охрану? Чего уж тут, обычное дело.
– Чем плоха работа? – возразил Сокол.
– Да от вас за версту тайной несёт, уж я в этом толк знаю, можешь поверить.
– Ну, чужие тайны тебе вовсе не на пользу пойдут, – усмехнулся чародей. – Ты со своими-то разобраться не можешь.
Рыжий подумал немного и решился.
– А хотите вы или нет, но придётся вам меня с собой взять, – заявил он. – Не отстанет от меня Никанор. Да и врёт он, что мимо Мещёрска едет. Не всё он степнякам из завали своей сбыл. А пока он там крутиться будет, мне домой ходу нет. Князь оправдает, так этот дурак самочинно что-нибудь сделает. Дом спалит, сволочь, или ножом пырнёт.
Сокол хотел осадить настырного парня, прогнать, но вдруг подумал, что, встав однажды на путь, не следует пренебрегать знамениями. Пусть и нелепыми на первый взгляд. Может не случайно Романа они от расправы спасли? Может он им понадобится ещё? А если и не понадобится, то вреда от него большого не будет.
– Мне всё равно, – сказал чародей. – Хочешь, иди с нами. Сам только не пожалей потом.
– Уж не сомневайся, – заверил Рыжий. – Я никогда ни о чём не жалею.
– Оно и видно.
***
В Елатьме Тарон решил остановиться по делам на несколько дней. Можно было сменить корабль, найти другого хозяина – здесь многие останавливались – но Сокол не привык торопить судьбу и потому согласился подождать земляка.
Тарко и вовсе обрадовался задержке. Он надеялся увидеть Вияну. Обида ещё не угасла, но если меч, в конце концов, отдать предстоит, то хотя бы сейчас перед девушкой с ним покрасоваться. Не зря же в Стылые Мары ходил. Но поиски сестрички он отложил на завтра, сейчас следовало искать ночлег, а не княжну.
Единственный постоялый двор в Елатьме располагался у пристаней. Именно с проезжих купцов, путешественников и корабельщиков хозяин заведения по прозвищу Колесо получал половину дохода. Пусть значительной торговли в пограничной крепости не велось и постоянных съездов не устраивалось, зато здесь, под охраной войска, любили останавливаться все, кто шёл с верховьев и с низовьев Оки, и кто выходил на эту главную торговую дорогу из Кадома или Червленого Яра.
Так что народу на постоялом дворе Колеса обитало зачастую побольше, чем у Байборея в Мещёрске, да и сам двор выглядел побогаче. Несколько высоких домов, отведённых под постой, объединял огромный обеденный зал. В нём собирались не только постояльцы, но ради обедов и выпивки частенько заглядывали и местные чревоугодники. Обеды эти в городе прозывали «объедами», именно они и составляли второю половину твёрдых доходов хозяина. Колесо поставил дело так, что всегда брал определенную плату вперёд, но зато потом позволял посетителям набивать животы, кто сколько осилит. Отсюда и слава его объедов пошла.
Когда Сокол со спутниками заглянули в заведение, как раз подходило время вечерней трапезы, и постояльцы вперемешку с горожанами уже собрались за длинными и крепкими дубовыми столами, предвкушая разнообразные угощения. Заплатив хозяину, мещёрцы присоединились к страждущим, разделив конец стола возле самого входа с каким-то печальным мужичком. Тот, по всей видимости, пришёл один, всё время молчал и на новых соседей даже не покосился.
Сокол осмотрелся. Зал был просторным, с несколькими дверьми, ведущими в поварню и к горницам постояльцев, но совсем без окон. Вверху на глухой западной стене оставалась внушительная щель венца в два, дающая выход чаду и пропускающая в сумрак помещения багровые лучи заката. С закатом спорили светильники, стоящие на каждом столе и тележное колесо со свечами, висящее на цепях под потолком.
С приближением начала трапезы разговоры стихали, напряжение нарастало как перед боем, и вскоре в зале воцарилась такая глубокая тишина, что посетители отчётливо слышали звуки поварни и по ним живо, до текущих слюней, воображали, как доваривается похлёбка и допекается мясо, а слуги выкладывают на огромные блюда первую смену.
Но вот двери в поварню открылись, и началось действо, достойное эллинских или римских чревоугодников.
