Все расступились. Молла остался один. Дуло было нацелено ему в грудь, и он почувствовал бесконечную пустоту за спиной. Но ноги твердо упирались в землю, — он знал, устоит на них. В голову ему пришла спасительная мысль, он сунул руку в карман, вытащил молитвенник. Вытянул вперед руку с книгой в черном переплете:
— Стреляй!
Дуло ружья медленно опустилось к земле.
— Что, рука не поднимается?
— Убирайся к дьяволу, не вводи меня в грех.
Молла повернулся к пропасти. Голос его уже звучал властно и уверенно:
— Станьте все на колени.
Он начал молиться. Арестованные повторяли за ним:
— Аллаху акпер!.. Аллаху акпер!..
...Сусени взяла в руки орден и в первый раз внимательно рассмотрела его: какой-то мастер старательно выбил на металле знамя и непонятные буквы. Ей и в голову не могло прийти, что орден отчеканен на заводе. Ей казалось, что каждому человеку дают особый орден и каждый раз их чеканят особо, по заказу. Приехав из города, Халил снял орден с гимнастерки и положил в шкатулку, где хранились кольца, бусы — нехитрое богатство Сусени. И носить его он стал после замечания Шабанзаде, что орден вручен не для того, чтобы хранить в шкатулке. А уходя с Абасгулубеком в горы, он прикрепил орден к одеяльцу сына... Сусени запеленала ребенка в одеяло, взяла его на руки и вышла из дому...
Только-только занимался день. В Веди уже все знали, что начальник, отправившийся в Карабаглар с Абасгулубеком и Халилом, вернулся один...
Не добившись ни от кого путного слова, она направилась к Али, давнему другу их семьи, которого все на селе звали гянджинцем.
Когда Али с семьей переехал в Веди из Гянджи, Сусени была еще маленькой девочкой. Первое время семья Али жила у них, через год пришлым удалось построить дом.
Когда Сусени появилась на пороге, Али лежал у стены, закутавшись в одеяло.
— Мерзну, доченька. Старость — не радость.
— Не время лежать, дядя Али. Что-то приключилось с Халилом и Абасгулубеком. Или... да отсохнет мой язык... их убили, или... Нет, этого не может быть!..
Али приподнялся и сел, подложив за спину подушку.
— Расскажи все по порядку. Скажи, что случилось?
— Что случилось... Халила и Абасгулубека отправили в горы, к Кербалай Исмаилу. С ними поехал какой-то приезжий, — видать, большой начальник. Так вот, он вернулся и говорит, что Халил и Абасгулубек перешли на сторону Кербалая.
Али посмотрел на Сусени так, словно это она организовала их переход к врагу.
— У него голова не в порядке. Пусть отправят этого начальника к молле, чтобы тот прочел ему молитву.
— Словами делу не поможешь. Надо попытаться узнать, что случилось.
— Куда делся Сулейман?
— На что Он тебе? Я могу позвать его.
Сусени прижала к груди Наримана и направилась к выходу.
— Наберись терпения, — сказал вслед ей Али. — Я отправлю Сулеймана в Карабаглар, через день принесет вам весточку.
— Не посылай сына. Мало у нас горя, еще с ним что-нибудь случится!
— Ради Халила я готов пожертвовать сыном!..
Сусени шла узкой улицей, по обеим сторонам которой стояли невысокие глиняные дома. Две глубокие колеи, проложенные колесами арб в непролазной грязи, были заполнены водой. Сусени пошла по правой стороне к высокому двухэтажному дому, где располагался уездный, комитет.
Шабанзаде глядел в окно на людей, понемногу заполняющих площадь перед зданием уездкома. На лицах людей, он это видел, была тревога и озабоченность.
«Секретный курьер», как называл себя курд Ибрагим, с огромной кобурой на животе стоял у лестницы, не пуская никого на второй этаж.
— Видите, даже горы, которыми вы гордились, порой засыпает снегом, — поджигал он толпу.
— Эй, Ибрагим, ты сам вырос на хлебе и воде тех гор. Не будь таким забывчивым, — сказал Дедебала.
— Кто, я? Да скорее я застрелюсь...
Талыбов хотел вызвать миллиционеров, чтобы никого не пускать в здание, но Шабанзаде, поняв, что это может вызвать ненужные кривотолки, предпочел поручить это дело «секретному курьеру».
— Даже во сне не могло присниться, что Абасгулубек может бросить нас и уйти.
— Да брось болтать лишнее, это еще не доказано.
Вдруг толпа расступилась. Женщина в коричневом шерстяном платке, прижав к груди ребенка, прошла строй мужчин, направилась к лестнице.
Она шла, глядя прямо перед собой, боясь разрыдаться. Хотела обойти курда Ибрагима, широко расставившего ноги.
— Куда? — преградил он ей путь.
— К начальнику.
— Он занят, нельзя! Да и не примет он тебя.
