Поначалу лидером Комитета был Дантон, но летом 1793 года Дантон как-то выдохся. Он выходит по собственному желанию из Комитета, зато в него включают Робеспьера. Сен-Жюст – один из 12 его членов, он возглавляет в Комитете ключевую комиссию по национальной обороне. Сверх того, он работает в Конституционной комиссии, уже не «альтернативной», а основной; однако окончательный проект конституции готовит другой член Комитета, Эро де Сешелль. Он же и представляет в том же июне 1793-го проект монтаньярской конституции Конвенту. Сен-Жюст задет: он сам претендовал на эту честь.
Комитет работает днем и ночью, за год им издано около 10 тысяч постановлений. Из них подпись Сен-Жюста стоит примерно на 400. Немного, особенно если учесть, что под мало-мальски серьезными постановлениями стояло не менее трех подписей, а под самыми важными – и больше: например, под декретом об аресте Дантона стоит 17 подписей членов Комитета общественного спасения и членов Комитета общественной безопасности.
Зато Сен-Жюст был автором целого ряда программных докладов от имени Комитета, здесь прежде всего надо назвать три «убийственных» доклада по делам жирондистов (лето 1793-го), эбертистов и дантонистов (оба – весна 1794 года); во всех случаях принципиальные решения, конечно, принимал Комитет как целое, но роль докладчика невозможно недооценивать.
Кроме всего этого, надо учитывать, что Сен-Жюст значительную часть этого критического II года Республики (1793–1794 года) провел в командировках как комиссар Конвента.
Командировки депутатов носили весьма специфический характер, и историки нередко называют посланных «проконсулами Конвента». Действительно, так же как римский проконсул, посланный в какую-то провинцию, получал на несколько лет абсолютную власть и мог быть привлечен к суду только по окончании миссии (обычно – через три года), так и посланный на месяц или два в армию или в какой-то город депутат получал практически неограниченную власть: он мог отдавать распоряжения всем военным и гражданским лицам, до главнокомандующего включительно, имел право производить аресты, свободно пользовался денежными средствами и прочее. Единственное ограничение, как и в Древнем Риме, состояло в том, что комиссар обязан был отчитаться перед Конвентом или, практически, перед Комитетом общественного спасения. Отчет был далеко не пустой формальностью – его результат мог быть любым, вплоть до гильотины, но тут почти все зависело от успеха. Именно в деятельности Конвента II года, как нигде, торжествовал принцип «победителей не судят». И так как Сен-Жюст всякий раз возвращался с победой, то никто не интересовался, какой ценой достигнута победа.
При этом надо сказать, что хотя Сен-Жюст действовал весьма жестко и именно по принципу «победа любой ценой», он отнюдь не был особенно жесток, если мерять мерками эпохи. Другие «проконсулы», например, Фуше, Баррас или Карье, казнили намного больше людей и при этом достигли меньших успехов.
Первая миссия Сен-Жюста не слишком интересна. Как комиссар Конвента, он едет в департаменты Эна и Арденны[31] для наблюдения за набором рекрутов.
Гораздо важнее были две его миссии в Рейнскую[32] и Северную[33] армии.
Первая. Австрийская армия наступает с востока, и похоже, что Эльзас, который защищает Рейнская армия, уже потерян для Франции. Вот в этот момент в Эльзас прибывает комиссар Конвента, молодой Сен-Жюст.
Тут вновь уместно упомянуть возраст действующих лиц. С австрийской стороны генералы – командующий имперцев 69-летний Вурмзер (кстати, он и сам эльзасец, поскольку родился в столице Эльзаса Страсбурге) и 58-летний Брунсвик. По другую сторону – генералы Пишегрю и Гош (одному 32 года, другому 25) и комиссары Конвента: 26-летний Сен-Жюст и 28-летний Леба.
Как было сказано, комиссары Конвента имели неограниченные полномочия, и Сен-Жюст сразу же начал действовать максимально решительно. В своих действиях он руководствовался тремя правилами (они остались в его бумагах):
1. Каждый, не выполнивший предписаний закона, будет отвечать за это.
2. Больше дела, меньше слов.
3. Закон должен карать только дурные нравы.
И он действительно никогда не оставлял безнаказанным невыполнение его приказа. Меры были жесткими, но дисциплина в армии была восстановлена.
Более того, Сен-Жюст прекрасно понимал, что боеспособность армии зависит от того, как ее снабжают. Бронежилетов или комплексов наведения тогда не существовало, но в первые же три дня он издает приказы о снабжении армии обмундированием, зерном, мясом, требует 5 тысяч пар обуви, 15 тысяч рубашек и т. д. И результат был налицо: через короткое время в армии не только было все необходимое, но – дело неслыханное по тем временам – появились излишки. Сохранилось письмо, в котором Сен-Жюст спрашивает Пишегрю: что, по его мнению, делать с прибывшими 23 лошадьми, в которых уже нет нужды.
