Дивислав тоже понимал, что его ссора с хозяином волховского пути очень дурно скажется на торговле и на отношениях со всеми соседями. Собственные старейшины не скажут ему спасибо, если он лишит их возможности сбывать бобров, куниц, воск и лен в обмен на серебро и паволоки.
Если уж ему придется выбирать между миром и честью, он выберет честь, но сначала он должен был убедиться, что иного пути нет.
Хирдманы принесли мешки, развязали и выложили на столы в обчине их содержимое.
Здесь были драгоценные собольи шкурки, пара косяков шелка, яркая расписная посуда и даже один франкский меч – такие мечи звались варяжскими. Все мужчины, даже кому никогда не случалось не то что держать подобный клинок в руках, а даже видеть его вблизи, знали их превосходное качество. Меч был еще без рукояти и ножен, но сам по себе стоил едва ли не столько же, сколько остальные подарки.
– Вот, это тебе. – Герлейк показал Дивиславу на меч. – Если пожелаешь, Ульв конунг прикажет своим мастерам изготовить для него рукоять из серебра и ножны с украшениями. Вот этот шелк – для твоей жены, а прочее ты можешь раздать своим людям, которые понесли ущерб и претерпели обиду по вине Бодди. Тогда никто из нас не уронит чести и между нами сохранится мир.
Дивислав внимательно осмотрел меч, бережно взяв его через льняное полотно, в котором он был привезен. Клинок действительно был хорош! И это будет первый варяжский меч в его роду…
Всевида с Держаной обрадуются шелку, а меха и посуда помогут старикам забыть, как они обгладывали ребра Кабаньей Морды. Он взглянул на лица старейшин: только Нудогость презрительно кривился, зато остальные взирали на подношения горящими глазами.
Мельком Дивислав зацепился взглядом за Гостомысла: тот украдкой ему подмигнул и слегка улыбнулся. «Соглашайся», – говорил этот взгляд. Видимо, младший княжий сын знал или думал еще кое-что, о чем не мог сейчас сказать.
– Ну, если мои нарочитые мужи не против… – Дивислав еще раз оглянулся на спутников, и они закивали. – Вижу, подарки неплохие. Ради мира и дружбы с Ульвом… я согласен их принять.
– За это надо чару поднять! – почти пропел Унегость, едва не приплясывая на месте.
Он больше всех был рад, что нависшая угроза войны прямо у его порога благополучно миновала.
– Милодедовна! – крикнул он жене, стоявшей с невестками поодаль у двери. – Меду давай!
Унегость потер руки…
Дивислав снова глянул на Гостомысла: тот широко ухмыльнулся, уже не скрываясь.
На самом деле Ульв конунг не понес ни малейшего убытка ради этого примирения. Подарки, включая рейнский клинок, были взяты из товаров Бодди. Объяснив, что кривичи настроены очень решительно и что ему будет гораздо проще, выгоднее, да и честнее выдать им преступника, чем покрывать его, Ульв изъял три четверти товаров, которые вез варяг. Из них половину Ульв отослал Дивиславу, а вторую половину взял себе за беспокойство. Таким образом, как он объяснил несчастнейшему Бодди, всем вышла прямая выгода: Дивислав сохраняет честь, его люди получают возмещение ущерба, Ульв уберегает мир в своих владениях, а Бодди – жизнь.
– И если рассудить как следует, – закончил Ульв свою речь, – то всякий признает, что именно ты выгадал больше всех. Честь можно, так или иначе, восстановить, мир заключить заново, а нажить имущество для толкового человек нетрудно. Вот только утраченную жизнь вернуть невозможно, и от трупа, как говорил Один, нет уже никакого проку.
На следующий день, передав поклон Ульву и оставив трех соболей Унегостю в благодарность за приют и ласку, Дивислав с большей частью дружины уехал восвояси.
Задержались отроки – сыновья его старейшин, которых Гостомысл пригласил съездить с ним на лов. К ним присоединился и Нудогость. Они уехали только два дня спустя.
Гостомысл, хорошо знавший и местность, и людей вокруг, обещал зоричам отличную забаву и недурную добычу.
Ради зимней скуки к ним присоединились другие молодцы и отроки Словенска, и когда ловцы наконец снарядились, их оказалось десятка четыре.
В Зорин-городок дружина под предводительством Нудогостя воротилась еще дней семь спустя.
Нудогость прошествовал прямо к князю, но там, прежде чем начать рассказывать, почтительно попросил Держану увести княгиню.
И не зря.
