— Встаньте, сударь, у нас свободная страна! — сказал Уильям Сесил.
— Да, сударь, встаньте же скорей!
Покинув дом алхимика, королева задержалась у кареты.
— Мой Мавр, как и обычно, на страже моей жизни!
Френсис Уолсингем молча поклонился, благодаря за похвалу и внимание.
— А где же ваш московит, о котором я так много наслышана?
— Вот он, ваше величество!
Андрей вышел из группы охраны, встал перед Елизаветой на колено.
— Как, он так юн?! Молодой человек, так это вы едва не поссорили меня с Филиппом Испанским?
— Я только скромный сборщик знаний, ваше величество...
— Цените свою службу дороже, сударь! Информация важнее всего. Важнее силы для мужчины и красоты для женщины. Важнее жизни, бывает! И я умею ценить тех, кто такую информацию мне добывает. У себя вы были дворянином, не так ли?
— Да, ваше величество!
— Будете и у меня, клянусь телом Господним! Сэр Френсис!
Уолсингем подошёл ближе.
— Вашу шпагу, сэр!
Уолсингем обнажил оружие, подал королеве шпагу эфесом вперёд.
Елизавета Английская достаточно сильно ударила продолжавшего стоять на колене Андрея лезвием по плечу. «Хорошо, плашмя, а то разрубила бы одежду до тела», — подумал Молчан.
— Встаньте, сэр рыцарь, — величественно сказала королева.
«Красиво, — подумал граф Сесил. — И, что важно, не стоило казне ни пенса».
— А это — от меня! Помните, я обещал?
И граф извлёк из-за пояса красный вязаный берет.
— О да, — улыбнулся Андрей, — шапка из английской шерсти! Милорд умеет держать слово!
— Тайный знак? Это очередной мужской заговор за моей спиной?
Её величество изволила пошутить, что не часто случалось, поэтому и ценилось чрезвычайно дорого.
Все расхохотались.
— Мой друг, а он, мне кажется, не хуже Бомелия, — решила королева на обратном пути в Лондон.
Уильям Сесил, деливший с Елизаветой диван кареты, кивнул головой.
— Лучше, ваше величество, во много раз лучше. У него есть знания, но нет злобы вашего бывшего косметолога.
— Сесил, чтобы я делала, если бы вас не было рядом со мной?
— Правили бы королевством, ваше величество. И не хуже, чем сейчас!
Уолсингем и доктор Ди задержались у алхимика.
Датчанин в ожидании королевы наговорил такого, что требовалось разобраться, не безумен ли новый косметолог королевы.
— Философский камень, говорите? — с недоверием процедил сквозь зубы начальник тайной полиции. — Стало быть, золото добывать собираетесь, сударь? Только вот интересно, из свинца или из королевской казны, что будет финансировать ваши опыты ?
— Глупости повторяете, сэр!
Ленной заметно осмелел, почувствовав милости королевы. И это он зря, заметил про себя Андрей. Продлевающие красоту не так важны, как отбирающие жизни...
— Позвольте объяснить! Философский камень не для хрисопеи создаётся...
— Я не знаю датского, — кротко заметил Уолсингем.
Глаза его при этом опасно блеснули.
— Хрисопея, — вмешался Джон Ди, — это, на языке алхимиков, получение золота из иных металлов. Трансмутация, иными словами.
— Коллега прав, — закивал датчанин. — Не для богатства мы стараемся, но для жизни! Я начинаю процесс, именуемый «магистерий». Если будет мне удача и благоволение Божие, то увидим мы с вами, как в одном из атаноров... вон тех сосудов, сударь... появится камень, прозрачный для света, красноватый по цвету. Измельчив его, мы получим порошок жёлтого цвета. Часть порошка, смешав с жидким серебром, мы расплавим, соединим со свинцом, подождём немного, пока пересыпятся песчинки вот в этих часах.
— И получим золотой слиток, не так ли?
— Не просто слиток! Мы получим уверенность, что опыт удался.
— Сколько же золота вы хотите получить?
— Нам не нужно золото, сэр! Измельчённый порошок философского камня станет источником долгой молодости и жизни, вот ради этого я и буду трудиться!
— Эликсир молодости? И вечная жизнь?
— Не вечная, к сожалению, сударь! Но известны алхимики, продлевавшие свои годы на несколько поколений. Про Раймонда Луллия слышали, быть может? Говорят, что живёт до сих пор, уже несколько столетий...
— Что же так мало долгоживущих, сударь?
— Уж больно сложен процесс, — тяжело вздохнул датчанин.
— А полученный после магистерия порошок часто оказывался не целебным средством, но ядом для принявшего его, — дополнил Ди.
