в храм, должен предупредить, что храм, хотя бы и закрытый или взятый под охрану как имеющий музейное значение, для верующих, пока в нем остается святой престол, священный и всякое несоответствующее его святости поведение является оскорблением религиозного чувства верующих.
3. Облачившись в епитрахиль и поручи, так как придется ему касаться престола и священных сосудов, священник показывает посетителям священные драгоценные церковные предметы согласно описи. При этом он должен предупредить посетителей, что вход в святой алтарь мирянам воспрещается, тем более неправославным. Священные же предметы, находящиеся в святом алтаре, он покажет, вынося на клирос, обязательно держа в своих руках и не позволяя касаться к ним рукам неосвященным, так как и сам их касается только в священном облачении.
4. Если же посетители на предупреждение священника не обратят внимания, войдут в святой алтарь и там будут вести себя не благоговейно, то в таком храме и алтаре, прежде чем начать службу после такого посещения, должно быть совершено малое освящение, что и необходимо сделать в церкви бывшей калинкинской больницы.
5. Святыни храма закрытого, если окажутся, как-то: святые мощи, святой антиминс, святые запасные дары, святое миро — должны быть взяты священником с собой и переданы в ближайший приходской храм.
6. Священные сосуды и освященные предметы священник по церковным канонам и по распоряжению церковной власти не может отдать посетителям. Если же они будут настойчиво требовать, то должен заявить — берите сами. В самом акте изъятия должно быть отмечено, что перечисленные церковные, священные предметы взяты были самими посетителями.
7. Копия акта, составленного посетителями, и акт о посещении храма, составленный священником и подписанный представителями прихожан, должны быть немедленно представлены местному благочинному для доклада митрополиту.
8. Если же в храме окажутся предметы, не имеющие богослужебного, священного характера: подвески с икон в виде колец, цепей, ожерелий, канделябры и т. п., лом золотой и серебряный, то таковые предметы, но с согласия общины верующих, если существует при храмах, а где общины нет, то и непосредственно священником, могут быть переданы по акту.
Митрополит Вениамин [34].
Как свидетельствовал епископ Венедикт Кронштадтский, именуемый на процессе подсудимым Плотниковым, «16 марта утром я был с докладом у владыки-митрополита и он осведомился, буду ли я на собрании благочинных. Получив утвердительный ответ, он предложил инструкцию, как вести себя мирянам и священнослужителям при изъятии церковных ценностей. Эта инструкция была только что издана им, и он просил на собрании благочинных сообщить ее, если они еще не были с ней знакомы. Когда я пришел на собрание, там разбирался вопрос о повышении цен на свечи, а потом прочитана была эта инструкция, и по поводу ее имелись суждения. Инструкция удовлетворяла всех, потому что там ясно высказывались правила, которыми должны руководствоваться священнослужители и миряне при изъятии ценностей».
Трудно не согласиться с епископом Венедиктом. Составленные по указанию митрополита Вениамина Иваном Михайловичем Ков-шаровым правила в каком-то смысле являются памятником православно-правовой мысли двадцатого столетия. Искусно вписаны здесь в правовое поле абсолютного юридического бесправия Русской Православной Церкви самые строгие канонические правила. Невозможно было спасти церкви от разграбления… Нужно было хотя бы спасти жизнь священнослужителей и прихожан, а главное — их души. Выход найден с ювелирной точностью и определен в простых и ясных формулировках… [35]
Наверное, ни над кем не издевались на суде обвинители так злобно, как над Ковшаровым.
«Митрополитов курьер», «митрополит и его присяжный поверенный по бракоразводным делам Ковшаров» и т. д., и т. п.
— Я думаю, — кричал обвинитель Смирнов, — что вы, Ковшаров, старый присяжный поверенный, старый адвокат с высшим образованием, не искренне и не веря пошли в церковь, не для того, чтобы курьером служить, а для того, чтобы здесь организовать, если вам не удалось в Думу пройти от народных социалистов, для того, чтобы здесь нагадить, чтобы здесь совершить преступление против Рабоче-крестьянской власти!
Иван Михайлович на эти и подобные обвинения и оскорбления ответил очень достойно и просто:
— Я был до революции присяжным поверенным, практика у меня была разнообразная, были уголовные, гражданские, политические дела. Ни одного бракоразводного дела я не вел. Я состоял помощником юрисконсульта Александро-Невской Лавры, присяжного поверенного Соколова. Я всегда вне партий…
И вот что интересно. Об инструкции духовенству — главном деянии Ивана Михайловича, за которое и был он удостоен высшей меры наказания и награды, на процессе его не спрашивали. И вместе с тем именно по адресу Ковшарова звучала почти площадная брань, расточалось злобное остроумие, необычное даже для этого судилища. Загадка? Или просто потому и не спрашивали обвинители Ивана Михайловича об инструкции, что при всем желании не могли найти в ней противоречий с инструкцией ВЦИК и, не отыскав их, всю неизрасходованную энергию злобы выплеснули на Ковшарова в ее, так сказать, первозданном виде…
Весьма символичным представляется нам тот факт, что четверку расстрелянных по приговору трибунала мучеников составляли поровну священнослужители и юристы.
На основании изучения двадцати семи томов дела № 36314 я с полной уверенностью заявляю, что никакого элемента случайности тут нет. Трибунал и Кассационная комиссия безошибочно определили лиц, благодаря которым и удалось Православной Церкви Петрограда практически без потерь пройти сквозь дьявольскую, устроенную властями ловушку. Так что совсем не случайно, что места в этой четверке разделили поровну священнослужители и юристы.
Один из защитников на процессе, стремясь подчеркнуть всю незначительность петроградских беспорядков по сравнению с другими городами, сказал, что, по сведениям милиции, за все время изъятия церковных ценностей было выбито всего восемнадцать зубов… Неприятно, конечно, возмутительно, но что было в других городах?
Обвинитель, знавший, по-видимому, о телеграмме, в которой петроградские руководители требовали разрешения применить военные части для изъятия, злобно парировал:
— А если бы эти зубы выбили у вашего митрополита?
Впрочем, ничего другого, кроме безудержной злобы и грубости, и не могли они предложить в качестве аргументов…
Насколько своевременным было издание митрополитом Вениамином инструкции «Для руководства духовенству», показали события самых ближайших дней…
Как и было договорено, Ю. П. Новицкий и Н. М. Егоров отнесли второе заявление митрополита в исполком.
«Мы ограничились только передачей письма Буденкову и никаких переговоров не вели, но я заявил, что я — не представитель приходов, а нахожусь здесь по личному распоряжению митрополита», — рассказывал потом Ю. П. Новицкий.
Буденков тоже не настаивал на обсуждении. Он передал послание Г. Е. Зиновьеву, и переговоры на этом прекратились. В тот же день Большой президиум губисполкома принял
