Когда случилось убийство Рема, Потиций воспринимал все происходящее как кошмарный сон, но теперь, при всем ужасе случившегося, голова его оставалась столь ясной, словно он стряхнул наваждение. С отстраненным любопытством жрец наблюдал, как его родич вновь поднял меч. Рука Потиция машинально потянулась к амулету, но тут он вспомнил, что накануне передал Фасцина внуку, и вздохнул с облегчением, – во всяком случае, амулет был вне опасности.
С громким криком Пинарий занес окровавленный клинок над шеей родича…
* * *
Содеянное им было исполнением воли самого Юпитера. Так, во всяком случае, заявил Пинарий, давным-давно предсказавший затмение и задумавший воспользоваться трепетом и смятением, которые непременно при этом возникнут. Само собой, молния была десницей Юпитера, а гром – его могучим гласом. Сам бог осветил Пинарию путь к алтарю и потряс небеса и землю одобрительным ревом, когда он снес голову лишившегося покровительства небес Ромула с его плеч.
Пинарий предупреждал родича, чтобы тот держался от царя подальше. Все, даже ликторы Ромула, разбежались с места действия, но упрямый Потиций не только остался, но и в тот самый момент, когда дело было сделано, схватил его за одежду и уставился на него. Решение убить этого глупца было мгновенным и единственно правильным – сам Юпитер выразил тому одобрение оглушительным раскатом грома.
Без помех и промедления Пинарий с сообщниками раздели обезглавленное тело Ромула и бросили его в Козье болото, куда оно и кануло бесследно. Труп Потиция последовал за ним. Теперь, если даже пески когда-нибудь и вернут добычу, никто не сможет опознать в нагих, обезглавленных телах царя и гаруспика. Все, что было при убитых, включая одежду, заговорщики разделили между собой. Затем они удалились, унося под одеждой улики, которые поклялись уничтожить.
Корону, снятую с головы Ромула, Пинарий положил на алтарь, где ее можно было легко найти. Первоначально он намеревался сам избавиться от головы Ромула, но потом передумал и поручил захоронить ее в тайном месте одному из сообщников (убийство Потиция обременило его другими заботами). Пусть этот человек был глупцом, но как родич Пинария и его собрат по жреческому служению Геркулесу он мог рассчитывать на то, что хотя бы его голова сподобится достойного погребения.
Затмение шло на убыль. Постепенно светлело, хотя гроза продолжала бушевать вовсю. Поле Маворса обезлюдело, но Пинарий, направлявшийся к Холму бродяг, на всякий случай прикрывал голову плащом. Он торопливо поднялся по крутой тропке и пошел к храму Юпитера мимо святилища Асилея (новые поселенцы все еще поддерживали его культ, но сейчас, укрываясь от бури, разбежались и отсюда). Чтобы отблагодарить бога за благополучное исполнение задуманного, Пинарий решил похоронить голову родича под сенью храма Юпитера. Он опустился на колени в грязь, бросил последний взгляд на лицо Потиция и голыми руками принялся копать в мягкой, сырой земле глубокую яму.
Двенадцатилетний мальчик сидел на полу, скрестив ноги и повторяя уроки. Его дед сидел перед ним на простом деревянном складном стуле с бронзовыми петлями. Несмотря на то что у стула не было спинки, старик сидел прямо, подавая пример мальчику.
– А теперь скажи мне, Тит, в какой день царь Ромул покинул землю?
– Это случилось на ноны квинтилия, двести шесть лет тому назад.
– Сколько ему было лет?
– Пятьдесят пять.
– И где это произошло?
– У алтаря Вулкана, который стоит перед Козьим болотом, на западном конце Марсова поля.
– Да, но называлось ли оно в те времена Марсовым полем?
Мальчик задумался. Потом вспомнил, чему его учили, и лицо его просветлело.
– Нет, дедушка. Во времена царя Ромула его называли полем Маворса.
– И чему учит нас этот пример?
– Тому, что имена и названия могут со временем меняться, обычно они укорачиваются и упрощаются. Но боги вечны.
Старик улыбнулся:
– Очень хорошо! А теперь опиши вознесение Ромула.
– Случилось солнечное затмение, грянула сильная буря, и люди бежали в страхе. Вот почему ежегодный праздник, который проводится в этот день, называется популифугия – всенародное бегство. Но один человек, предок Пинариев, остался. Его звали просто Пинарий. Тогда у большинства людей было только одно имя, а не два, как у нас теперь. Тот Пинарий и явился свидетелем произошедшего чуда. Небо разверзлось, и вниз, к алтарю, спустилась вращающаяся воронка смерча. Но то был не просто вихрь, а десница Юпитера, которая вознесла царя Ромула на небо. Перед уходом царь снял с головы железную корону и возложил ее на алтарь Вулкана для своего преемника. Таким образом, великий царь Ромул стал единственным человеком во всей истории, который не умер. Он просто покинул землю, чтобы жить как бог среди равных себе богов.
