— Булис, скажи, что слышно о моей жене и сыновьях? — как можно более безразличным тоном спросил он, глядя в сторону.
Немного они могли рассказать тоскующему Демарату. Только то, что они живы и здоровы. Со времени его бегства Перкала живёт уединённо, почти не выходит из дома — вот и всё, что удалось ему узнать. На прощанье он щедро одарил соотечественников и просил передать подарки Перкале и сыновьям. Те несколько замялись, размышляя, не нарушат ли они этим закон Спарты. Но потом, сжалившись над своим бывшим царём, из уважения к его несчастьям и прежним заслугам они согласились. На следующий день спартанцы отправились в обратный путь.
Глава 4
Коварство Аместриды
Это событие сильно подействовало на Ксеркса. Его решимость отправиться в поход на Элладу сильно поколебалась. Теперь он бы с радостью отказался от своего замысла. Но для этого нужно было найти подходящий предлог, а он не находился. Если раньше Ксеркс охотно слушал речи честолюбивого Мардония и сердился на Артабана, то теперь всё было наоборот: Мардония он не допускал к себе под разными предлогами вовсе и находил удовольствие в обществе своего благоразумного дяди. Чем больше Ксеркс думал о походе, тем больше ему казалось неразумным воевать с Грецией. Наконец он твёрдо решил оставить прежнее намерение и на ближайшем совете заявил:
— Персы! Простите меня за внезапную перемену решения! Ещё нет у меня зрелой мудрости, и люди, побуждающие меня начать войну, никогда не оставляют меня в покое. Поэтому, когда я услышал мнение Артабана, тотчас вскипела моя юношеская кровь, и я нечаянно высказал старшему по возрасту недостойные и оскорбительные слова. Ныне же я должен признаться, что был не прав, и решил последовать его совету. Итак, я раздумал идти войной на Элладу, и вы можете спокойно оставаться дома.
Мардоний и некоторые из молодых персов, жаждавших славы и ратных подвигов, были недовольны. Но основная масса персидской знати радостно приветствовала это решение, сулившее ей мир и безмятежность. Все стали забывать о походе. Жизнь потекла своим чередом. Охота и пиры — основные развлечения царского двора — не прекращались ни на день. Демарат уже собирался уехать в своё отдалённое имение, подальше от безудержного придворного разгула, которого гнушалась его душа. Но тут случились события, которые сильно изменили ход истории.
У Ксеркса была жена, Аместрида, иудеянка родом. Мать её из-за своей красоты оказалась в гареме перса Отана, который принял её дочь от первого брака и воспитывал как своего родного ребёнка. Когда девочка выросла и расцвела, её отдали в жёны Ксерксу. Хитростью и обольщениями она сумела из прочих многочисленных обитательниц гарема возвыситься до царицы. Сладкими речами она убаюкивала царя, так что он, казалось, находился под действием волшебных чар. Ксеркс делал всё, чего бы она ни пожелала. Зато ко всем остальным она была неумолима. Никто не чувствовал себя в безопасности рядом с Аместридой. Она могла затаить обиду и долго вынашивать план мести, затем наносила молниеносный и беспощадный удар. Коварство, умение терпеливо выжидать удобного часа и свирепость тигрицы — были главными свойствами её натуры. Её приёмный отец Отан, почтенный добродушный перс, который благодаря Аместриде из простого воина достиг самых высоких постов в государственной иерархии, не имел на неё никакого влияния. Из всех родственников и друзей она слушала только своего двоюродного брата — Мардуха. Говорили, что именно Мардух при помощи волшебства научил её хитростям и приёмам обольщения, благодаря которым она стала царицей. Мягкий по природе и расслабленный Ксеркс не мог противиться железной воле царицы.
Вот и на этот раз она задумала вместе с Мардухом услать царя подальше от столицы, чтобы в его отсутствие свободнее распоряжаться всеми делами. Оба они желали ослабить и погубить персидское царство, а поход обещал быть непростым. Итак, царица приступила к царю с такими речами:
— Владыка и повелитель мой, больно мне слышать, что ты решил простить своих врагов — злокозненных афинян, в то время как твоё царское достоинство требует, чтобы ты был беспощаден к врагам, истребляя их без всякой жалости. Я боюсь за твоё царство — другие сатрапии увидят, как ты беспечен и мягок, и отложатся от тебя.
Но Ксеркс не хотел её слушать.
— Жена, ты напрасно беспокоишься за мою власть, после победоносного похода в Египет и Вавилон ничто не угрожает мне. Куда более необдуманным будет бросить царство и отправиться далеко на Запад, на край земли ради сомнительной победы.
