руки! — взревел Маккулум. — Я занят.
— Вам нельзя переутомляться, — сказал Эйзенбейс. — Это усиливает образование дурных соков.
— Убирайтесь ко всем чертям с вашими дурными соками! — заорал Маккулум.
— Не глупите, — сказал Хорнблауэр, теряя терпение. — Вчера он спас вам жизнь. Вы не помните, как вам было плохо? «Больно, больно» — вот как вы говорили.
Хорнблауэр произнес последние слова тонким голосом и повернул голову из стороны в сторону, как Маккулум на подушке. Видимо, получилось похоже, потому что даже Маккулум немного смутился.
— Может, мне и было плохо, — буркнул он, — но сейчас я чувствую себя хорошо.
Хорнблауэр посмотрел на Эйзенбейса.
— Позвольте мистеру Маккулуму поговорить еще пять минут, — сказал он. — Ну, мистер Маккулум, вы упомянули фитильный шланг. Не объясните ли вы мне, как это делается?
Хорнблауэр пошел на бак. Там артиллерист и его помощники, сидя на корточках, изготовляли фитильный шланг согласно указаниям Маккулума.
— Я надеюсь, вы старательно заделываете стыки, мистер Клут, — сказал Хорнблауэр.
— Так точно, — ответил Клут.
Чтобы не испачкать смолой белоснежную палубу, подстелили старую парусину и сидели на ней. Здесь же стоял чугунный горшочек с расплавленной смолой.
— Быстрый огнепроводный шнур горит со скоростью пять секунд фут. Вы сказали, один фут медленного огнепроводного шнура, сэр?
— Да.
Хорнблауэр наклонился, чтобы рассмотреть работу. Кожаные шланги были разной длины, от трех до пяти футов. Такова уж своенравная природа — из шкуры животного не получишь особо длинного куска кожи. Один из помощников артиллериста длинным деревянным шилом проталкивал быстрый огнепроводный шнур в отрезок шланга. Вытащив шило с другого конца, он сдвинул шланг по огнепроводному шнуру до соединения с предыдущим отрезком.
— Поаккуратней, — сказал Клут. — Смотри шнур не переломи.
Другой помощник артиллериста двойным швом пришивал клапан, соединяющий новый отрезок шланга с предыдущим. Когда стык был готов, Клут щедро замазал его расплавленной смолой. Предстояло продеть в шланг сто двадцать футов огнепроводного шнура, сшить и просмолить все стыки.
— Я взял два крепких бочонка на пятьдесят фунтов каждый, сэр, — доложил Клут. — И приготовил мешочки с песком, чтобы заполнить их доверху.
— Очень хорошо, — ответил Хорнблауэр.
Маккулум рассчитал, что для заряда нужно взять тридцать фунтов пороха, не больше и не меньше.
— Я не хочу разнести остов в щепки, — сказал он, — только раскрыть его.
Это та область, в которой Маккулум разбирается. Хорнблауэр не догадался бы, какое количество пороха даст желаемый результат на глубине сто футов. Он знал, что, заряженные в длинную девятифунтовую пушку, три фунта пороха вытолкнут ядро на полторы мили. Но тут совсем другое дело, и вода, в отличие от воздуха, несжимаемая среда. Положив в пятидесятифунтовый бочонок тридцать фунтов пороха, надо заполнить оставшееся пространство чем-то вроде песка.
— Скажите мне, когда все будет готово, — сказал Хорнблауэр и пошел обратно на корму.
Тернер, недавно вернувшийся с берега, ждал, пока капитан обратит на него внимание.
— Да, мистер Тернер?
Судя по всему, Тернер хотел поговорить наедине. Хорнблауэр подошел поближе, и Тернер произнес тихо:
— Простите, сэр, это насчет мудира. Он хочет нанести вам визит. Он чего-то добивается, а чего, я выяснить не смог.
— Что вы ему сказали?