— Ибрагим, разве ты не узнаешь меня? Сколько раз ты приходил к Халилу? Делили хлеб-соль. Я только...
Ибрагим огляделся. Дедебала, недавно подтрунивавший над ним, подошел ближе:
— Кажется, ты будешь вынужден застрелиться!
— Проходите, гражданка, я вас не знаю.
Курд Ибрагим был знаменитым человеком в уезде. Разнося письма, он одинаково уверенно входил в любой кабинет, стараясь остаться там подольше. Увидев при выходе знакомого человека, отводил его в сторону и говорил:
— Очень важное письмо. Начальник сказал, подожди, почитаем вместе. Поэтому задержался. Да, письмо — что надо. Многим не поздоровится.
— Кому именно?
— Ну, этого говорить нельзя, государственная тайна.
Иным и вправду казалось, что ключи от многих тайн находятся у него в кармане. На самом деле Ибрагиму доверили разносить секретную корреспонденцию потому, что он был неграмотен и ни на что другое не годился.
Дедебала, увидев, что Ибрагим не хочет пускать Сусени, решил отвлечь его:
— Ибрагим, люди болтают, что у тебя в кобуре игрушечный пистолет.
— Покажи мне этого храбреца, я дам ему пощупать кобуру.
— Ей-богу, сам слышал. Еще говорят, что ты набиваешь кобуру ватой.
Ибрагим разозлился. Отстегнул желтую пуговицу кобуры, вытащил пистолет.
— Видишь?
— Дай-ка подержать.
Ибрагим протянул пистолет, но из руки не выпустил.
— Нет, дай подержать в руке. Тогда поверю, что пистолет настоящий.
— Бери.
Дедебала взял пистолет и тотчас повернулся к нему спиной, словно собираясь уходить.
— Ты что, сошел с ума?! — вскрикнул Ибрагим.
— Не бойся, я только смотрю.
Увидев, что Ибрагиму не до нее, Сусени прошмыгнула мимо, взбежала по лестнице. Вошла в коридор и растерянно остановилась: она не знала, в какую дверь стучаться.
Услышав чьи-то шаги в коридоре, Шабанзаде открыл дверь. Увидел женщину с ребенком, обрадовался: «Наконец-то и женщины стали находить дорогу в уком. И они начинают осознавать значение партии».
— Проходите, сестра.
— Кто вы? Я не знаю вас.
— Я — Шабанзаде.
— Нет, лучше я постою здесь.
В конце коридора показался запыхавшийся Ибрагим.
— Я только на минуту отвлекся, а эта женщина — жена врага — успела пролезть и сюда.
Шабанзаде уже с большим интересом посмотрел на Сусени и спросил у Ибрагима:
— Кто враг?
— Халил! Халил, сын Мехти!
— Кто это сказал тебе? Что ты болтаешь?
— Все говорят.
— Убирайся отсюда, бездельник! Ты и ногтя Халила не стоишь. А мы-то ищем врагов... Входите, сестра, — сказал он, широко распахивая перед ней дверь.
На пороге Сусени хотела снять обувь.
— Что вы делаете?! — воспротивился Шабанзаде.
Талыбов поднял голову, удивленно глянул на женнцшу, затем снова уткнулся в бумаги. Но Шабанзаде не желал, чтобы он оставался сторонним наблюдателем.
— Это жена Халила. Пришла что-то сообщить нам.
— Что сказал вам Халил, когда уходил? — спросил Талыбов, вновь подняв голову. — Вы знали, что он не вернется?
— Сердце мое чуяло...
— Видите? — сказал Талыбов, стукнув по столу двухцветным карандашом. По губам его скользнула улыбка.
— Вы знали что-нибудь? — спросил Шабанзаде.
— Да так, сама не пойму... Он пришел и сказал, что уходит с Абасгулубеком к Кербалай Исмаилу. У меня словно сердце оборвалось... Испугалась, что их убьют. Разве можно отправляться к врагу, словно в гости? Раньше, куда бы ни шел, всегда брал оружие. Даже когда идут пасти овец, и то берут с собой палку. А вы разоружили их и отправили с голыми руками в волчье логово.
Шабанзаде торжествующе посмотрел на Талыбова. «Видишь? А что я говорил?!»
— Кто подучил тебя? — спросил Талыбов.
— Отняли у меня мужа, а теперь и меня хотите сделать виноватой?
Шабанзаде не ожидал такого ответа. Он окинул ее долгим взглядом. «Да, она достойна своего мужа. Иметь такую спутницу жизни — счастье для мужчины».
— На войне есть такой закон, — с расстановкой начал Талыбов, будто боялся, что его не поймут, — выигрывающая, то есть побеждающая, сторона перед решительной атакой, чтобы избежать лишнего кровопролития, посылает к врагу парламентеров, с белым флагом в руке, без оружия, с предложением сдаться. И никто не имеет права тронуть их.
— Кого туда посылают? Любого человека? — спросила Сусени.
