Теперь Робин стал пятиться назад, обороняясь обломком меча, который служил ему сразу и мечом, и щитом, и кольчугой.
Он отступал шаг за шагом, пядь за пядью по кругу, пока кольцо не замкнулось и он не ступил на утоптанную траву.
Здесь лежал убитый олень, и, пятясь, Робин споткнулся о него. Тут Гай Гисборн ударил его в бок, и только колчан спас стрелка от неминуемой смерти.
– Ты будешь лизать мне пятки, раб! – прохрипел Гай Гисборн, занося снова свой меч.
– Нет! – крикнул Робин. – Я не умру от руки господина!
Это были первые слова, слетевшие с его уст с начала боя. Отпрянув в сторону, как стрела от спущенной тетивы, он ударил рыцаря обломком меча в живот снизу вверх, как разят ирландским ножом в уличной драке. И удар был так силён, что тупой обломок прошиб кольчугу и по самую рукоять ушёл в тело врага.
Гай Гисборн упал, а Робин повалился с ним рядом. Он был так утомлён, что не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Но лицо его смеялось, а сквозь мокрые от пота ресницы глаза глядели на солнце, зацепившееся за вершину дуба.
Он лежал и щурил глаза, и солнечный луч запутался у него в ресницах, сверкая огромным радужным щитом, и стрелок то сжимал, то разжимал веки, и радужный щит играл, переливаясь малиновым, жёлтым, зелёным, синим цветом, и Робин смеялся, думая о том, что его враг убит, а он остался жив и жизнь, как капля на ресницах, переливает радугой, звеня малиновым, жёлтым, зелёным и синим шумом.
Грудь стрелка вздымалась ровнее, ровнее, и он уснул. Ему приснился славный бой, толпы вилланов в малиновых куртках, с ирландскими ножами в руках и толпы господ в блестящих кольчугах.
«Ты будешь лизать мне пятки, раб!» – услышал Робин торжествующий голос и тотчас открыл глаза.
Повиснув на самом конце ивовой ветки, над ним покачивался дрозд, а в клюве у птицы извивался тонкий белый червяк.
– Хо-хо-хо, дроздушка! – крикнул Робин так громко, что дрозд выронил свою добычу и скользнул в листву.
Стрелок упёрся в землю рукой и сел.
Он посмотрел на Гая Гисборна, по лицу которого бегали муравьи, и на обломки щитов, и на осколок меча, неподвижно торчавший в корявом стволе, и рассмеялся, потому что трудолюбивый паук успел уже натянуть прозрачную сетку между клинком, дубовой корой и колючим цветком боярышника.
– Всю жизнь ты был негодяем, сэр Гай, а сегодня перестал им быть! – воскликнул Робин, наклоняясь над убитым врагом.
Он сдёрнул с рыцаря конскую шкуру и накинул её себе на плечи. Потом бросил свой колчан, разрубленный врагом, и взял колчан Гая Гисборна и его охотничий рог. И бросил свои ножны, потому что они были коротки для рыцарского меча. Он поднял оба лука и двинулся в путь, тревожа лес весёлым пением серебряного рога. И скоро сумерки заплели своей паутиной лужайку, а примятая трава зашевелилась, расправляя жадные к жизни, живучие стебельки.
19. О ТОМ, КАК СТРЕЛКИ ВЫРУЧИЛИ ВИЛЛЯ СТАТЛИ, И О СМЕРТИ БЛАГОРОДНОГО ЛОРДА ШЕРИФА
Там не один сгибался лук
И не одна стрела летела,
Немало порвано кольчуг,
И не одно пробито тело.
Рабы с ошейниками на шее тащили на длинной верёвке двух пленников. Один пленник спотыкался и падал под непосильной ношей, пот градом катился по его лицу, а конец дубового глаголя, который лежал у него на плече, тащился за ним по дороге, взрывая в пыли глубокую борозду. Руки пленника были свободны, он поддерживал окровавленными пальцами тяжёлое бревно.
Второй пленник, в изорванном зелёном плаще, с руками, скрученными за спиной, шёл, гордо вскинув голову, смело поглядывая на толпу, запрудившую рыночную площадь Понтефракта. Рыжие пятна крови проступили у него на спине, я щека рассечена была багровым рубцом.
Рабы несли за ним второй глаголь.
– Стыдно робеть перед смертью, – усмехнувшись, сказал Вилль Статли, когда виллан сбросил с плеч свой тяжёлый груз. – Не с Христа ли берёшь ты пример, молодец? Зря ты тащил перекладину, на которой тебе же болтаться. Что значит перед смертью десяток лишних ударов?
Шериф, сидя на белом коне, не спускал с пленников глаз. Шерифов слуга протянул им два заступа.
– Ройте ямы для глаголей! – приказал он.
Вилль Статли звонко рассмеялся.
– Шутник ты, как я посмотрю! Как же это могу я рыть яму со связанными руками?
Виллан, взглянув на стрелка, выронил заступ. Слуга достал нож и приготовился разрубить верёвки на руках Билля Статли, но шериф угрюмо покачал головой. Тогда рабы поплевали на ладони и всадили заступы в землю.