Что еще нужно для армии? Конечно же деньги, которые еще Цицерон охарактеризовал как «нерв войны». 31 октября Сен-Жюст и Леба объявляют о «займе» в сумме 9 млн ливров у состоятельных жителей столицы Эльзаса Страсбурга. Список предполагаемых заимодавцев прилагался, отказавшихся, согласно объявлению, ждали «строжайшие меры», что отнюдь не было пустой угрозой. Срок был установлен в 24 часа, но тут уж Сен-Жюст переоценил возможности – и города, и свои собственные. Он сам понял, что погорячился, и продлил срок, тем не менее, благодаря тому что поначалу он установил срок сутки, ему удалось «выколотить» нужную сумму за 8 дней. Вероятно, если б он с самого начала назначил неделю, то потребовался бы месяц.
Все это он делал, что называется, «через голову» и генералов, и других представителей Конвента в регионе. Те сразу стали возмущаться его высокомерием и авторитарностью, исключение составил Леба, который отличался дружелюбным характером, искренне восхищался Сен-Жюстом и, таким образом, составлял с ним вполне дееспособную пару, а также Пишегрю, с которым у Сен-Жюста сложились нормальные рабочие отношения.
Работали они на износ. Если в Комитете Сен-Жюст издавал сравнительно мало распоряжений, то здесь за 24 дня он издал более 300 постановлений – на самые разные темы, начиная от ареста солдата за пьянство до инструкций о расположении войск. Образцом стиля Сен-Жюста может служить его письмо военному обвинителю Страсбурга от 2 ноября: «Выясните причины плохого качества хлеба, выпускаемого в последнее время. Проверьте преданность администраторов. Накажите виновных, чтоб другим было неповадно».
Он как-то заявил, что «ради армии надо казнить хотя бы одного генерала». И действительно, при нем был расстрелян генерал Изамбер и полдюжины офицеров. «Почему надо казнить генералов?» – спросят читатели.
А что делать? Армия воюет пока что неудачно. Признать, что генерал недостаточно компетентен? А зачем его назначал? Сказать, что армия плоха? Так ведь она пылает святой любовью к свободе… и т. д. Вот и остается только версия о предательстве.
Таков источник «философии предательства» в революциях. Революционерам необходим «Сатана» – источник реального зла. И это не совсем, не на сто процентов неправда: ведь во время революции нация действительно расколота, и многие действительно переходят в лагерь врага – не как изменники, а по убеждениям.
Если таким образом Сен-Жюст обращался со своими, то нетрудно понять, как он говорил с врагами, то есть с австрийцами. К примеру, когда осажденные австрийцы запросили переговоров о сдаче, Сен-Жюст ответил «в духе древних римлян»: «Республика не принимает и не дает врагам ничего, кроме свинца».
Однако в целом нельзя сказать, что репрессии в Эльзасе были чудовищными или хотя бы необычными – по тем временам. За время миссии Сен-Жюста там было казнено 120 человек – масштаб репрессий был заметно меньше, чем в Нанте, Тулоне, не говоря уж о Лионе, где в те же месяцы Фуше и Колло уничтожали людей пушками, считая, что гильотина работает слишком медленно.
В целом миссия Сен-Жюста была в высшей степени успешной. Однако его жесткость и авторитарность, как обычно, имела и обратный результат. Он не только перессорился с другими комиссарами Конвента в регионе, но также осложнил отношения между генералами.
Их, как выше сказано, было двое: командующий Рейнской армией Пишегрю и командующий Мозельской армией Гош. Этот исключительно талантливый генерал (многие считают его самым выдающимся из генералов Республики) был выдвиженцем Карно. Буквально несколько месяцев назад он, сержант при архиве Комитета общественного спасения, дал Карно несколько советов, тот нашел их превосходными, и к концу года Гош командовал армией.
Это не могло не вскружить голову молодому человеку, и стычка Сен-Жюста с амбициозным генералом, к тому же выдвиженцем его конкурента в Комитете, становилась почти неизбежной. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что все возникшие осложнения, конкуренция за место главнокомандующего (Сен-Жюст намечал Пишегрю, а его коллеги, не спросясь его, назначили Гоша) все же остались «под ковром» вплоть до победы, но весной 1794 года Гош, по дороге к новому месту назначения, был арестован по приказу Комитета общественного спасения. Приказ об аресте был подписан всеми членами Комитета общественного спасения (кроме Робеспьера, который в тот момент был болен, и нескольких членов в командировках) но подпись Сен-Жюста на этом приказе стоит первой, так что, судя по всему, инициатива ареста исходила от него.
