Глава четвертая
Поход на Полоцк
Месяц март восточные славяне называли березень. В основе этого названия лежит древнее прусско-литовское слово, означавшее таяние снега и весенний ручей. Когда-то восточные славяне жили бок о бок с балтийскими племенами между Неманом и Вислой, обогатив свой язык фразеологическими оборотами из балтийских диалектов. В первый день месяца марта восточные славяне отмечали начало нового года, так было в дохристианскую эпоху.
Обычно к началу марта новгородские даньщики завершали объезд лесных подвластных племен и возвращались в Новгород на санях, груженных кипами ценных мехов. Так было и в этом году.
Добрыня вернулся в Новгород весьма довольный своей поездкой в Прионежье, ибо ему удалось сговорить к походу на Киев многих чудских князьков. Однако бодрое настроение Добрыни мигом омрачилось после его беседы с Добровуком, вернувшимся из Полоцка.
– Князь Рогволод не принял наши дары, заявив, что не по чину ему знаться с нами, – сказал Добровук. – Рогнеда, дочь Рогволода, отказалась стать невестой Владимира. Она заявила, что не станет разувать робочича. Мол, ей желаннее Ярополк Святославич, который тоже к ней сватается.
Робочичем на Руси называли сына рабыни.
– Стало быть, брезгуют нами Рогволод и Рогнеда, – процедил сквозь зубы Добрыня, барабаня пальцами по столу. – Выходит, облизнулись они на Ярополка Святославича. Ну-ну! А Ярополк-то зря время не теряет, как я погляжу. – Добрыня отпил квасу из кубка и взглянул на Добровука. – Видел ли ты Рогнеду? Какова она внешне?
– Встречался я с Рогнедой в присутствии ее отца и братьев, – ответил Добровук, развалившись на стуле. – Скажу откровенно, дочь у Рогволода на загляденье, телом хороша и лицом пригожа. Лет ей уже семнадцать. Токмо гордыни и спеси в Рогнеде шибко много. Что и говорить, цену она себе знает!
– Что ж, не пожелала Рогнеда стать женой моему племяннику, значит, станет его рабыней, – с угрозой в голосе произнес Добрыня.
– Неужто на Полоцк полки двинешь? – встревожился Добровук. – Стоит ли? Укреплен Полоцк дюже хорошо. Вот, увязнет наша рать под Полоцком, и что тогда? Ярополк успеет с силами собраться, а ведь мы хотели врасплох его застать. Не забыл?
Добрыня помолчал, слегка поворачивая в руках серебряный кубок, потом задумчиво промолвил:
– Ежели рать наша Полоцк не сможет взять, тогда нам нечего и на Киев замахиваться. Опять же нельзя нашему воинству идти на Киев, оставляя у себя за спиной князя Рогволода. Полочане могут на Новгород обрушиться, могут на подмогу к Ярополку выступить. Коль возьмем Полоцк, друже, то этим мы и Ярополка ослабим. – Добрыня подмигнул Добровуку. – Заодно невесту у Ярополка отнимем. То-то Владимир обрадуется!
– Рогволодову дочку-красавицу Владимир, без сомнения, захочет затащить к себе на ложе, когда увидит ее, – усмехнулся Добровук, знавший не понаслышке о сластолюбии племянника Добрыни.
* * *
Поскольку Тора была дружна с Тюрой, женой Добровука, то ей очень скоро стало известно о неудачной попытке Добрыни сосватать Владимиру дочь полоцкого князя. Стремительная в поступках Тора незамедлительно потребовала объяснений от Добрыни. Тору рассердило то, что Добрыня старался обстряпать это дело втихомолку, явно понимая, что родне Аловы это не понравится. Тора заподозрила, что ее дочери собираются подыскать замену в лице княжны-славянки.
«Неужели моя дочь уже наскучила Владимиру как жена? – молвила Тора Добрыне. – Неужели Алова недостаточно знатна для Владимира? Неужто род князя Рогволода знатнее и древнее рода свейских Инглингов и рода датских Скьольдунгов? К чему вся эта подковерная возня?»
Добрыня хоть и не ожидал от Торы такого гневного напора и такой осведомленности, однако нисколько не смутился и отвечал на ее вопросы, не пряча глаз. Да, он засылал сватов в Полоцк, имея целью перетянуть на свою сторону тамошнего князя, только и всего. Эта затея Добрыни не увенчалась успехом, вот поэтому он и отправлял Добровука в Полоцк втайне от всех, дабы в случае неудачи не было никаких разговоров, никакого шума. Война с Киевом предстоит трудная, молвил Добрыня, вот почему он искал союза с полоцким князем, вот почему всю зиму он подбивал к походу на Киев кривичей и чудские племена.