Царица всё же не унималась, но Ксеркс на этот раз был непреклонен. Убедившись вскоре, что обычными уговорами она не может достичь цели, сговорившись с Мардухом, Аместрида прибегла к следующей хитрости. Вечером перед сном она подливала в кубок царя одурманивающее зелье, действие которого было таково, что человек не мог отличить сна от реальности. Как только Ксеркс засыпал на ложе подле царицы, в царский покой входил Мардух, одетый в персидские одежды, на высоких котурнах[14], увеличивающих его рост больше, чем на фут. Он будил царя и говорил:
— Итак, ты изменил своё решение и не желаешь идти войной на Элладу после того, как приказал персам собрать войско? Нехорошо ты поступаешь, меняя свои взгляды, и я не могу простить тебе этого. Держись того пути, которым ты решил идти сначала.
Ксеркс, услышав эти речи, пришёл в ужас. Он простёр к видению руки, хотел что-то сказать, но тут в глазах его помутилось, и неодолимый сон сковал его до утра. Проснувшись, он вспомнил ночное происшествие, уверенный, что это был призрак, но не придал ему значения и никому ничего не сказал. На следующую ночь Аместрида и Мардух проделали то же самое. На этот раз призрак сказал Ксерксу:
— Сын Дария! Ты решил всё-таки совсем отказаться от похода, не обратив внимания на мои слова, как будто бы ты услышал их не от власть имеющего? Знай же: если ты тотчас не выступишь в поход, то всё твоё величие и могущество обратятся в прах.
Ужас объял царя. На этот раз он отнёсся к словам всерьёз. Утром он послал за Артабаном.
— Дорогой мой друг, — обратился к нему Ксеркс, — ты знаешь, как несправедливо я обошёлся с тобой, наговорив тебе на пиру много несправедливых слов. Затем я раскаялся и последовал твоему мудрому совету. Но вот уже вторую ночь ко мне является грозный призрак и повелевает отправляться в поход. Я хочу, чтобы ты увидел этот призрак своими глазами. Итак в следующую ночь ты облечёшься в царские одеяния и возляжешь на моё ложе. Если он явится тебе также, как мне, тогда я поверю, что он ниспослан богами.
Так они и сделали. Ксеркс расположил Артабана на своём ложе, а сам занял место на походной постели, которую распорядился внести в комнату. Аместрида наблюдала за всеми приготовлениями, она исхитрилась подлить то же зелье в кубок Артабана. Ксерксу на этот раз она дала более сильнодействующее снадобье, чем прежде.
Когда в середине ночи оба уснули, Мардух вошёл и встряхнул Артобана за плечи, так что тот в страхе проснулся. Зная, что Артабан не так доверчив ко всяким сверхъестественным вещам, как Ксеркс, и может опознать его, он встал у него в изголовье и заговорил:
— Это ты стараешься всячески отговорить Ксеркса от похода на Элладу, якобы желая ему блага? Ты не останешься безнаказанным ни в будущем, ни теперь за то, что пытаешься отвратить веление рока. Что ждёт Ксеркса за неповиновение, это ему уже объявлено. И недалёк тот день, когда предречённое мной будет исполнено.
С этими словами он накалил на жаровне, обогревавшей покои царя, бронзовую монету и, удерживая её длинными щипцами, стал подходить, чтобы выжечь Артабану глаза. Сон неодолимыми путами сковывал его члены, так что он не мог противиться призраку. Собрав последние силы, он закричал ужасным голосом, Ксеркс на мгновение очнулся и сел на постели. Мардух, испугавшись, скрылся, досадуя, что не удалось привести в исполнение задуманное — выжечь Артабану глаз и дать всем персам неоспоримое доказательство божьего гнева, который будто бы постиг Артабана за то, что он отговаривал царя от похода на Элладу…
Проснувшись поутру, царь и его дядя стали обсуждать ночное происшествие. Теперь и Артабан был убеждён в истинности видения. Поражённый страхом, он сказал Ксерксу:
— Царь, мне не раз приходилось наблюдать ниспровержение великих держав малыми. Я помню, чем закончился поход Кира на массагетов и поход Камбиза на эфиопов. Сам я участвовал в войне Дария со скифами. Поэтому я хотел удержать тебя от увлечений юности, зная, сколь гибельна страсть к большему могуществу. Я хотел, чтобы народы прославляли тебя как самого счастливейшего из смертных, как того, кто даровал им мир и процветание. Но поскольку мы предпримем наш поход по божественному внушению, значит такова воля небожителей — покончить с эллинами навсегда. Они обречены божеством на погибель. Теперь я тоже изменил своё прежнее мнение. Собери персов, объяви им о ниспосланном тебе откровении и прикажи готовиться к походу.