Горожане молча следили за тем, как железо режет жёлтую глину.
– Отдохнём пока, что ли? – сказал Вилль, опускаясь на землю. – Ты, парень, жалеешь небось, что ввязался в наше дело?
– Нет, – ответил виллан. – А помирать неохота.
– Не горюй, приятель! Знаешь, на том свете всё будет наоборот. Спроси любого монаха. На том свете ты будешь ехать на белом коне, в плаще, расшитом золотом и серебром, а твои товарищи, вроде меня, будут гнать по дороге шерифа с таким же глаголем на плечах. Вот только не знаю, есть ли на том свете Понтефракт.
Первый глаголь поднялся кверху, качнулся, как подрубленное дерево, и замер. На нём закачалась верёвка с петлёй.
Стрелок окинул взглядом толпу. Десятки глаз ощупывали его со всех сторон – иные горели злорадством, ненавистью и насмешкой, другие почернели от страха и жалости.
Рядом с первым глаголем встал второй. У стрелка пересохло в горле и пропала охота шутить. Он напряг мускулы, силясь порвать верёвки.
– Эх, стукнуть бы тебя перед смертью! – сказал он, глядя шерифу прямо в глаза. – Рук не хотелось марать о тебя, старая падаль, а зря мы отпустили тебя живым в тот проклятый день!
– Начинайте вот с этого, – кивнул шериф рабам.
Обозлённые тем, что стрелок заставил их тащить тяжёлую виселицу, рабы с поспешной готовностью подскочили к Биллю Статли. Но он тряхнул плечами, и они отлетели от него, как щенки.
– Шериф! – крикнул Вилль Статли. – Не годится стрелку Робин Гуда умирать от удавки! Ты однажды поклялся не вредить нам ни на море, ни на суше. Если есть ещё капля совести в твоей подлой душе, позволь мне умереть, как подобает стрелку. Прикажи дать мне в руки меч, я буду биться со всеми твоими людьми, один против многих!
– Нет, разбойник! Собаке – собачья смерть! Ты расстанешься с жизнью в петле!
Рука раба коснулась шеи стрелка. Вилль Статли отпрянул от него и наткнулся на копьё стражника. Острые копья нацелились в него со всех сторон.
– Хорошо же! – крикнул Вилль Статли. – Развяжите мне руки, а там посмотрим, помогут ли вам ваши копья!
– Слишком большая честь для тебя – умереть от копья и меча, – усмехнулся шериф. – Ты издохнешь, высунув набок язык, и такой же смертью умрёт Робин Гуд, когда попадётся мне в руки.
Вилль Статли приподнялся, выпятив грудь, заскрежетал зубами. Но узлы затянуты были туго, только кровь с натуги брызнула у него из рубца на щеке.
– Ты жалкий трус, шериф! – прохрипел он. – Погоди же! Робин Гуд разочтётся с тобой за меня. Он проткнёт твоё подлое сердце, он раздавит тебя, как вонючего клопа… Прощай, виллан, не робей! Умирать – один раз!
Парень съёжился, когда петля упала на шею стрелка, будто сам ощутил прикосновение верёвки.
– Дай же мне попрощаться с тобой, Вилль Статли! – раздался тут голос, и лучник в зелёном плаще, вынырнув из толпы, шагнул к стрелку.
– Стой! И ты не уйдёшь, Рейнольд Гринлиф! – вскричал шериф, узнав Маленького Джона. – Ты будешь болтаться с ним на одной верёвке!
Но широкий нож блеснул уже в воздухе раз и другой, в Вилль Статли выдернул меч из ножен у стражника, который стоял рядом с ним.
– Спина к спине! – крикнул Маленький Джон, и два меча сверкнули над головами стрелков.
Горожане в испуге отступили назад и прижались к стенам домов, шериф осадил коня, а стражники бросились вперёд.
А в небе скользили белые облака, проволакивая лёгкие тени, как сети, по дубам, по каштанам и букам, по колосистым полям и горячим дорогам, собирая прозрачный улов – ветерок, напоённый дыханием цветов, и дрожащий над пашнями воздух. А с высокого холма, что сбегает лугами к Понтефракту, навстречу скользящим теням спешил всадник в малиновой куртке, с конской шкурой на плечах и в рогатом шлеме.
Перед ним, как на ладони, открылась рыночная площадь, и зоркие глаза разглядели сквозь дымку пыли, как упал, раскинув руки, незнакомый виллан под ударом датского топора и как люди шерифа, навалившись на Маленького Джона и Билля Статли, связали стрелков по рукам и ногам.
– Вовремя я подоспел! – сказал Робин и трижды протрубил в рог сэра Гая Гисборна.
Торжествующий звук прокатился над Понтефрактом. И шериф узнал этот рог и воскликнул, привстав в стременах:
– Это рог Гая Гисборна. Он даёт нам знать, что разбойник убит!
Толпа расступилась, чтобы пропустить воина в конской шкуре.
– Привет благородному лорду! – услышали горожане. – Робин Гуд убит и не воскреснет.
