Только двое самых молодых учеников Сократа, Платон и Ксенофонт не покидали жены философа. Только благодаря им она стала понимать кое-что в этом ужасном деле. Ксенофонт, к которому Ксантиппа часто обращалась за разъяснениями, потому что он всегда бесцеремонно говорил ей правду, не смягчая суровой действительности, еще подавал бедной женщине некоторую надежду, тогда как Платон смотрел на трагический конец своего учителя, как на нечто неотвратимое. Ксенофонт старался ободрить Ксантиппу:
— Жрецы, — говорил он, — несомненно потребуют смертной казни человеку, обвиненному в богохульстве, и многие заранее восстановлены против него. Общественное мнение также неблагоприятно. Особенно недолюбливает Сократа среднее сословие; оно придерживается умеренных взглядов и им легко внушить, что Сократ, став во главе беспокойных людей, наделал много зла и был причиной нашего постыдного поражения на войне. Однако, несмотря ни на что, большинство судей все-таки согласится с нашими доводами и подаст голос против смертной казни подсудимому, заменив ее, например, тюремным заключением, изгнанием или большим денежным штрафом. Вся задача в том, чтобы заручиться в пользу подсудимого голосами нескольких отчаянных крикунов.
Ксантиппа считала потерянной каждую минуту, проводимую в разговорах. Пока ученик говорил, она нетерпеливо следила за движением его губ, как будто читая по ним еще невысказанные им слова, и тут же обдумывала свой дальнейший образ действий. Она не смела оставаться праздною! Приговор зависел от присяжных, а присяжные такие же люди; нужно, во что бы то ни стало, расположить их в пользу обвиняемого. И Ксантиппа принялась за дело.
Вскоре ей стало ясно, что без денег ничего не достигнешь. Они были необходимы на каждом шагу. Не раздумывая долго, бедная женщина бросилась к соседу и предложила ему купить у нее весь участок земли вместе с мастерской. Каменотес постоянно поджидал прихода Ксантиппы со дня ареста ее мужа и встретил неподатливую соседку улыбкой торжества. Он исполнил свою угрозу и предложил теперь самую ничтожную сумму за землю, которую хотел приобрести в прежнее время за очень приличную цену, да еще прибавил, что Ксантиппа должна согласиться на всякие условия потому, что когда Сократ будет осужден, ей все равно придется покинуть город. Сознавая свое бессилие, она не стала спорить и заключила сделку, разорявшую ее. Каменотес отсчитал деньги и в придачу снабдил несчастную несколькими благими советами. Он сказал ей, кто из жрецов не брезгует маленькими подарками, у кого из судей мягкое сердце.
Ксантиппа благодарила его от души. До сих пор она не имела известий о заключенном и почти столько же терзалась страхом за исход суда, сколько и неизвестностью о жизни мужа в заточении. Возможность смягчить его участь в тюрьме была уже для нее большим облегчением. Поэтому, прежде всего, она подкупила тюремное начальство и заключенный был немало удивлен, когда ему стали ежедневно приносить лакомые кушанья.
Неутомимо обходила она судей, на которых рассчитывала подействовать своими просьбами. В одном месте ее отказывались принять, в другом бесцеремонно обрывали с первых слов, но Ксантиппа являлась снова во всякое время, рыдая или бранясь, крича или горько жалуясь. Она твердо решила надоесть судьям и хоть этим крайним средством вынудить у них благоприятное обещание, если ее слезы и мольбы не приводили ни к чему. С этой же неутомимостью выслеживала Ксантиппа жрецов, известных своею доступностью для щедрых просителей. Результаты ее стараний не замедлили обнаружиться в лучшем обхождении с заключенным. Ученикам разрешили посещать Сократа в тюрьме.
Через несколько дней и ей было позволено посетить Сократа и в одно утро она явилась к нему, сияющая от радости, ведя за руку маленького Проклеса.
Ей разрешили пробыть у мужа два часа.
Заточение нисколько не изменило философа. В его чертах отражалось обычное спокойствие; ласково поздоровавшись с женою и ребенком, он попросил их сидеть тихо, чтобы не мешать его беседе с учениками. Как раз в это время он сообщал им любопытный факт: тюремная тишина мало-помалу расположила его к поэтическому творчеству. И Сократ тут же прочитал своим слушателям несколько басен, написанных им на днях. До сих пор он не подозревал в себе дара стихосложения.
Так продолжалось во все время, Ксантиппа приходила, чтоб только взглянуть мужу в глаза, услышать его голос и опять уйти. Она молча стояла в сторонке, пока он говорил, и была уже довольна, когда Сократ приветствовал ее ласковым кивком головы.
Друзья посоветовали ей не появляться на суде.
