“Когда я решусь развязать войну, Форстер, - говорил Гитлер гаулейтеру Данцига и другим своим приспешникам, - мои войска внезапно появятся в столице соседнего государства, скажем, в Париже. Они будут одеты во французскую военную форму. Они пройдут по улицам среди бела дня. Никто их не остановит. Все будет заранее продумано и подготовлено до последней мелочи. Войска войдут в генеральный штаб, они займут министерства и здание парламента. Через несколько минут Франция окажется лишенной своих руководящих деятелей. Армия без генерального штаба! Все политические деятели убраны со сцены! Воцарится невообразимое замешательство. Но у меня уже заранее будут налажены связи с людьми, способными организовать новое правительство - такое, какое угодно мне. Мы найдем таких [112] людей в любой стране. Нам даже не придется их подкупать: они придут к нам сами. Их будут подталкивать иллюзии и честолюбие, партийные раздоры и корыстное высокомерие. Переговоры о мире начнутся еще до начала войны. Я говорю вам, господа, что невозможное всегда оказывается успешным. Самая невероятная вещь является наиболее надежной. В нашем распоряжении будет достаточно добровольцев, людей вроде наших штурмовиков, достойных доверия и готовых на любую жертву. Мы перебросим их через границу еще в мирное время. Не сразу, а постепенно. Все будут считать их мирными путешественниками. Сегодня вы не поверите мне, господа, но я осуществляю это, шаг за шагом. Возможно, нам придется высадиться на вражеских аэродромах. Мы должны быть готовы перевозить по воздуху не только солдат, но и их оружие. Никакая линия Мажино нас не остановит. Наша стратегия заключается в том, чтобы уничтожать противника изнутри, завоевывать его любыми средствами”{94}.
Человек, который говорил таким образом, сумел за пол тора года наложить свою лапу на Австрию, Чехословакию и Польшу.
Каков будет его следующий шаг? [113]
Глава 2. Дания и Норвегия под воздействием внезапных ударов
Дания
9 апреля 1940 года жители столицы Дании Копенгагена были разбужены ранним утром: над крышами домов с ревом проносились самолеты. Что это могло значить? Что случилось?
Люди оделись быстрее обычного и выбежали на улицу. На всех главных перекрестках они увидели солдат в незнакомой военной форме; некоторые из них угрожающе хлопотали около пулеметов. Немцы! Невероятно! Откуда они свалились? Неужели война, вторжение? Что же предпринимает правительство? Где войска обороны? Разве они не оказали сопротивления?
Люди собирались группами; сначала они нервно спрашивали друг у друга, что означают все эти потрясающие события, потом всех охватило уныние. Распространились слухи о том, что Дания оккупирована немецкими войсками и что правительство капитулировало перед лицом их подавляющего превосходства, желая избежать бесполезного кровопролития. Вначале это были просто слухи, но переданное в 9 часов утра датской государственной радиостанцией Калундборга сообщение уже не оставляло никаких сомнений.
В приказе командующего немецкими оккупационными войсками в Дании сообщалось, что Германия оккупировала Данию и Норвегию с целью предупредить вторжение англичан. При этом делалась оговорка, что свобода Дании будет уважаться; население должно оставаться спокойным и заниматься своими обычными делами. Затем диктор зачитал обращение короля Христиана и [114] датского правительства к своему народу. Итак, все оказалось не слухами, а горькой правдой. По городу начали расклеивать плакаты с текстом двух воззваний. Одно из них за подписью немецкого генерала Каупиша, другое - от имени датского короля. Вскоре на улицах появился радиофицированный автомобиль. Время от времени он останавливался и из репродукторов разносились слова воззвания генерала Каупиша.
Все это сбивало людей с толку, ставило их в тупик.
Как могли вооруженные немцы проникнуть в Копенгаген? Неужели форты, мимо которых должны были пройти немецкие корабли, не дали по этим кораблям ни одного выстрела? Что побудило правительство так быстро примириться с подобным бесчестием? Неужели штабы армии и флота были застигнуты врасплох?
По мере того как тянулся этот бесконечный день (9 апреля), выяснялись все новые подробности; оказалось, что на рассвете был оккупирован не один только город Копенгаген. Немцами были захвачены все пункты страны, имевшие жизненно важное значение для ее обороны.