Френсис Уолсингем взглянул на алхимика.
— Дерзайте, сударь! Вам будут созданы все условия. Но помните, что первым, кто примет полученный порошок, будете вы сами.
— Я готов, господин!
Новоявленный английский рыцарь сэр Эндрю вместе с доктором Ди расстались с Уолсингемом и его людьми у ворот дома алхимика. Учёный-доктор отправлялся домой, королевскому же Мавру необходимо было вернуться в Лондон.
Много тайных дел накопилось в королевстве!
За два квартала от дома, где жил доктор Ди, наказывали преступников. На городской площади под вечер уже не торговали, но жизнь кипела пуще прежнего.
Под весёлый гомон толпы помощники палача заканчивали привязывать к позорному столбу женщину, на удивление покорно терпевшую наказание. Андрей, к недоумению своему, заметил, что на лицо женщины, наподобие конской уздечки, надета конструкция из железных полос, сделанная таким образом, что не давала несчастной раскрыть рот и закричать.
— Не видели такого у себя в Московии?
Доктор Ди с превосходством взглянул на молодого человека.
— Это бренк, средство наказания для сварливых жён. Достаточно недовольному мужу привести к себе тюремщика, и судьба строптивицы решена. Видите, женщина молчит? Под обручем, закрывающим рот, приклёпана пластина, заходящая в горло, а на пластине — шипы. Поневоле замолчишь, когда шипы впиваются в язык!
— Вы это на своей жене ещё не пробовали? — поинтересовался Андрей.
— Пока нет, но кто может предрекать будущее ?
Андрей, воспитанный на «Домострое», творении бывшего царского духовника, протопопа Сильвестра, решил промолчать. Ему были отвратительны мужья, не умеющие разобраться со своими жёнами без помощи городского палача. Мельчают люди в Европе, печально подумал Молчан.
Между тем у палача нашлась новая работа. Молодой человек, точнее, совсем ещё мальчишка, моложе Андрея, был выведен на помост, скручен дюжими помощниками палача...
— Господи, сударь! Смотрите, ему режут уши!
— И такое бывает. Изготовление фальшивых бумаг, к примеру...
— После урезания ушей Эдуард Тальбот приговаривается к изгнанию из города! — объявил глашатай.
Они ещё встретятся — Андрей, Ди и молодой человек, лишившийся ушей. В следующей книге, быть может.
ето приходило в Москву вслед за набегами крымских татар, с юга. После затяжных весенних дождей, дорожной распутицы, когда колеи сочились грязью, как старая рана гноем, устоялись солнечные дни. Грязь высохла, подёрнулась перхотью пыли, и кованые копыта опричных коней глухо выводили попутную песню:
Веселится и ликует весь народ,
Когда царь со всей опричниной идёт!
После новгородского кошмара, после постоя в Пскове, городе, похожем внешне на Новгород, но верном и честном, царь возвращался в Москву. Не в Александрову слободу, где предпочитал жить и откуда правил страной, но в город, поражённый казнокрадством и изменой не менее, чем Новгород — ересями.
Все боялись. Народ — повторения новгородских казней. Оттого и бежали крестьяне по лесам, оставляя опричникам для постоя сёла и деревни, страшные своей пустотой. Царь — не покушений человеческих (кто ж руку поднимет на помазанника Божьего), но происков дьявольских. А на силу нечистого насмотрелся Иван Васильевич в Новгороде... как сон спокойный теперь призвать, вот вопрос...
Мало жить в страхе Божьем. И перед государем должно дрожать, подобно ивовым ветвям под сильным ветром. Господин Великий Новгород свою долю смертного ужаса получил. Теперь — Москва. Первопрестольная. Опухшая от денег и беззаконий. Изолгавшаяся по-фарисейски. Бояре да дьяки, служащие не Богу, но Мамоне, идолу наживы.
Не затем ли царь опричнину создал, чтобы спасти души людские от грехов лжи и сребролюбия? А московляне, склонившись в обманной покорности, стали сноситься с королём польским Сигизмундом, рассчитывая изменой не украсть новое, так сохранить уже нажитое, хоть и неправедно.
Дошло до того, что устроили за ним, Божьим помазанником и природным государем, настоящую слежку. Заметили недавно в пыточных Александровой слободы некоего человека в скромных одеждах — среднего роста, немного картавившего. Внимательно слушавшего расспросные речи, изредка задававшего уточняющие вопросы, грамотные, полезные, так что видно было не новичка в пыточном деле. Что не знаком был никому — не удивлялись. Дела государевы — тайные, не всем и не всё ведать дозволено.