— Хорошо, я останусь дома, — отвечала Ксантиппа таким покорным тоном, точно выпрашивала кусок хлеба. — Только не оставляйте меня в неизвестности.
Ученики обещали подавать ей вести из зала суда. Наконец они ушли. Ксантиппа свернулась клубочком на полу у дверей и стала ждать. Целое утро прошло однако без особенно важных известий. Бесконечные свидетельские показания, смысл которых ускользал от Ксантиппы, доказывали только, что вина была не совсем ясна. Бедная женщина услала сына, принявшегося петь и Шуметь, за город в сопровождении служанки; теперь, по крайней мере, никто не беспокоил ее больше. Весь дом точно вымер. Только ученики Сократа приходили по очереди, сообщали ей шепотом несколько слов, и уходили опять.
Наконец, все свидетели были выслушаны. Выступил обвинитель. Потом наступила очередь подсудимого. Сначала Ксантиппе сообщили, что он взбесил судей едкой иронией своей речи, потом, что он блестящим образом разбил обвинение по всем пунктам; затем, что его речь окончена и произвела благоприятное впечатление. Надо надеяться, что после этого Сократ будет оправдан. Ксантиппа закрыла глаза, не смея вздохнуть. Прошло много времени безо всяких известий. Вдруг у порога раздались торопливые шаги. Это был опять один из учеников философа. Бледный, как смерть, вестник несчастья вбежал в дом и кинулся мимо Ксантиппы во внутренние комнаты. Ксантиппа была не в силах окликнуть его. Она припала головою к холодному полу, и посланный, не найдя никого, хотел уже оставить опустелое жилище, как вдруг наткнулся на распростертое тело хозяйки.
Приподняв Ксантиппу с земли, он начал ее ободрять. Хотя виновность Сократа признана, но большинством только в один голос. Обвинитель предложил смертную казнь, но так как Сократ защищал себя сам, то от него надо ожидать ловкого возражения обвинению. Тогда судьи, вероятно, не найдут обвиняемого достойным смерти.
— Ступай! — простонала Ксантиппа. — Спеши… скажите мне всю правду, иначе я умру!
Она снова села на полу у порога, вся дрожа в лихорадочном ознобе.
Сократу, тем временем, снова было предоставлено слово. Ученики несколько раз приносили только самые утешительные известия, сияя торжеством. Без надменности, но и без неуместной скромности, потребовал Сократ, чтобы ему, вместо кары присудили почетную награду за его образ жизни.
Однако, общее настроение в суде сделалось серьезнее. Председатель призвал обвиняемого к порядку и потребовал от него разумного ответа.
Сократ ответил, что смерть — еще самое легкое изо всех наказаний, которым он может подвергнуться, потому что изгнание было бы для него очень тяжело в виду преклонных лет, а заточение в тюрьме слишком неприятно, так как он любит прогулки на свежем воздухе. Если же судьи соблаговолят помиловать его от смертной казни, то можно найти безобидный выход из настоящего затруднения: пускай они отправят его домой, конфисковав в пользу казны все лично принадлежащее ему состояние. И философ тут же предложил им единственные, бывшие у него три обола.
Тайные почитатели Сократа восхищались его хладнокровием и бесстрашием, но судей это, разумеется, взорвало.
Наступила последняя, самая ужасная пауза. Ни малейшего звука не достигало до Ксантиппы извне и также ни малейшего звука, ни вздоха, ни рыдания не было слышно в тихом, точно вымершем доме.
Но вот на улице послышались шаги нескольких человек. Они приближались к опустелому жилищу Сократа с торжественной медленностью погребального шествия. Хозяйка вскочила на ноги.
Ученики вошли. Один из них спросил, не сходить ли за малюткой Проклесом. Но Ксантиппа сделала отрицательный жест головою. Она заранее угадывала роковую весть и все-таки старалась прочесть ее на лицах молодых людей. Ее взгляд не отрывался от их губ.
Платон заговорил первым. С жаром фанатика восторгался он мученичеством Сократа. Смерть от яда цикуты, который подносит ему одураченный народ, была, по его словам достойным венцом безупречно чистой жизни великого мужа. Всякий иной исход был бы роковым для его учения и для основанной им философской школы.
Ксантиппа с жалобным стоном закрыла себе уши.
Ксенофонт взял ее за руку и бережно подвел к постели, говоря, что его также не печалит смертный приговор Сократу. Иного конца и нельзя было ожидать. Но кому неприятна смерть учителя, тот должен принять меры к его спасению. С нынешнего дня, в суде наступают каникулы и в это время нельзя приводить в исполнение судебных приговоров, а так как многие из высокопоставленных лиц не сочувствуют казни философа, то бегство или похищение Сократа не встретит неодолимых препятствий.