Датские войска не везде были захвачены врасплох. В Копенгагене гвардейский полк контратаковал отряд немцев, захвативших старинный форт близ морского порта, так называемый Кастеллет; стычки имели место и в южной части Ютландии. Небольшие перестрелки прекратились после передачи по радио сообщения о капитуляции. Впрочем, отдельные очаги сопротивления вряд ли могли измелить общую картину событий, развивавшихся в обстановке полной внезапности. Дания была покорена в течение одного дня, более того - в течение одного часа.
Если вспомнить события предшествующих недель, придется признать, что недостатка в признаках надвигавшейся опасности не было. Всю зиму 1939/40 года Балтика была районом международной напряженности. Часто возникали разговоры об англо-французских планах высадки в Норвегии, в особенности с того времени, как англичане освободили некоторое количество своих соотечественников из немецкого плена, напав на немецкое судно “Альтмарк” в норвежских территориальных водах. Заключение мира между Финляндией и Россией не привело [115] к существенному ослаблению напряженности. Лондон и Париж не скрывали своей решимости покончить с беспрепятственным подвозом шведской железной руды в Германию через порты Швеции на Балтике, а также через норвежский порт Нарвик. Можно было не сомневаться, что на правительства Норвегии и Швеции будет оказано в связи с этим сильное давление; каковы будут тогда контрмеры со стороны Германии? Однако опасения, возникавшие в связи с подобными вопросами, носили отвлеченный, неконкретный характер. Датчане опасались скорее за судьбу Норвегии и Швеции, чем за свою собственную.
В первых числах апреля из Берлина, Лондона и Стокгольма просочились вести о назревающем кризисе. В воскресенье 7 апреля датский посол в Берлине отправил шифрованную телеграмму:
“Узнал, что 4 апреля большое количество транспортов вышло из Штеттина. Двигаются на запад. Место назначения не выяснено; известно лишь, что подход к нему ожидается 11 апреля”{95}.
Датский министр иностранных дел д-р Мунх сразу же запросил штабы армии и флота, требуя уточняющей информации. Датский флот не заметил на море ничего подозрительного, а между тем речь шла о транспортах, вышедших из порта еще три дня назад! Генеральный штаб Дании ничего не знал о сосредоточении немецких войск в южной части Ютландского полуострова, а также и о необычном оживлении в немецких портах, например в Киле. Значит, посол бил ложную тревогу. Или что-то такое все же назревало?
Утром 8 апреля стало известно, что правительства Англии и Франции направили в Осло ноты. В них сообщалось, что в норвежских прибрежных водах установлены минные заграждения с целью воспрепятствовать подвозу железной руды в Германию. Во что выльются последствия [116] данного мероприятия? Кабинет министров Дании пребывал в нерешительности, не представляя, что он, в сущности, должен предпринять. Воздушная разведка сообщила, что немецкий флот продвигается на север. Следует ли объявлять мобилизацию? Датский министр иностранных дел сообщил о высказываемых опасениях немецкому послу фон Ренте-Финку. Тот заявил, что проведение таких широких предупредительных мер, как объявление мобилизации, произвело бы в Берлине чрезвычайно неблагоприятное впечатление: ведь между Германией и Данией заключен пакт о ненападении.
В 8 часов вечера того же дня премьер-министр Стаунинг собрал совещание, на котором присутствовали министры иностранных дел, обороны и финансов, а также лидеры четырех важнейших политических партий. Совещание пришло к выводу, что в случае военного столкновения на территории Норвегии Германия, вероятно, предъявила бы некоторые требования к Дании. Принимая во внимание, что страна является почти совершенно безоружной, пришлось бы пойти на удовлетворение выдвинутых требований. Эта точка зрения была предусмотрительно доведена до сведения немецкого посла.
9 апреля в 4 часа утра фон Ренте-Финк явился в датское министерство иностранных дел и заявил, что имеет инструкции просить свидания с министром в 4 часа 20 минут. Дежурный чиновник был уверен, что речь идет о 4 часах 20 минутах пополудни, однако ему быстро разъяснили его ошибку. В то время как немецкий посол вручал ультиматум д-ру Мунху, вооруженные силы Германии уже приступили к действиям.
