отношения с Муссолини, от которого БСФ получает серьезное финансирование, — просто поразительно, какая ирония и какое разочарование! Ведь она тоже хотела добыть для него поддержку из-за рубежа.
Диана заставляет себя промолчать; надо все обдумать и спланировать. Под ее молчанием и неподвижностью копится ярость, собираются силы, которые станут острым клинком. Это оружие поможет ей, и М будет принадлежать ей одной.
Глава двадцать первая
ЮНИТИ
14 ноября 1934 года
Мюнхен, Германия
Ее нога постукивает в такт секундной стрелке часов. Сначала синхронность возникла случайно, но, пока тянулись минуты, а затем и целый час прошел, она стала делать это намеренно. Юнити не хочет, чтобы кто-то подумал, что она слишком уж жаждет увидеть фюрера. Он терпеть не может жеманных, неразборчивых в связях поклонниц, которые повсюду его преследуют. Она хочет казаться полной их противоположностью, воплощением которой для нее стала Диана.
Разумеется, Юнити нервничает. Она всегда нервничает, ожидая в «Остерия Бавария». Она поднимает чашку кофе, чтобы сделать еще глоток, и старается держать ее ровно, а нога меж тем продолжает барабанить по ножке стола. Она боится, что если прервет это движение, то у нее возникнет какой-то другой, гораздо худший тик. Как было в прошлом месяце, когда Муля и Пуля навестили ее.
Она привела их в «Остерия Бавария» в обычное время, чтобы они взглянули на Гитлера. Хотя она еще и словом не перемолвились с фюрером, он уже знал, кто она такая и кивнул ей, проходя мимо. Юнити надеялась, что это джентльменское поведение расположит родителей к нацизму. Если Муля ничего не имела против политической ситуации в Германии и конкретно против фюрера — все что угодно, лишь бы не коммунизм, считала она, к тому же немцы были слишком уж сурово наказаны Версальским договором, — то Пуля был настроен воинственнее прежнего по отношению к гуннам, особенно после «ночи длинных ножей», которая случилась после прихода Гитлера к власти, и из-за новостей о его ужасном обращении с евреями.
В тот день, к радости Юнити, Гитлер не просто кивнул. Он поклонился в ее сторону. Этот жест так тронул ее, что она вскочила, но, к счастью, эта чрезмерная реакция осталась незамеченной им, потому что он вместе со своим окружением уже направился к столу.
Ее щеки вспыхивают при воспоминании об этом импульсивном действии; она думает, как же ей повезло, что Гитлер не обратил внимания. Если бы он это увидел, он бы никогда не сделал следующий шаг и не пригласил ее к себе за стол, уверена Юнити.
Она возвращается к кофе и книге, и тут около ее столика возникает Элла, хотя она совсем недавно уже подлила ей кофе. Юнити вежливо улыбается доброй женщине, а та делает вид, что наполняет ее чашку, и шепчет:
— Я подслушала: он попросил своего охранника подойти и пригласить вас присоединиться к нему.
Хотя Юнити мечтала об этом миллион раз, она не может поверить в происходящее. Она аккуратно приглаживает волосы и отворачивается облизать зубы, чтобы на них не осталось ни пятнышка помады. Ей страстно хочется выглядеть так, как ее описала Нэнси в «Потасовке» под именем Евгении Мальмейнс.
Минуту спустя один из охранников Гитлера, из подразделения шутцштаффель, в черной форме и коричневой рубашке, подходит к ее столику со словами:
— Guten Nachmittag [8], фройляйн Митфорд. Фюрер хотел бы узнать, не согласитесь ли вы присоединиться к нему за ужином.
Ее голос дрожит:
— Ja, ich würde so mögen. Danke [9].
Спрятав книгу в сумочку, она следует за охранником к столу Гитлера. Она так часто воображала себе этот путь, что совсем нет ощущения, будто это в первый раз. Шаг за шагом, половица за половицей, она приближается к группе мужчин, которые обычно сопровождают Гитлера на обед: это фотограф и политик Генрих Гофман, глава канцелярии нацистской партии Мартин Борман, глава пресс-службы Отто Дитрих, шеф-адъютант Юлиус Шауб, личные врачи Гитлера Теодор Морелль и Карл Брандт и его личный телохранитель Вильгельм Брюкнер. Когда она приближается к столу на расстояние вытянутой руки, Гитлер вскакивает со стула, приветствуя ее. Он улыбается, глядя ей в глаза, слегка кланяется и отодвигает стул рядом с собой, предлагая ей сесть.
Присев на стул, Юнити старается не смотреть в его глубокие голубые глаза. Его близость, его светлая кожа, его тщательно расчесанные каштановые волосы, его элегантные белые руки — все вызывает в ней благоговение. Она ждет, когда с ней заговорят.
— Мы обсуждали оперу, фройляйн Митфорд. У вас есть любимая опера? — спрашивает фюрер.
Юнити подозревает, что до ее появления никакой речи о музыке за столом не шло и что этот вопрос — просто тест. Совпадет ли ее ответ с арийской точкой зрения? О, она не подведет, точно не в этом вопросе!
— Mein Führer [10], я восхищаюсь операми многих талантливых немецких композиторов, например Моцарта и Бетховена. Но, признаюсь, особое место в моем сердце занимает творчество Рихарда Вагнера, а именно цикл «Кольцо Нибелунга».
Гитлер выпрямляется, явно довольный ответом:
— Так вы поклонница Вагнера? Очень необычно для девушки ваших лет.
Воодушевленная, Юнити продолжает. Она много раз проигрывала этот разговор в своей голове и теперь повторяет по памяти:
— Да, mein Führer. Видите ли, мой дедушка, Бертрам Митфорд, был большим другом семьи Рихарда Вагнера, особенно сына композитора Зигфрида. Так что я выросла, слушая музыку великого музыканта в кругу его семьи.
Как это приятно — делиться своими подлинными чувствами и встречать приятие. Совсем не так, как было с теми парнями, с которыми ей пришлось танцевать во время своего дебютного сезона, смотревшими на нее косо при упоминании оперы вместо джаза.
Все за столом умолкают, словно не могут поверить ее словам. Юнити полагала, что ее слова понравятся фюреру, но теперь, наблюдая застывшие взгляды этих мужчин, она уже не так уверена. Она сказала что-то не то? Неужели Вагнер впал в немилость? Невозможно поверить, что Гитлер, который так высоко ценил Вагнера и видел в его операх отражение немецких идеалов, резко поменял свое мнение.
— Ваша семья близка с Вагнерами? — Он не сводит с нее напряженного взгляда.
— Да, mein Führer. — Она на секунду смолкает, опуская ресницы, и застенчиво смотрит на него сквозь челку. Эту уловку она подсмотрела у Дианы и долго тренировала в своей комнате в пансионе баронессы Ларош. — По настоянию бабушки и дедушки мне даже второе имя дали в честь господина Вагнера.
Гитлер склоняется к ней, их руки почти соприкасаются, и Юнити видит, как другие мужчины тоже потянули шеи в ее сторону. Похоже, от ответа на вопрос, который
