Вскоре после полудня прибыл Мередит. К нему обратился молодой Джордж, узнав, что случилось с дедом.
Банк «Мередитс», едва не лопнувший в 1825-м, серьезно преуспел, и Мередит прилично разбогател. Седые виски сообщали его высокой фигуре нечто патрицианское. Его совет не обрадовал Джорджа.
– Я думаю, что с помощью Силверсливза ваш отец почти наверняка добьется признания его невменяемым. Мы должны вызволить вашего деда из Бедлама. У вас это, скорее всего, не получится, потому что Боктон предупредил их о вашем приходе. Но я могу попытаться.
– А после?
– Придется спрятать его и держать в приемлемых условиях. Смею надеяться, что делу можно помочь! – улыбнулся Мередит. – Не забывайте, что я как-никак обязан ему банком.
– Но они явятся и потребуют его обратно!
– Пусть сначала найдут.
– Но это похищение, Мередит!
– Оно самое.
– Вам придется действовать быстро, – заметил Джордж.
– Я найду место, – отозвался Мередит.
Он подступил к Бедламу со всей смекалкой. Послав вперед мальчика спросить Силверсливза, он получил ответ, что тот отлучился с Боктоном на пару часов. И только после этого коляска Мередита проехала во двор, остановилась у здания, а сам он сообщил привратникам, что ему срочно нужен Силверсливз. Оставив без внимания их заверения в том, что того нет на месте, он направился в холл, заявив, что хочет видеть Сент-Джеймса. Как только нашел, он крепко взял графа за руку и повел к выходу.
– Где черти носят Силверсливза? – раздраженно повторил Мередит. – У меня приказ немедленно доставить этого пациента в другое место.
– Но мистер Силверсливз и лорд Боктон сказали…
Главного привратника резко оборвали.
– Вы ничего не понимаете. Я личный врач его величества, – и Мередит назвал имя почтенного доктора, – и действую по приказу самого короля. Надеюсь, вам известно, что граф – его личный друг?
Не зря он был внуком отчаянного капитана Джека Мередита. Высокий рост в сочетании с властной манерой и упоминанием знатных имен сделали свое дело.
– Передайте Силверсливзу немедленно явиться ко мне, – велел он, выводя старого графа.
Миг спустя его коляска загрохотала прочь, якобы направляясь к Вестминстеру. Скрывшись из виду, она поменяла курс и развернулась в совершенно другую сторону. Так и вышло, что в доме доброй миссис Пенни на Клэпхем-Коммон у Лавендер-Хилла нашел убежище не маленький Горацио Доггет, а престарелый богач граф Сент-Джеймс.
– Проклятье! – произнес лорд Боктон, услышав о побеге отца. – Надо было посадить его на цепь.
Летом 1832 года великий билль о реформе обрел наконец силу закона. Он не только представил в парламенте новые города и упразднил гнилые местечки, но и даровал справедливое представительство среднему классу. Разумеется, женщины остались без права голоса вне зависимости от их статуса.
Теперь, когда она заботилась лишь о матери и себе, Люси прикидывала, способна ли позволить себе не работать на Сайласа. Она обдумала много вариантов, включая устройство на маленькую фабрику, откуда ушла мать. Даже подумывала попросить помощи у клэпхемской кузины. Однако весной, сходив туда трижды, Люси так и не нашла ни родственницы, ни ее близких.
Проблема разрешилась совершенно неожиданным образом. Однажды летом, придя с утра на работу, Люси, к своему великому удивлению, увидела, что Сайлас стоит у причала, а лодки нет.
– Где лодка? – спросила она.
– Продал, – ответил тот. – Знаешь, Люси, ты мне больше не понадобишься. Я занялся другим делом. – Он отвел ее обратно в аллею, где стояла грязная старая тележка. В ней было пусто. – Буду ходить с ней и собирать, – пояснил Сайлас.
– Но что собирать-то?
– Мусор, – довольно изрек он. – Грязь. За уборку платят. Потом сваливаешь все в какой-нибудь двор – улавливаешь? Двор я неподалеку нашел. Потом шуруешь и смотришь, нет ли чего интересного.
– То есть так же, как на реке?
– Да. Но в пыли денег больше, чем в воде. Я проверял, – кивнул он. – Можешь помогать, но платить буду всего пенс.
– Это вряд ли, – ответила Люси.
– Вам с матерью придется туго.
– Справимся.
– Может, я помогу, – проговорил Сайлас и отвернулся.
Для Юджина Пенни год обернулся расходами, но он, слава богу, мог их себе позволить.
Три недели, в течение которых у него гостил старый граф Сент-Джеймс, явились, конечно, самыми тяжкими в жизни Пенни. Иногда старик приходил в разум и просился домой. Юджину, сгоравшему от стыда, приходилось удерживать его силой. Иногда же граф успокаивался, но, будучи в бреду, пару раз угрожал расправой Мэри Пенни. Семья облегченно вздохнула, когда в конце концов Мередит переправил его в укромное место на юго-западе Англии.
