Заканчивалось стихотворение так:
…Пусть верит Коминтерн, что…
За кровавый пот, за кровь трудящихся
Всех в мире рас и наций…
Жестоко отомстят… наш обновленный флот,
Стальная армия и силы авиации!
…Довольно грозное стихотворение. И все же на этом энтузиазме, на этой решимости бороться до конца со старым, «прогнившим» миром во многом держалась тогда страна. Они помогли справиться с такими трудностями, которые не каждое поколение преодолело бы. Стремление построить новую жизнь без буржуев, помещиков, офицеров, попов немало стоило. Много пролито крови, и назад пути не было. Жертвы, казалось, были гарантами светлого будущего. Это не то что фашизм в Германии: проголосовали, утром проснулись, а у власти Гитлер. Нет, здесь было дело посерьезнее. Поэтому, наверное, многим не казалась вычурной резолюция конференции фабрично-заводских комитетов Московского отдела Всероссийского союза муниципальных работников от 9 февраля 1920 года, в которой говорилось: «Обсудив вопрос о международном положении, хозяйственной разрухе страны и о всеобщей трудовой повинности, конференция констатирует, что разрыв белогвардейского кольца победоносною Красной Армией усиливает разложение в буржуазном мире и в то же время миру труда дает возможность построиться в боевые ряды для последнего удара по старому рабскому строю… В настоящее время свобода должна выражаться в упорнейшем свободном труде на общее благо и каждый трудящийся, отбросив личные интересы, должен употребить максимум напряжения для борьбы с разрухой».
Да, что ни говори, а спасибо нашему народу, что он в те времена нашел в себе силы собраться, встать и пойти дальше. Большая в этом заслуга и милиции. Ну а МУР был вообще организацией легендарной. Служившие в нем гордились своей работой. Свои удостоверения они ласково называли «мурками». Служба в МУРе была и остается самой романтичной из всех милицейских служб. Другим работникам приходилось и приходится заниматься весьма прозаическими вопросами. Прежде всего, конечно, порядком на улицах города.
До чистоты ли улиц было в первые годы советской власти, когда большинство населения задавало себе один вопрос: «Что я сегодня есть буду?» Но милиции и тогда до всего было дело. Иначе как объяснить, что начальник милиции второго района Москвы 25 апреля 1921 года издал приказ, в котором говорилось следующее: «Обязать упквартхозы и домкомы в боевом порядке приступить к очистке улиц, площадей, переулков, проездов и дворов от мусора, нечистот и т. д. Мостовые и тротуары подметать ежедневно. До 8 часов утра должно быть подметено и убрано. Отнюдь не заметать в 10–12 часов дня, когда население, проходя, глотает бездну пыли с площадей, улиц и дворов. Нажать в порядке боевого приказа на районный отдел очистки». Далее в приказе содержится обращение непосредственно к работникам милиции, которые в обстановке всеобщей неразберихи, наверное, расслабились. Вот оно: «Участковые надзиратели изволили вставать в 9–10 часов утра, являться в отделение за получением распоряжений от начальника отделения, не зная, что творится во вверенном им участке, а посему и начальник отделения не может знать, что делается в районе отделения. Этой ненормальности кладу конец… требую от помощников по административной и административно-строевой части с 9 до 10 часов ежедневно обходить некоторые из участков района и уже являться на доклад к начальнику отделения не с тем, что видел во сне в постели, а о том, что видел в районе при обходе его… Милиционеры всех отделений, за исключением уволенных в отпуск, должны вести себя прилично, как подобает блюстителям социалистического порядка».
Эмоционально, от души написан приказ. Не знаю, разбивал ли об пол, как Чапаев, начальник милиции табуретки, но в том, что он был до глубины души возмущен нерадивостью и разгильдяйством подчиненных, сомнений быть не может.
Ну мог ли не возмутиться грамотный начальник, когда, скажем, один из его подчиненных зарегистрировал факт насильственного мужеложства не в графе «другие преступления против личности», а в графе «контрреволюционные заговоры», приписав сверху «педерастия»?