«Новгородцам даже с помощью викингов вряд ли удастся одолеть киевскую рать, – молвил Добрыня озабоченным голосом. – Ярополк без труда может собрать тридцать тыщ войска. А в дружине у Ярополка собраны витязи, которые под стягами его отца побывали на Кавказе и Дону, на Дунае и за Балканскими горами, нигде не зная поражений.
Мне отступать некуда, ибо поражение в этой войне означает смерть для меня и Владимира. Вот почему я любыми способами стараюсь привлечь под свои знамена кого угодно, будь это полочане, чудь или кривичи…»
Тора не без язвительности заметила Добрыне, мол, способы его не отличаются разнообразием. Если в Полоцке сватовство Добрыни не увенчалось успехом, то в городище чудского князька Пуркеша ему удалось-таки сосватать невесту для своего любвеобильного племянника. Кем же является чудинка Альва княжичу Владимиру, женой или наложницей? Не вытеснит ли чудинка Алову с супружеского ложа?
Добрыня заверил Тору, что брачный обряд, свершенный в чудском городище над Владимиром и Альвой, всего лишь дань местному обычаю. Для русичей этот чудской свадебный обряд законной силы не имеет, то есть Альва является наложницей Владимира, а дети ее не смогут претендовать на княжескую власть.
«Владимир же претендует на главенство на Руси, а ведь он является сыном наложницы», – намеренно ввернула Тора, чтобы уязвить Добрыню.
Однако Добрыня не утратил своей невозмутимости. Он спокойно пояснил Торе, что его племянник вовсе не зарится на Киев. И если Владимир все же вокняжится в Киеве, то исключительно по его, Добрыни, воле. Не Владимир, а он, Добрыня, готов ради этого пойти на попрание старинных родовых установлений.
Глядя на Добрыню, такого мужественного и красивого, Тора вдруг подумала, что именно ему, а не Владимиру, по плечу взять власть в Киеве. И если бы Добрыня стал князем киевским, а ее взял бы в жены, то для Торы это стало бы величайшим счастьем. Тора с трудом удержалась от того, чтобы не высказать Добрыне свои сокровенные мысли. Тора спросила у Добрыни, имеется ли возможность ему самому вокняжиться в Киеве в случае внезапной смерти Владимира.
Добрыня бросил на Тору пронизывающий взгляд и, не задумываясь, ответил, что ему в любом случае не стать киевским князем.
«Смерть Владимира лишь укрепит Ярополка Святославича на столе киевском, – сказал Добрыня. – Даже если я соберу сорок тыщ войска против Ярополка, все мои старания пойдут прахом, коль с Владимиром случится непоправимое».
* * *
С середины марта к Новгороду начали стягиваться отряды воинов из чудских племен. Всю эту лесную рать, вооруженную в основном ножами, дротиками, луками и стрелами, Добрыня разместил на своих загородных подворьях. Каждый из лесных князьков непременно являлся пред очи Владимира с каким-нибудь подарком. Среди даров в основном было оружие и украшения из серебра. И только емшанский князь Олевик подарил Владимиру красивую невольницу по имени Сойва. Эта рабыня была родом из племени суоми, она была белокура и голубоглаза. Олевик посоветовал Владимиру никогда не расставаться с Сойвой, пояснив, что она сильна в ведовстве и чародействе, несмотря на свой юный возраст. Сойве было восемнадцать лет.
«Сойва насквозь всех людей видит, мысли людские читает, – восторженным шепотом поведал Владимиру длинноволосый бородатый Олевик. – Держи Сойву подле себя, княже, и она отвратит от тебя любую беду. Свою магическую силу Сойва получает от бога Укко и его жены Рауни».
Поскольку Сойва не знала ни слова по-русски, Владимир поручил Альве, дочери Пуркеша, обучить ее русской речи.
Когда к Новгороду подошли конные и пешие отряды кривичей из Пскова и Ростова, лишь тогда новгородские купцы и бояре в полной мере осознали масштаб военных приготовлений Добрыни. Войско кривичей насчитывало около десяти тысяч человек. Чудские князья выставили около четырех тысяч воинов.
Новгородское вече наперекор колеблющимся купцам постановило собрать воинство в шесть тысяч копий для войны с Киевом. Новгородским боярам волей-неволей пришлось собираться в поход. Никто из новгородской знати не желал оставаться в стороне, понимая, что если Добрыня осуществит свой дерзкий замысел и посадит Владимира на киевский стол, то плодами этой победы воспользуются те, кто открыто последует за Добрыней на эту войну.
Вместе с варягами и новгородцами под началом у Добрыни собралась рать в двадцать две тысячи воинов. В последних числах марта это войско по талому снегу двинулось на Полоцк. Добрыня понимал, что весенняя распутица, наступавшая неделей раньше на землях вокруг Киева, замедлит сбор полков Ярополка Святославича. Добрыня рассчитывал разбить войско Рогволода еще до того, как киевляне соберутся на подмогу к полочанам.