После этого Юджин настолько погрузился в банковские дела, что едва имел время на посторонние мысли. Но однажды на Флит-стрит он наткнулся на сгорбленную и скорбную фигуру в сбитых башмаках. Шаркающей походкой мужчина брел к церкви Сент-Брайдс. С ужасом и чувством вины он вдруг узнал своего крестного, Джереми Флеминга.
Юджин осознал, что не заходил к нему два года. Почему? Тот был так добр к нему! Дела не пускали, но это было не оправдание. И что, во имя всего святого, с ним стряслось?
Рассказ Флеминга не затянулся.
– Это все Веллингтон с его пивом, в тридцатом году, – объяснил он. – Помнишь, все жаловались на цены, а он издал закон, по которому любой мог варить и продавать пиво? Мне было нечем заняться, и я открыл маленькую пивоварню, вон там, – Флеминг кивнул в сторону Сент-Панкраса. – И целый год варил пиво.
– Я считал вас слишком осторожным человеком для такой авантюры, – заметил Юджин.
– Совершенно верно. Но я был искренне восхищен твоими достижениями. Я сказал себе: «Смотри, Джереми Флеминг», чего ты мог добиться, будь похрабрее». И подумал: «Уж пива-то каждому хочется». Но моего не захотелось никому. И тогда я утратил всякую осторожность и поднажал. – Он покачал головой и грустно улыбнулся. – А в итоге лишился всего, что имел.
– Я не знал! Вы ничего не говорили! – («А ведь я и не спрашивал».) – На что вы живете?
– У меня заботливые дети. Хорошие. Лучше, чем я заслуживаю. Помогают, чем могут. Я не голодаю.
– А что ваш дом?
– Перебрался в который поменьше. По соседству.
– Сегодня же к нам на ужин! – вскричал Пенни. – У нас и поживете!
С этих пор за мистера Джереми Флеминга платили ренту. Как минимум раз в год ему покупали новый костюм, и он сделался частым гостем в Клэпхеме, где по особому настоянию Мэри стал крестным и ее детям.
– Ты очень добр к нему, – хвалила она мужа.
Юджин лишь протирал очки, качал головой и отзывался:
– Но поздно, Мэри. К моему стыду.
И все-таки, гуляя с ней летними вечерами, он думал, что на Лавендер-Хилле все обернулось как нельзя лучше.
Все было тщательно спланировано. Ровно в три часа в большом доме на Блэкхите соберется вся семья – четыре его дочери с мужьями могли подтвердить, что к Папаше не опаздывают. К тому же был день его рождения. Задержки исключены.
Но августовский день только начался. Муж рассчитал, что им удастся поблаженствовать еще два часа и сорок минут, так что Гарриет Пенни не без волнения приблизилась рука об руку с ним к огромному строению, которое переливалось огнями, как волшебный дворец из сказки.
Это было нечто небывалое. Почти семидесяти футов в высоту – обогнав даже высоченный вяз, оставленный расти внутри, и вчетверо длиннее собора Святого Павла, – монументальное здание расположилось на шестистах ярдах вдоль южной окраины Гайд-парка. Но главное, оно было почти целиком из стекла и железа.
Гигантский холл Всемирной выставки 1851 года – Кристалл-Палас, как его немедленно окрестили – был торжеством британской инженерной мысли. Задуманный как огромная сборная теплица, он был построен за считаные месяцы со всеми девятьюстами квадратными футами стеклянных блоков и тысячами чугунных балок и стоек, образовавших площадь почти в миллион квадратных футов. Светлый, воздушный, с железными опорами, искусно сведенными с водостоками, Кристалл-Палас воплощал все модное и прогрессивное. Единственной данью традициям была пара ястребов-перепелятников, доставленных для отваживания птиц по предложению старого герцога Веллингтона. Идея международной выставки с грандиозным павильоном исходила от даровитого немца Альберта, супруга молодой королевы Виктории, который руководил проектом с начала и до конца. Королевская чета чрезвычайно гордилась достигнутым.
И здание уже объявили триумфом. Взглянуть на него стекался народ со всей Англии. Посмотреть на чудо не тысячами, а миллионами прибывали французы, немцы, итальянцы, американцы и даже жители Дальнего Востока. Сюда приходила не только светская публика. Простой народ пускали тоже – бо́льшую часть дней и всего за шиллинг.
Гарриет еще не видела выставку, хотя та работала с мая. Три ее сестры побывали, но она ждала, когда освободится муж. Сейчас же довольно взяла его под руку. Ей повезло с Пенни. Старшим сестрам, Шарлотте и Эстер, было уже за тридцать, когда они вышли замуж – обе за честолюбивых парней моложе себя. И они были вполне счастливы. Еще оставалась младшая сестра, Мэри Энн. Но Мэри Энн, конечно, особый случай.
