Рутина обычных представлений! Где там спорить с одним, когда его не отделить от других в общем сплетении таких же устоявшихся во времени концепций. Семья Иоанна Алексеевича как противовес второй семье и настроениям самого Петра I, родовое гнездо Романовых Измайлово как противовес рожденному духом реформ соседнему Преображенскому — наглядные примеры того, как нелегко давались реформы, как противостояла им Россия и как противоречили они ее исконному укладу. Такая трактовка позволяла одним историкам усилить значение Петра, другим подчеркнуть насильственный характер его преобразований. Возрожденная Россия и погубленная в своей самобытности Россия одинаково предполагали борьбу, в том числе и внутри царского двора, в непосредственном окружении Петра. И отрицательную роль так удобно было передать царице Прасковье Федоровне с ее тремя дочерьми. Тем, кто не представлял себе будущего правления средней из них, Анны Иоанновны!
…Разбежавшиеся пустырем, затоптанные пылью стежки. Приземистые ворота в три пролета под шатром невысокой колокольни. Грузные купола над казарменными рядами окон. Густой перелесок за бренчащей линией трамвая. И наступление домов — новых, многоэтажных, почти призрачных в своей одинаковости, со всех сторон, с каждым годом, все ближе, все теснее. Измайлово сегодня… А тогда — тремя столетиями раньше?
Жить по Домострою (как иначе определялся даже быт дома Кабановых у Островского!), бороться с Домостроем (не в этом ли причина гибели Катерины Кабановой в той же «Грозе»?). Но кто и когда задумался по-настоящему над тем, что Домострой это еще и черта под опытом многих поколений — в повседневной жизни, в ведении хозяйства, в экономике. И не только под опытом, но и под опытами. Одно поколение не просто повторяло другое — ведь надо же придумать исконный, якобы русский принцип делать все, «как делали отцы и деды»! Убежденность в правомерности и необходимости эксперимента — разве найдешь ей лучшие доказательства, чем факт существования Измайлова?
Вотчина, сохранившая до наших дней имя своих владельцев в XIV веке — Измайловых, долгое время ничем не выделялась среди других подмосковных. Потомки переселившегося в том же столетии в Рязань черниговского воеводы Ивана Ивановича Шаина, они приняли фамилию по имени его внука — Измаила и были деятельными служилыми дворянами. В середине XVI века Измайлово оказалось в руках другого перешедшего на русские земли рода — из Литвы, или «из Прусс», — будущих Романовых. Будущих, потому что прямые потомки Камбила-Гланда Дивоновича, в крещении Ивана, сначала прозывались Кобылиными, затем Кошкиными. Ветвь, которая вела к Романовым, стала называться Кошкиными-Захарьевыми.
Первая супруга Ивана Грозного, царица Анастасия Романовна, имела брата Никиту Романовича, способного военачальника, отличившегося в шведском и литовском походах, и государственного деятеля, получившего возможность после смерти Грозного принять участие в руководстве делами Московского государства. Его многочисленным сыновьям, в том числе Федору — будущему патриарху Филарету, пришлось испытать на себе жестокость опасавшегося Романовых Бориса Годунова. Александр Никитич был сослан в Усолье-Луду и там удавлен. Михаил Никитич погиб от голода в ссылке в Ныробе. Сосланный сначала в Яренск, а затем в Пелым Василий Никитич умер прикованным к стене. Федор-Филарет поплатился ссылкой и насильственным постригом. И только Иван Никитич, по прозвищу Каша, вышел невредимым из ссылки в Пелым. При Лжедмитрии I он получает сан боярина, как Федор-Филарет — патриарха, успешно выступает против войск Тушинского вора и в правление племянника, царя Михаила Федоровича, становится одним из руководителей внешней политики России.
Когда-то об одном из владельцев Измайлова современник писал: «…муж к честным искусствам доброхотный». Под искусствами подразумевались науки, а в отношении Никиты Романова науки агрономические. Отсюда с первых же шагов расчет земли: оказывается, в Измайлове лучше всего родились льны, греча, виноград, хорошо росли тутовые деревья, хотя они-то в Москве были не в диковинку. В одном только подмосковном селе Пахрине было 5 тысяч шелковиц да еще питомник тутовых саженцев. Шелководство представлялось делом почти освоенным.