В том же 1922 году начальник милиции четвертого района, возмутившись другими безобразиями, издал приказ следующего содержания: «…Ни комсостав, ни милиционеры не имеют права отказывать в своем содействии ни нуждающимся гражданам, ни сотрудникам, хотя бы сотрудники были другого участка. Каждый, стоящий на посту, видя какое-либо нарушение в участке товарища, должен указать на замеченное нарушение, а если таковой отсутствует, то принять меры самому. Сменившись с поста или будучи свободным от службы, проходя в какое-либо время по другому участку, каждый чин милиции, заметив недопустимое, должен принять надлежащие меры и ни в коем случае не отказывать в просимом содействии товарищам другого участка. Что же касается перегона через границу к другому товарищу торговцев или подкидывания чего-либо обнаруженного, то таковые проделки буквально не допустимы. При разъяснении предлагаю предупредить всех чинов милиции, что неисполнение сего будет считаться игнорированием всех приказов и распоряжений и к таким лицам будут приняты самые суровые меры взыскания вплоть до отдания под суд».
Однако жизнь берет свое и милиционеры пускаются на хитрости. Работники речной милиции сплавляют утопленника вниз по течению до следующего участка, постовые переводят пьяных на другую (чужую) сторону улицы и т. д. и т. п.
Распущенность, оторванность от народа ставят милиционера в некрасивое, а подчас и опасное положение. В марте 1924 года помощник начальника 12-го отделения милиции Соловьев, член партии и Моссовета, и милиционер Гришин распили пол-литра водки и пошли проверять патенты на торговлю. В то время беспатентная торговля была очень модным занятием. Никто не хотел платить и уравнительный налог, составляющий 1 процент с оборота. В 1925 году, например, ежедневно за беспатентную торговлю милиция штрафовала пятьдесят-шестьдесят мелких торговцев, правда, безрезультатно. Оштрафованный тут же, на глазах милиции, продолжал торговать, перейдя на соседний угол. Особенно много было торгующих фруктами крестьян. Много было и инвалидов. Их нанимали богатые торговцы, поскольку с инвалидов штрафы брались поменьше.
Все это возмущало работников милиции. И вот, распалившись от алкоголя и законного негодования, Соловьев взял у одного торговца мануфактурный товар и бросил его в грязь, а после этого встал на него и начал топтать ногами. Толпа и главным образом другие торговцы стали возмущаться, кричать: «Бей его (то есть Соловьева), обезоруживай!» Тут в голове нашего блюстителя порядка стало проясняться, и он ясно почувствовал, что его сейчас будут бить и очень жестоко. На его счастье по рынку проходил помощник прокурора Хамовнического района Клыгин. Он тоже понял, что его поднадзорного сейчас будут бить. Врезавшись в толпу, он представился и предложил выделить из собравшихся делегатов и отправиться с ним в 11-е отделение милиции. Толпа согласилась, и вся депутация во главе с Клыгиным двинулась в отделение. Здесь, на совещании секретарей ком-ячеек и начальников отделений милиции, Клыгин произнес речь. Он говорил о том, что если так пойдет дальше, то милиционеры превратятся в городовых, что причина заскорузлости некоторых работников милиции в их отсталости, в крестьянском происхождении. Клыгин говорил о фактах избиения арестованных, о направлении в суд дел на лиц, виновных только в том, что они находились в Москве без прописки. Он рассказал о том, как работники милиции арестовали и посадили в тюрьму женщину только за то, что она ушла от мужа…
На совещании было высказано немало здравых и ценных мыслей. Многие кивали и даже аплодировали, но заметных изменений в работе милиции не произошло.
Вообще, прекрасных порывов, нужных и своевременных приказов руководителями органов милиции тех лет издавалось много. Этому способствовало то, что в руководстве милиции находились способные и достаточно культурные люди, а также то, что государство было еще слабое и действовало с учетом обстановки: старалось, когда возможно, не обострять отношений с пролетариатом, не идти напролом. В 1918 году руководителями Совета Благушинско-Лефортовского района, например, были направлены руководителям районного комиссариата (милиции) письма с такими предписаниями: «Во время охраны булочных милиционеры должны уговаривать толпу и ни в коем случае не держать себя вызывающе», или: «будет… крестный ход из церкви Преображения, которому предлагаем препятствий не чинить и в то же время принимать меры к устранению всяких хулиганских выходок, с какой бы стороны таковые ни исходили», или вопросами: «Почему во вверенном вам комиссариате продержали целые сутки реквизированных коров, по чьему распоряжению таковые были выдоены и куда девались две коровы?» Действительно, куда?