– Очень хорошо, Тит! Ты усердно учился, не так ли?
– Да, дедушка.
Довольный собой, юный Тит Потиций потянулся и коснулся амулета Фасцина, который висел на золотой цепочке на его шее. Его отец передал ему этот амулет в последний праздник Геркулеса, когда Тит в первый раз помогал ему у алтаря в качестве помощника жреца.
– А теперь перечисли мне царей, которые правили вслед за Ромулом, и назови их величайшие достижения.
– У царя Ромула не было сына, так что после его ухода сенаторы собрались, чтобы определить, кто достоин стать его преемником. С того времени повелось, что царская власть в Риме была не наследственной – царя для пожизненного правления выбирал сенат. Они выбрали Нуму Помпилия, человека, в жилах которого текла кровь сабинян и который вообще не жил в Риме. Это создало сразу два мудрых постулата: во-первых, царем Рима может стать посторонний, а во-вторых, это не должен быть сенатор, ибо в противном случае эти мужи, считающие себя равными друг другу, передерутся из-за короны. Правление Нумы было долгим и мирным. Он был очень набожным, благочестивым и, дабы упорядочить почитание богов, учредил коллегии жрецов. Потом воцарился Тулл Гостилий, столь же воинственный, сколь миролюбивым был Нума. Разгромив своих соперников, он сделал Рим главным городом говорящих на латыни людей. При Туле Гостилии и был выстроен большой зал собраний на Форуме, где нынче заседает сенат. Следующим стал Анк Марций, внук Нумы, построивший первый мост через Тибр и заложивший в устье этой реки порт Остию, ставший морскими воротами Рима. Пятым корону надел Тарквиний Приск, которого еще называют Древним. Будучи греком по крови, он происходил из этрусского города Тарквинии, оттуда и его имя. Великий воин и великий строитель, этот царь повелел проложить подземную сточную трубу, названную Клоакой Максима, или Большой клоакой, которая, проходя под древним руслом Спинона, осушает Форум. Между Палатином и Авентином он соорудил ристалище для скачек со зрительскими трибунами, которое мы называем Большим цирком. Он же разработал план величайшего из когда-либо задуманных на земле святилищ – нового храма Юпитера на Капитолийском холме.
Тит встал с пола и подошел к окну, ставни которого были открыты, чтобы пропускать теплый бриз. Дом Потициев находился высоко на Палатине, так что из окна открывался великолепный вид на огромное строение, работы по отделке которого вовсю велись на соседнем Капитолийском холме. Окруженный строительными лесами, кишевшими ремесленниками и рабочими, новый храм уже начинал обретать очертания. Он строился в этрусской манере, именовавшейся «ареостиль», – с широким, декорированным фронтоном поверх широко расставленных колонн и единственным величественным входом.
Тит взирал на него как завороженный. Его дед, умелый педагог, и тут нашел подходящий вопрос:
– А этот холм всегда назывался Капитолийским?
– Нет. Со времен царя Ромула он назывался Асилум, или Холм бродяг, его Капитолий – Холм головы.
– А почему?
– Потому что строители, рывшие траншею под фундамент нового, задуманного царем храма (дело было во времена Тарквиния Древнего), сделали удивительную находку. Откопали человеческую голову, выглядевшую очень древней, но на диво хорошо сохранившуюся. Жрецы сочли это знамением, причем весьма благоприятным, предвещающим, что Риму суждено стать во главе мира. Слово «капит» – голова – дало новое название месту находки.
– Но, дедушка, – Тит задумчиво нахмурился, – как такое вообще могло случиться? Кто мог похоронить на холме голову без тела и как она могла сохраниться?
Старик откашлялся:
– Есть тайны, которые никому не дано постичь, однако истории, с которыми они связаны, правдивы, они и становятся преданиями. Если ты сомневаешься в достоверности этого рассказа, то я лично могу заверить тебя, что сам в молодости удостоился чести увидеть эту голову вскоре после того, как она была найдена. Конечно, не скажу, чтобы распад не коснулся ее вовсе и черты лица этого человека не исказило разложение, но было очевидно, что волосы у него были светлые, с проседью, как и его борода.