— Я сказал — извините, сэр, я не знал, что еще сказать, — я сказал, вы будете очень рады. Боюсь, тут что-то нечисто. Он заявил, что прибудет незамедлительно.
— Вот, значит, как?
В этих беспокойных водах все нечисто, подумал Хорнблауэр, и ему сразу же не понравилось, как он это подумал.
— Вахтенный мичман!
— Сэр!
— Что вы видите со стороны города?
Смайли направил подзорную трубу на противоположную сторону залива:
— Лодка отошла от берега, сэр, лодка с латинским парусом. Мы видели ее прежде.
— Флаг на ней есть?
— Да, сэр. Красный. Похож на турецкий.
— Очень хорошо. Мистер Джонс, у нас будет официальный посетитель. Прикажите приготовиться к приему.
— Есть, сэр.
— Значит, мистер Тернер, вы не знаете, чего хочет мудир?
— Нет, сэр. Он хотел видеть вас, и поскорее. «El capitano» — вот и все, что он сказал нам, когда мы сошли на берег. Там должен был открыться для нас базар, но никого не было. Он сказал, что хочет видеть капитана, и я сказал, что вы его примете.
— Никаких намеков с его стороны?
— Нет, сэр. Он ничего не говорил. Но я видел, что он взволнован.
— Что ж, скоро мы все узнаем, — сказал Хорнблауэр.
Мудир поднялся на борт с достоинством, хотя трудный подъем нелегко дался его старым ногам. Он внимательно огляделся. Понял ли он, что боцманматы и фалрепные его приветствуют, сказать трудно. У него было умное ястребиное лицо, обрамленное седой бородой. Живые черные глаза озирались по сторонам, и непонятно было, в новинку для него это зрелище или нет. Хорнблауэр коснулся полей шляпы, мудир вежливо поднес руку к лицу.
— Попросите его спуститься в мою каюту, — сказал Хорнблауэр. — Я покажу дорогу.
У себя в каюте Хорнблауэр с поклоном предложил мудиру стул. Тот сел, Хорнблауэр сел напротив, Тернер поместился рядом с ним. Мудир заговорил, Тернер перевел:
— Он надеется, что Бог ниспослал вам доброе здоровье сэр.
— Ответьте что полагается, — сказал Хорнблауэр.
С этими словами он посмотрел в проницательные глаза мудира и вежливо улыбнулся.
— Теперь он спрашивает, успешным ли было ваше плавание, сэр, — доложил Тернер.
— Скажите, что сочтете уместным, — ответил Хорнблауэр.
Обмен любезностями продолжался. Хорнблауэр знал, что на Леванте так принято. Неприлично и бестактно сразу переходить к сути дела.
— Надо ли предложить ему выпить? — спросил Хорнблауэр.
— Ну, сэр, при деловых беседах обычно подают кофе.
— Тогда, может быть, нам подать?
— Видите ли, сэр, наш кофе — это не вполне то, что они называют кофе.
— Тут ничего не попишешь. Прикажите, пожалуйста, чтобы принесли.
Беседа шла, так и не приближаясь к сути. Интересно отметить, что такое умное и подвижное лицо, как у мудира, может оставаться совершенно бесстрастным. Только кофе заставил его изменить выражение. Сначала он, не выказывая удивления, смотрел на толстые кружки, на облезлый оловянный кофейник; от кофе, как положено на Востоке, сначала отказался, потом согласился. Однако, отхлебнув, он не смог сдержать изумления. Впрочем, он тут же взял себя в руки, всыпал в кофе невероятное количество сахара и стал пить, не касаясь рукой чашки, а поднимая ее на блюдечке.
— Полагается подавать конфеты и печенье, сэр, — сказал Тернер. — Но мы не можем предложить ему ром с сахаром и сухари.
— Да, конечно, — согласился Хорнблауэр.
Мудир осторожно отхлебнул кофе и возобновил разговор.
— Он говорит, у нас прекрасное судно, сэр, — сказал Тернер. — Я полагаю, он скоро перейдет к делу.
— Поблагодарите его и скажите, что