Да и весь расчет измайловского хозяйства велся не на дворцовые нужды. Где там, когда за один 1676 год пошло в продажу из измайловского урожая 18 тонн пеньки, 20 тонн чистого льна и 186 тонн льна-сырца. И все это уходит прямо в Архангельск, на корабли иностранных купцов. Или местный хмель. Подсевали его в Измайлове на неудобных землях — по косогорам, по крутым берегам местных речонок, а урожаи снимали до 30 тонн и снова прямиком продавали в Англию. Даже знаменитый Измайловский зверинец имел назначение развести новых зверей в русских лесах. «Ино всегда прибыль», — рассуждали современники: как-то приживутся в них американские олени и кабаны, тигры, львы, барсы, белые медведи, рыси, соболи, черные лисицы, дикобразы и разгуливавшие на положении таких же диких животных ослы. Охота и та велась в меру, чтобы не повредить зверинцу. Хватало и того, что на царский стол подавалась специальная измайловская приправа из тертого оленьего рога и разваренные в вине кабаньи головы.
Об Измайлове можно рассказывать долго, но мы начали разговор о «факции» и загадочном участии в ней царевны Прасковьи Иоанновны. Через нее, ее судьбу вошла в рассказ и малоизвестная широкому читателю судьба Измайлова.
Детство в «сельскохозяйственной Академии Древней Руси», как назвал Измайлово И. Е. Забелин, юность в толчее царского представительства. У Петра еще не было своей семьи. Первая жена уже в ссылке, будущая, Екатерина I, еще не появилась. Обязанности царицы исполняет Прасковья Федоровна, вдова брата, приветливая, ровная в обращении, во всем угодная Петру. К ней он обязывает приезжать представляться иностранцев, придворных, чтобы поздравлять с победами русского оружия, а ведь такие поздравления следуют одни за другими! Она присутствует на всех ассамблеях и держит открытый дом в Измайлове. Дворец здесь, известный по гравюре Ивана Зубова, был выстроен еще в 1682 году. Корнелис де Брюин один из многих, кому довелось там побывать. Тесен и неудобен дворец — одноэтажный, сводчатый, с толстыми решетками на окнах. Единственное его украшение — две остроконечные башенки при въезде во двор да голландские куранты на одной из них. Петра подобные обстоятельства не смущали. А царевны — царевны ждали. Впереди было замужество с кем-то из иноземных правителей, если так решит Петр. Для Прасковьи все обернулось иначе.
Измайлово. Общий вид. XIX в.
…Дипломат спешил с донесениями. Так спешил, что не жалел каждый день посылать из Петербурга курьеров. Скандал во дворце. Пытки в спальне самого Петра. Опала любимого денщика. Гнев на Меншикова.
Французский полномочный министр Кампредон графу де Морвилю: «14 октября 1724 года. При царском дворе случилась какая-то неприятность, угрожающая, кажется, немилостью некоторым министрам и любимцам царя. Мне еще не удалось узнать, в чем дело. Достоверно только, что некто, по имени Василий, был три раза пытаем в собственной комнате царя, тотчас же после разговора государя с Ягужинским. Называют Мамонова, майора гвардии, пользовавшегося до сих пор большою милостию князя Меншикова, Макарова, секретаря Кабинета, и даже Остермана». 21 октября Кампредон пишет: «Оказывается, царевна Прасковья родила мальчика в Москве. Она не показывается теперь. Василий, любимый паж царя, отделался довольно тяжким наказанием, но снова попал в милость на другой же день; слуга его приговорен к каторге, а что постигнет Мамонова — пока еще неизвестно». Итак, Мамонов — отец ребенка.
Незаконнорожденный ребенок у царевны, да еще мальчик, значит, лишний, пусть и очень отдаленный, претендент на престол. И все это при тогдашних взглядах, при неукротимом нраве Петра!
Конечно же монастырь, ссылка, батоги…
Но не случилось ничего. Мертвое молчание в придворных кругах, никаких наказаний виновным. Больше того! Прасковья Иоанновна венчается с Иваном Ильичом Дмитриевым-Мамоновым — так звучала полная фамилия ее избранника. Просто брак остается до конца необъявленным. Никаких упоминаний о нем не найти в генеалогических сборниках и царственных родословных книгах. Нет никаких упоминаний и о ее сыне. Остался только начатый и недописанный Андреем Матвеевым портрет — детская головка с сумрачным взглядом широко открытых темных глаз. Кто об этом позаботился? Петр. И все последующие монархи.
Как теперь, спустя столько лет, разгадать, что же произошло с Прасковьей Иоанновной? Откуда взялась в ней эта смелость, эта решимость отстоять свои права? Хотя какие права! Никаких прав не было и не могло быть. Если разобраться в дворцовых архивах, нетрудно увидеть, что готовилась она к решительному шагу долго и обстоятельно. Прасковья Иоанновна даже решает загодя вопрос о разделе имущества с сестрами и для этого дает хорошую взятку любимой горничной Екатерины I — чтоб похлопотала.
