Еще в тридцатых годах русское правительство обратилось к Соединенным Штатам с просьбой запретить американским судам заходить во внутренние моря и заливы России. Правительство Американских Штатов обнародовало просьбу России в крупнейших газетах и сопроводило ее сочувственными, но ни для кого не обязательными комментариями. Приличия были соблюдены, но янки, наживавшие состояния в Охотском море и Пенжинской губе, не считали себя связанными "моральными внушениями" правительства.
В 1846 году, когда около двадцати китобойных судов бесчинствовали в Петропавловской гавани и начальник порта — предшественник Завойко — Машин ждал инструкций, которые разрешили бы ему принять энергичные меры, нарочный курьер привез бумагу Адмиралтейства из Петербурга, дозволяющую ежегодно тратить по 5 рублей 71 3/7 копейки на кошек, содержащихся в петропавловском провиантском магазине. Правительство, озабоченное борьбой с четвероногими грызунами, смотрело сквозь пальцы на неслыханное расхищение богатств России двуногими хищниками. Только за два года — 1846 и 1847 — американцы добыли во внутренних водах России китового жиру более чем на семнадцать миллионов серебряных долларов. Сумма по тем временам неслыханная!
Англичане настойчиво подбирались к Восточной Сибири, к устью Амура, к Камчатке под видом ученых, геологов, лингвистов, миссионеров и купцов. Поиски пропавшей экспедиции арктического исследователя Франклина служили поводом для посылки разведывательных отрядов. Они забирались в такие углы Восточной Сибири, где легче было бы найти Ноев ковчег, чем несчастного Франклина и его спутников.
Встревоженный нараставшими событиями, Муравьев в 1853 году доносил в Петербург:
"России, натурально, если и не владеть всею Восточною Азиею, то уже непременно господствовать на всем побережье Восточного океана. Мы допустили вторгнуться сюда Англию, которая из своего маленького острова предписывает законы во все части света. Законы же английские не имеют целью благосостояние человечества, а пишутся они в удовлетворение лишь коммерческих интересов Великобритании, нарушая спокойствие и благосостояние других народов… Овладеть Камчаткой, Амуром, Сахалином, отрезать Россию от Восточного океана — вот полагаю, ближайшая цель Англии".
Дальний Восток требовал крейсеров для охраны китового промысла. Торговые суда Российско-Американской компании не могли более оставаться беззащитными, отданными на произвол заморских пиратов. Требовались люди для новых поселений по берегам Татарского пролива. Настала пора послать миссию в Китай и Японию — для торговых и дипломатических переговоров. Только благодаря этому в начале пятидесятых годов из Кронштадта в Тихий океан отправилось несколько военных судов. Сначала корвет "Оливуца", затем транспорты и три фрегата: "Паллада", "Диана" и "Аврора" — так называемая эскадра вице-адмирала Путятина.
Из трех крупных военных судов только фрегат "Диана" был пригоден для трудного кругосветного плавания; "Аврора" значительно устарела, а "Паллада" годилась на слом. Фрегаты плыли не по одному маршруту: "Палада" и "Диана" — вокруг африканского континента, "Аврора" — через Атлантику и вдоль южноамериканских берегов. Им так и не удалось соединиться в один отряд: "Аврора" сражалась в Петропавловске-на-Камчатке, "Диана" в 1855 году погибла у берегов Японии в результате землетрясения и вызванного им шторма, а "Паллада" едва дотащилась до Татарского пролива, но вскоре была расснащена и закончила в устье Амура свое существование.
Соединенная англо-французская эскадра, в составе около тридцати вымпелов, искала корабли Путятина. Контр-адмиралу Дэвису Прайсу и контр-адмиралу Феврие Депуанту вменялось в обязанность: получив известие об объявлении войны, уничтожить эскадру Путятина и обеспечить полную свободу действий англо-французского флота в Тихом океане. На языке газет, выходивших в Сан-Франциско, это называлось: "Идти в камчатские воды с целью разорять берега".
Вот почему марсовые на "Президенте" и "Форте" не сводили глаз с неподвижной "Авроры". Добыча сама пришла в руки.
В начале 1854 года, когда близившиеся выступления Англии и Франции на стороне Оттоманской Порты не вызывало уже никаких сомнений, Нессельроде не раз мысленно возвращался к делам Крайнего Востока. Он уже знал, что в тихоокеанских водах сосредоточены сильные для тех мест неприятельские эскадры, сверх многочисленных судов Ост-Индской морской станции, контролирующей порты Индии и Китая.
Что ж, теперь, в самый неподходящий для России момент, как раз и случится то, о чем он не раз предупреждал правительство и двор: британские суда придут в Петропавловск, в Охотск, в Аян, увезут все, что им заблагорассудится, и предадут огню постройки. Кто может помешать им? Провинциальный администратор Завойко? Прожектер Муравьев, забавляющийся реформами в Иркутске, за тысячи верст от океана? Или два-три жалких военных корабля, посланных из Кронштадта в Тихий океан?