После ухода женщин дед Нудята развязал мешок и с торжество вытряхнул на пол нечто круглое, бледное, гладкое…
По обчине пролетел невольный крик – это была человеческая голова. Черты лица были искажены предсмертным ужасом, однако все без труда узнали того, кого видели здесь совсем недавно и кто обещал, что его будут не раз вспоминать…
Обманув бдительность варягов отъездом Дивислава с большей частью дружины, Гостомысл послал своих отроков следить за Волховцом.
Кто обращает внимание на мальчишек, удящих рыбу из-подо льда? Уж точно не Бодди, бежавший в страхе и горести из-за потери почти всего товара.
И прямо на льду Волхова, еще до порогов, где не было поблизости жилья, среди бела дня его и накрыли «ловцы».
Даже если Ульв конунг мог быть недоволен нападением на его земле, его утешило бы то, что неведомые лиходеи помогли ему выполнить обещание: Бодди никогда и ни в коем случае больше не появится в этих краях. Вероятно, удовольствовавшись этим, Ульв и не стал поднимать шума.
О происшествии он узнал довольно скоро: ему принесли эту весть пятеро уцелевших спутников Бодди. Часть дружины погибла при нападении, хотя «ловцам» была нужна голова одного только Бодди, часть пустилась дальше в Ладогу, под защиту тамошнего ярла. А пятеро, отсидевшись в лесу, пока нападавшие не уехали, выждали дотемна и пустились обратно в Волховец – до него было куда ближе, чем до Ладоги.
– Я предвидел нечто подобное, – сказал Ульв жене, когда они остались вдвоем в спальном чулане. – Князь Дивислав выглядит человеком упрямым. Он явно мне не поверил, и нет ничего удивительного, если он решил все же добиться своей мести.
– И ты это так оставишь? Ведь он совершил разбойное нападение на твоей земле!
– Видишь ли, если я стану говорить с ним об этом, мне придется признать, что Бодди все же прятался у меня. Иначе нападение могло бы произойти не ближе Альдейгьи, и это была бы уже забота Хакона, а не моя. А Бодди – неудачливый человек. У него был слишком неудобный нрав: хвастлив и тщеславен, но труслив. Тщеславие навлекало на него неприятности, а трусость мешала выпутаться из них с честью. Ничто не спасет обреченного. Нам следует радоваться, что уж нас-то он больше в неприятности не втравит.
– На прощание он принес нам кое-что хорошее. – Сванхейд бросила взгляд на ларец, где у нее были заперты бусы из берилла и жемчуга.
– Ах, это! – Ульв тоже посмотрел на ларь. – Прости, королева, но я не советовал бы тебе держать эту вещь у себя.
– Вот как! – Сванхейд в изумлении развернулась к нему.
– Да. Я бы советовал тебе с этой вещью расстаться. Во-первых, я уверен, что Бодди хвастал ею на всем пути, в том числе – и в доме у Дивислава. И если не сам князь, то его женщины обязательно это запомнили: ведь такое ожерелье в этой части света одно, это не стеклянные бусины «с глазками» и «с ресничками», кои есть уже на каждом чудском хуторе. А во-вторых, подарки неудачливого человека никому еще удачи не приносили.
– Может быть… отошлем это Мальфрид? – поколебавшись, предложила Сванхейд.
Она признавала правоту мужа, но совсем расстаться с такой прекрасной драгоценностью у нее не было сил.
– Не думаю, что нам стоит рисковать нашей дочерью, у которой и так жизнь непростая. Вот, может быть… – Ульву пришла неожиданная мысль. – Что ты скажешь, если мы отошлем его нашей будущей невестке? Невесте Ингвара?
– Девочке? – Сванхейд вытаращила глаза.
– Может, она еще мала для таких драгоценностей, но ее отец и прочая родня, несомненно, оценят это как знак нашего уважения. Нам уже пора бы его проявить: ведь они обручены целых три года!
– И кому же ты доверишь отвезти такую вещь? – с тайной ревностью спросила королева.
– Думаю, кто-нибудь из сыновей Ветурлиди не откажется исполнить такое поручение и заодно глянуть на нашу будущую невестку. Мы хоть узнаем, хороша ли она собой и много ли обещает в будущем. К тому же, если мы подарим ожерелье ей, оно не уйдет из нашей семьи: ведь когда-нибудь она прибудет сюда, чтоб выйти замуж за Ингвара, и на свадьбу уж непременно его наденет. Не думаю, чтобы Вальгард в своем захолустье раздобыл ей в приданое что-нибудь получше!
– Ты считаешь… – Сванхейд взглянула на мужа с сомнением. – Если мне нельзя держать его у себя, ей можно?
– Через Плесков Бодди не ехал и там эту вещь никто не видел. А до тех пор, пока невеста приедет сюда, вся эта троллева сага забудется.
