приносили еду.
— Ты думаешь, он здесь? — послышался чей-то шепот.
— Тише, — ответили в темноте. — Зеркон же просил не шуметь.
Аэций было подумал, что голоса ему померещились. Но следом за голосами из кромешного мрака выскользнула фигура. За ней вторая. И обе одновременно замерли при виде узника.
Аэций не мог поверить своим глазам. Перед ним стояли двое мальчишек, и эти мальчишки были его сыновьями — не видениями, не призраками, а живыми, из плоти и крови. Они не знали, как выглядит их отец, но он-то помнил, как выглядят его дети, хотя и видел их мельком и довольно давно. Тогда они были на три или четыре лета моложе. Вот этот более рослый, наверняка, Гаудент. А тот, что едва достает ему до кончика уха — Карпилион…
— Как вы здесь оказались? — спросил Аэций на норском, которому должен был научить их дядька.
— Мы разыскиваем отца, — на том же языке ответил Карпилион. — Он находится здесь, в этой крепости. Только не знаем где.
— Стража вам не сказала?
— Нет, мы спустились сюда тайком. Стражников отвлекает дядька. Он сказал, что отец нас узнает, как только увидит.
Ах, вот что…
— А имя?.. Он сказал его имя?
Карпилион оглянулся на Гаудента, и тот назвал какое-то прозвище, скорее всего, придуманное Зерконом.
И как только карлик додумался привести их в крепость. Видно совсем потерял рассудок…
Аэций смотрел на детей, не представляя, что им сказать. В голове крутилась какая-то мешанина из мыслей. А что, если это их последняя встреча? Что, если Пелагея его не вызволит? Не доберется в Равенну. Передумает по дороге. Да мало ли что случится. Тогда другой возможности поговорить с сыновьями уже не будет. И другой возможности выбраться из подземелья тоже.
— Ваш отец не должен был здесь оказаться, — произнес он, чувствуя, как слова застревают в горле. — У него был выбор, как ему поступать, но он захотел быть воином. И теперь его считают убийцей, который лишь убивает и сеет зло…
— Из-за того, что служил Империи? Вот его главный враг? — Карпилион произнес это с такой горячностью, что захотелось его остудить.
— Врагов у вашего отца предостаточно, но есть и друзья, — ответил Аэций. — Идите отсюда прямо на север. На четвертый день дойдете до большой реки, впадающей в море. Плывите по ней в Доростол и пожертвуйте утку во славу трех братьев — Руа, Харатона и Октара. А тому, кто из них появится, скажите, что вы сыновья Мун Чука…
— Какого еще Мунчука? У отца не такое имя, — удивился Карпилион.
— Перестань, — одернул его Гаудент. — Разве ты до сих пор не понял? Это и есть наш отец.
Карпилион в замешательстве уставился на Аэция, словно спрашивая — это правда? Не таким, наверное, представлял своего отца — загнанным в угол, изможденным, бессильным.
— Уходите, — сказал Аэций, чувствуя, как внутри что-то дрогнуло. — Иначе вас хватятся.
— Нет, — нахмурился Карпилион. — Сначала вызволим тебя отсюда.
Видно, был слишком упрям и привык поступать по-своему. Но что он мог сделать? Разгрызть кандалы зубами?
— Препираться не время, — сказал Аэций. — Делайте, что говорю.
Он умел заставить себе подчиниться без крика и лишнего спора, иначе сидел бы в казарме, а не командовал армией. Гаудент повернулся, чтобы уйти и подтолкнул Карпилиона под руку. И тот поначалу безропотно последовал за ним, но, не пройдя и пары шагов, рванулся обратно.
Упал перед Аэцием на колени и быстро с волнением произнес:
— Я вернусь за тобой, отец. Соберу огромное войско и вернусь. И тогда никто из твоих врагов не уйдет от моего меча!
Договорив свою страстную клятву, он вскочил и помчался догонять Гаудента, наполовину скрытого темнотой.
Смотреть на уходящих детей и сознавать, что, быть может, увидеть их больше не придется, было тяжело. Аэций стиснул зубы и отвернулся.
Побег
— Вот они! — воскликнули наверху, увидев братьев.
И тотчас же на Гаудента накинули мешок, а Карпилиону, кинувшемуся ему на выручку, скрутили руки. А после развели по соседним комнатам и учинили допрос.
— По возрасту ты который из братьев? Младший? — спросили у Карпилиона.
— Младший. А что, не заметно? — ответил мальчишка, оглядываясь по сторонам.
Комната была заставлена какими-то бочками. То ли мукой. То ли зерном. На стенах покрытых зеленой плесенью виднелись остатки росписей в темно-зеленых и желтых тонах. На полу вместо плит лежали прогнившие доски.
— Мал ты еще, выходит, а врать уже научился, — сказал один из наемников.
— Когда это я соврал? — угрюмо ответил Карпилион, избегая на него смотреть.
— Ну, как же. Пришел сюда из-за родича. А на самом деле? Разнюхивал, кого мы тут держим.
— Ничего я ни о ком не разнюхивал.
— А вот мы разнюхали. Один из наших парней вернулся из Маргуса, и когда ему рассказали про Вали и Нари, долго смеялся. Он знал их старшего брата. Вали и Нари — двойняшки. А вы-то оба, сам ведь сказал, не такие.
У Карпилиона перехватило дыхание. Он так испугался, что застучало в висках. Неужели теперь их убьют, и отцу уже не помочь? Мысль об этом показалась ему хуже смерти.
— Может, теперь объяснишь, зачем вы сюда пришли? — заговорил с ним все тот же наемник, «расследователь», как называли таких в Равенне. — Этот карлик. Зеркон. Я правильно произношу его имя? Сказал, что на самом деле вы разыскивали своего отца и попросили его помочь…
— Он не мог такого сказать! — в отчаянии крикнул Карпилион.
— А… так, выходит, это все-таки правда, — с деланным сожалением проговорил расследователь. — Ну, и как? Нашли?
Ответа он явно не знал, иначе бы не спросил.
— Не нашли, — решил упереться Карпилион. — Спросили у того, который сидит в подземелье. Но он не слышал даже имени нашего отца.
— А почему вы искали именно здесь?
— По совету одного человека. Он встретился нам в Равенне. Рассказал об отце и исчез.
Карпилион старался говорить как можно правдивее. И видно вышло не так уж плохо. Задававший вопросы почти