"Да свершится господня воля, — думал Нессельроде. — Я в свое время сделал все, что мог; теперь английские и французские пушки подтвердят мою правоту и дальновидность!"
Да будет так!
Во вторник Изыльметьев тщательно осмотрел фрегат. Боцман Жильцов, сопровождавший капитана вместе с группой офицеров, беспомощно разводил руками, когда Изыльметьев указывал на мелкие погрешности ремонта.
Однако Иван Николаевич остался доволен осмотром. Если бы не старая, пооблупившаяся от времени окраска, фрегат еще мог бы считаться красавцем изящная осадка, стройные, приведенные в порядок мачты, разномастная, но новая и прочная парусина. Пришлось сменить ванты, которыми крепятся мачты, — прежние истерлись и при шторме могли лопнуть. Изыльметьев прошел от кормы до бушприта, осмотрел все палубные надстройки, проверил, как проконопачены щели и пазы в палубе.
Тревогу вызывала подводная часть фрегата, шпангоуты, штевни, нижний трюм. Дубовые балки и доски уступили натиску времени — И дуб и лиственница потеряли свою первоначальную твердость, пропитались влагой и местами прогнили. Об устарелости "Авроры" говорили и большие, пахнущие гнилью деревянные бочки для пресной воды; в последние годы они повсеместно заменялись металлическими цистернами.
Условия стоянки в Кальяо не позволили капитану обследовать медную обшивку "Авроры" лист за листом, и хотя матросы, опускавшиеся под воду, уверяли, что положение обшивки в общем благополучно, Изыльметьев знал, как слабо защищен непрочный киль.
Третьи сутки не было ветра. По утрам берег затягивало серой пеленой. Она таяла медленно, растапливаясь в синеве неба. В такую погоду паруса бесполезны, нужно ждать, с надеждой поглядывая на барометр, не пообещает ли он ветер.
Штиль настраивал Депуанта на благодушный лад. Штиль как нельзя лучше отвечал его нерешительности.
— Вот когда нам понадобился бы "Вираго"! — не без ехидства намекнул он Прайсу.
Но, полный решимости, контр-адмирал заверил Депуанта, что к исходу завтрашнего дня они при любых условиях завладеют "Авророй".
Вечером Изыльметьев посетил английский фрегат. С высокого борта пятидесятипушечного "Президента" видна была неподвижная "Аврора. Пройдет еще час — и вечерний туман скроет "Аврору" от глаз марсовых "Президента", исчезнут в тумане и мягкие очертания острова Сан-Лоренцо, близ которого стоит "Аврора".
В этот вечер Прайс казался необычно любезным и словоохотливым собеседником. Но в его шутках и угловатой подвижности чувствовалась какая-то неловкость, нарочитость и вместе с тем нервный подъем. Он хвалил русских офицеров, пришедших с Изыльметьевым на "Президент", с увлечением говорил о профессии моряка, о "великой, нерасторжимой морской семье".
Депуант притих от изумления.
— …Что ни говорите, а в появлении паровых судов я вижу какое-то горькое, печальное знамение…
— Это не помешало вам, господин адмирал, — заметил Изыльметьев, включить в свою небольшую эскадру пароход "Вираго".
Прайс рассмеялся.
— Скажу вам по секрету: заставили взять! А душа к нему не лежит. Поздно мне переучиваться. И копоти много. Дымит…
— И камбуз дымит, — заметил Дмитрий Максутов, — однако же упразднить его никто не намерен.
— Приготовление еды, господин лейтенант, — процесс неизбежный, он отвечает естественной потребности человека.
— А паровая машина, — возразил Дмитрий, — я полагаю, отвечает естественным потребностям человечества. И, сколько можно судить, Англия не пренебрегает этой возможностью.
— Еще бы! — Прайс продолжал подкупающе дружелюбно, откровенно, точно изливая наболевшую душу. Темные от старости руки поглаживали согнутые под прямым углом колени. — Разве есть в мире такая вещь, которою пренебрегла бы Англия, не завладела бы, не купила бы ее? И копоти мы первыми наглотались по горло. — Им снова овладело возвышенное настроение. Господа, я люблю Англию. Но, увы, у нас во всем господствует экономическая проза. Только флот, парусный флот — прибежище романтики. На земле мы барахтаемся в паутине своекорыстных интересов, куда-то спешим, чему-то завидуем и в довершение всего стараемся изловчиться, чтобы получше всадить пулю в спину ближнего своего. В открытом море мы все становимся братьями. Мы как дети радуемся парусу, показавшемуся на горизонте, не думая о том, чей флаг на корабле. Мы — великое, нерасторжимое братство!