Перво-наперво подали закуску – овощи, зелень, холодную рыбу и нарезанную ломтиками телятину. С первой сменой гости управились быстро. Закусив, они выпили и тут же слуги подали горячее – уху с грибами и щи, к которым на заедку поднесли рассыпчатую кашу. Затем подавали всевозможную дичину – жареную прямо с рожна и варёную из печи – кому, что больше нравилось. Здешний хозяин в приготовлении мяса толк имел – так приправил кабанчика зеленью и грибами, что у гостей животы заурчали от одного только запаха. И потом опять пили. И заедали дымящейся кашей на молоке и на меду. Кому и этого оказалось мало, тем принесли великое разнообразие пирожков и с мясом, и с грибами, и с крупой, и с капустой. В конце подали кисель и свежие ягоды – пора сбора ягод уже прошла, но Колесо умел сохранить их до самой зимы. Слуги только и успевали менять блюда и подливать напитки – мёд, квас и пиво. Водилось у хозяина и привозное вино, цареградское, но это на любителя больше.
Уже на третьей смене разговоры возобновились. Утолив первый голод, гости вернулись к делам или прерванным ожиданием беседам, и ровный гул голосов вновь наполнил заведение. Большинство разговоров, так или иначе, вертелись вокруг торговли. Сидящие неподалёку купцы, судя по говору рязанские, сетовали, что задержались в дороге и не поспели к пятничному торгу в Городец Мещёрский и теперь решали, куда им отправиться дальше. Услышанное ещё больше расстроило молчаливого соседа Сокола. За всё время Рыжему только и удалось вытащить из мужичка имя – Ондроп – а теперь тот и вовсе понурился.
– Тоже в Мещёрск не успел? – спросил его Рыжий. – А на чём богатеть собирался?
– Какое там, богатеть, – отмахнулся Ондроп. – Всего помаленьку в возок положил. Толстину, посуду, мёд…
– Эх, ты, голова капустная! – перебил его Рыжий – Да кто ж сюда мёд-то возит? Здесь и свой девать некуда. Он у нас самый дешёвый по всей Руси. И самый наилучший. А всё равно продать трудно. Народ беднеет, не до медов ему.
– Каждый кулик своё болото хвалит, – возразил Ондроп. – Из Кадома везу. Мёд у нас не хуже вашего и уж всяко не дороже.
– Из Кадома? – повторил Рыжий. – Понятно. А чего тогда не по реке идёшь?
– Дела были не по пути, – махнул рукой купец. – Теперь уж и сам жалею. На лодке давно бы уж обернулся.
Разговорив-таки купца, Рыжий ещё долго выспрашивал его и про то и про другое, про хилость торговли, убытки, опасности пути и нескладную жизнь со сварливой женой. Тарко в разговор не лез, но слушал внимательно, в который раз, поражаясь общительности своего нового приятеля и его умению втянуть незнакомого человека в беседу и полностью выведать всю его историю и все замыслы. Рыжий ещё на лодке выпотрошил все тайны Тарона и его гребцов, как видно, таково уж его естество.
По быстрому набив брюхо, Ондроп засобирался в путь, а Рыжий, по доброте душевной, посоветовал неудачливому купцу на прощание:
– Ты вот что, – сказал он. – Продавай ко всем псам свой мёд побыстрее. Прямо здесь же в Елатьме и продавай. Закупай железо всякое – гвозди там, петли, скобы и прочее в таком роде и дуй-ка, братец, в Муром. Там сейчас стройка идёт великая – князья город вновь ставят. Железа много требуется. Глядишь дела и поправишь.
В глазах Ондропа проблеснула надежда. Он даже погодил с уходом, расспросив Рыжего о муромских делах, а уж расстались они без малого друзьями.
– Сам придумал или услышал от кого? – насмешливо спросил Сокол, как только Ондроп вышел за дверь.
– Что? – не понял Рыжий.
– Про Муром.
– А что не так? – удивился Рыжий. – Муром и правда ставят. А где стройка там и железо потребно. Сам не был, всё верно, но если подумать?
– Всё так, – кивнул Сокол. – Да только там и своих купцов хватает, своих поставщиков, и как бы твои советы до разорения человека не довели.
– Некуда ему больше разоряться, – отмахнулся Рыжий. – Повезёт, так поправит дела, а нет, то ничего ему не поможет больше.
Те, кому завтра дорога или дела предстояли, как и Ондроп, начали расходиться, но некоторые собрались, похоже, бражничать до последнего. В основном местные завсегдатаи остались, но и гостей за столами застряло немало. Благо хозяин заведение не закрывал до ухода последнего посетителя.
Вино и пиво развязывало языки, люди собирались кучками и изливал друг другу души, порой весьма громко. Но не у всех находился собеседник под боком, а поговорить хотелось. Изрядно подвыпив, один из парней, что сидел в одиночестве, принялся хвастать, обращаясь ко всем сразу и вместе с тем ни к кому отдельно. Перед тем он достал из сумки какие-то серебряные стрелки, змеевики, обереги, вовсе непонятные вещицы. Разложил богатство перед собой, словно гадальные кости и только тогда произнёс громко:
