Но ей все же было приятно сидеть вместе с женщинами и участвовать в их разговорах.
Ингерид приложила все силы, чтобы вечер удался; видимо, хотела показать всем в округе, на что способна. И все прошло хорошо; женщины на скамье признательно кивали головами.
За мужским столом разговор шел о боях коней. Особо говорили об одном коне в усадьбе Хельгейд; ни один конь еще не победил его. Но бонд из Хомнеса считал, что у него есть молодой жеребец, который может померяться силами с любой другой лошадью, когда немного подрастет.
Хозяину жеребца из Хельгейда, это не понравилось. Он заявил, что, если жеребец Хомнеса на что-либо пригоден, то его следует выставить на бой уже сейчас. Он мало верит в лошадей, которыми хвастаются владельцы.
Бонд из Хомнеса ответил, что его жеребец пока еще слишком молод.
— Я так понимаю, что у тебя не хватает смелости выставлять свою лошадь, — презрительно рассмеялся второй, поднялся и подошел к своему противнику поближе. — Ты хочешь дождаться, когда моя лошадь постареет и ослабеет!
Бонд из Хомнеса тоже поднялся и двинулся ему навстречу, в голосах зазвучало раздражение.
Никто не заметил, кто из них первым выхватил меч, но тут же по приказанию Кальва несколько мужчин схватили щиты, стоявшие у стены, и с их помощью развели драчунов друг от друга.
— Я вовсе не желаю видеть, как бьются жеребцы, — сухо произнес Кальв, когда эти двое предстали перед ним, свирепо уставившись друг на друга.
— Когда твой жеребец будет готов к бою? — спросил он у крестьянина из Хомнеса.
— К следующему лету, — ответил тот. — Тогда он превратит жеребца Хельгейда в мясо для колбасы!
Хельгейда передернуло.
— Мяском из моей лошади ты при случае подавишься, не согрешив, в страстную пятницу!
Договорились, что бой будет проведен в середине лета, и двое задир разошлись по своим местам.
На пире присутствовал человек, недавно приехавший из Каупанга, и его стали расспрашивать о новостях.
Король совершает летом поездку по Внешнему Тренделагу, сообщил он. Он добился, что проекты законов, внесенные им, утвердил тинг. А сейчас его корабли находятся у причала в Оркдале. Он с людьми перешел через горы, пожелав обратить в христианство людей, живущих в Оппланде, и попировать в той округе.
— Пусть удача сопутствует ему там, так же, как и повсюду! — произнес один из людей конунга.
За столом почувствовалось движение. Блотульф встал со своего места и направился к выходу.
— Я на этом пиру лишний, — сказал он. — Ты сейчас хозяин в Гьёвране и можешь поступать, как тебе захочется, — промолвил он, обращаясь к Финну, который попытался остановить его. — Но ты не сможешь меня заставить выпивать с твоими друзьями.
Гюда тоже поднялась и пошла вместе с Блотульфом, а люди в зале переглянулись.
— Турир, — воскликнул Финн громко. — Ты побывал далеко на севере, расскажи нам о Бьярмланде…
И Турир приступил к рассказу.
В доме стояла тишина, слышно было лишь дыхание людей, находившихся здесь. Да время от времени только что родившийся мальчик на руках у Сигрид издавал чавкающие звуки.
Рагнхильд села на другую кровать. Легко обняла себя руками. Она устала. Время от времени ее голова падала на грудь, но она тут же выпрямлялась. Она не должна спать. Для матери и дитя может оказаться опасным, если никто не поможет им в эти первые часы после рождения ребенка.
У Сигрид, как и всегда, роды были легкие, но женщины все же находились около нее всю ночь.
Некоторые из них почувствовали, что теряют напрасно время, ибо не смогли добиться, чтобы Сигрид назвала иное имя, кроме имени Эльвира. Когда они сказали, что роды пройдут легче, если она назовет имя настоящего отца, она только посмеялась над ними.
И когда они увидели мальчика, исчезло всякое сомнение.
— Какая сейчас погода? — спросила Сигрид, приподнявшись на локте.
Рагнхильда подбежала к ней. Она была уверена, что Сигрид спит.
— Идет снег.
Сигрид со вздохом легла обратно.
— Идет снег… — Она знала, как снежинки крутятся на улице в темноте раннего утра и опускаются, невидимые для всех, на замерзшую землю двора.
И когда открывается дверь и свет от очага проникает через это отверстие, они блестят в этой желто-красной освещенной полосе, крутятся вокруг того, кто вышел наружу, тают на его лице и руках. Шел снег, в этом был покой.
И когда она взглянула на сына Эльвира, спокойно лежавшего в ее объятиях, хотя у него не было отца и он окажется в руках окружающих его людей, она наконец осознала, что поступила правильно, выйдя замуж за Кальва Арнисона.
Она дала мальчику отчима, который защитит его и окажет помощь на жизненном пути. Она дала ему спокойствие и богатство на долгие времена.
Мысли ее кружились и исчезали, словно снежинки на улице и, подобно их холодному прикосновению, облегчали ее сомнения и боль. Сейчас она поняла, что часто, сама того не осознавая, боролась за эту маленькую жизнь, за ее сохранение, за то, чтобы она появилась на свет.
Прошедший год со всей своей скорбью, смертями казался ей уже не таким горьким.
Она не понимала, почему это произошло; размышлять над этим ей больше не хотелось…
Взглянув на Рагнхильд, Сигрид улыбнулась. Та спала, прислонившись к столбику кровати и свесив голову.
Сигрид села на кровать. Спать ей больше было нельзя, кто-нибудь должен бодрствовать в комнате и следить за тем, чтобы тролли и духи не нанесли малышу вреда или не подменили его.
Правда, Йон, крестя ребенка, сказал, что теперь она может быть уверена, от колдовства дитя защищено. Но Сигрид не очень верила, что крещение явится прочной защитой ребенка. Тролли тоже могущественны, а вдруг ангел, которому священник поручил охранять его, на минуту отвлечется…
Особый страх в ней порождало то, что шло самое опасное время года, время тьмы перед весенним солнцестоянием. Она будет рада, когда оно кончится и будут приближаться светлые дни.
Мальчика назвали Трондом. И Кальв держал младенца на руках, пока священник кропил его водой.
Сначала Сигрид хотела дать ему имя Эльвир, но Кальв воспротивился этому. Когда она спросила почему, он сказал в ответ, что предпочитает другое.
Так появилось имя, выбранное Эльвиром для мальчика, которого они потеряли.
Рагнхильд медленно сползала вниз по стойке кровати. Она быстро проснулась от того, что чуть не упала и тут же пришла в себя, устыдившись того, что заснула.
На улице шумели люди. Сигрид показалось, что она слышит голос Гутторма.
— Он, видимо, еще не уехал, — сказала Рагнхильд. — Еще только начало рассветать. Он намеревался отправиться в Бейтстадт с сообщением для Торы верхом на лошади, но в такую погоду ему лучше пойти на лыжах.
— Кто просил его поехать туда?
— Никто. Сам решил отправиться, поговорить с ней и навсегда покончить со всеми ее сомнениями о том, что Эльвир не отец мальчика. Кальв не воспротивился этому.
— Да, люди, по правде говоря, поспешили подумать обо мне самое плохое.
— А что ты могла ожидать? Конунг задержал тебя в Мэрине, а других женщин отослал, а потом увез тебя с собой в Каупанг. Потом ты возвратилась женой Кальва Арнисона, которому король пожаловал звание лендмана и огромные владения. И тут появилась ты, беременная… Что бы ты сама подумала, если все это случилось с кем-нибудь другим?
— Надеюсь, люди сейчас перестали придерживаться такого мнения! — Сигрид посмотрела вниз на маленькую круглую головку, лежащую на сгибе ее руки.
Рагнхильд улыбнулась.
Кальв в этот день не навещал Сигрид. Она увиделась с ним лишь после вечерней трапезы. Он тихо вошел в комнату, почти надеясь, что она спит.
Но она бодрствовала. Служанка, сидевшая у нее, увидев, кто вошел, тут же поспешила уйти.
— Я сейчас не знаю, смею ли я быть близок с тобой, — сказал он, когда они остались одни.
— Первое время лучше не трогать меня, — ответила она.
Однако он присел к ней на кровать.
— Я рад, что все кончилось. И я испытаю еще большую радость в тот день, когда ты будешь полностью принадлежать мне одному.
— Ты страдал оттого, что у меня должен был родиться Тронд?
— Каким бы я был мужчиной, если бы не испытывал этого?
— Я тебе сказала об этом еще до нашей свадьбы…
— Я не предполагал тогда, на что я пошел, — медленно промолвил он. — Хотя и зная это, я все же пожелал взять тебя в жены.
— Тебе было плохо?
— Сначала нет, но боль со временем увеличивалась. Слава Богу, что вскоре все будет по-иному.
Сигрид медленно подумала, не спросить ли его, почему он отказался назвать мальчика Эльвиром, но посчитала, что сейчас такой вопрос будет неуместным. Испугалась, что он перенесет неприязнь, которую испытывает, на мальчика.
— Надеюсь, вы все же будете хорошими друзьями с приемным сыном, — сказала она.
— Я мало встречался с малышами. — Он бросил взгляд на сверток, лежащий рядом с Сигрид.
Малыш проснулся, помахал своими розовыми маленькими кулачками, закрыл глазки и открыл рот в сильном зевке, закончившемся хныканьем.
