витрины, оно ещё у вас?
– Да, конечно! Но я убрал его из магазина, уж слишком долго оно там лежит без толку. Ты бы всё понял, если прочитал его, ты же умеешь читать? – Йозеф кивнул, – Вот и отлично! Подожди я сейчас. – Он вернулся, слегка задыхаясь и держа в руках пожелтевший листок.
– Оно попало ко мне еще на войне. Я не был солдатом, а работал некоторое время в службе снабжения армии. И порой, у нас надолго застревали письма для солдат. Многие из них погибали так и не получив послания и тогда они скапливались горой писем без получателя. И… стыдно признать, но иногда, от скуки, я читал их. Большинство были очень похожи: отправитель врал, что в тылу не всё так плохо, а солдат, в свою очередь отвечал, что не так уж страшно на фронте, чтобы не делать еще хуже друг другу. Было много любовных писем. Это так странно и жутко, читать нежные слова молодой девушки о любви, как она ждет солдата и как страстно встретит дома зная, что возлюбленный её уже мертв. Некоторые тексты так въелись в память, что всплывают картинами в кошмарных снах: Вот она встречает любимого на перроне, а он вываливается из дверей поезда с половиной головы, остальное разворочено в мясо и тем, что еще осталось ото рта шепчет – «Вот я и вернулся, дорогая», – взгляд антикварщика застыл как будто он смотрел внутрь себя.
– А что с этим письмом? – робко спросил Йозеф. Ицхак встряхнул головой и вернулся к рассказу.
– Оно особенное. В первые годы после войны я начал акцию поиска адресата, ведь знал, что он жив. Я добился колонки в нескольких газетах, эта история разлетелась тогда по всему Мюнхену. Я очень хотел найти того солдата, он должен был кое-что узнать. А зачем мне это… возможно, я хотел так искупить прежние грехи. – Ицхак, протянул письмо Йозефу и рухнул обратно в мягкое кресло. – Но так никого и не нашел. Пресса потеряла интерес к теме да и мне порядком надоело, – сказал он и взял тлеющую сигарету на краю блюда. Йозеф с трепетом развернул листок и окинул взглядом текст. Несколько месяцев назад, он видел лишь бессмысленные закорючки, хвостики и завитки, но теперь это приобрело смысл и связанность. Его глаза забегали – строчка за строчкой, он впитывал долгожданную информацию. Вдруг он изменился в лице. Его едва заметные светлые брови приподнялись, а лоб сморщился как чернослив. Еще не дочитав до конца, он посмотрел на Ицхака и спросил:
– Я возьму это письмо? – в его тоне чувствовалось скорее требование, нежели вопрос.
– Зачем?
– Кажется, я знаю, кто получатель.
Йозеф встретился с Виктором у самого выхода. Чуть не столкнув его вместе с бутылкой, не теряя время на извинения, помчался что есть сил прочь.
Письмо было аккуратно сложено и упрятано во внутреннем кармане пальто. От бега было невыносимо жарко, и мальчишка остановился перевести дух.
Приближаясь к дому, появилось тревожное чувство. Йозеф уже совсем позабыл, что тайком убежал из дома. А у ворот стоял подозрительный черный автомобиль.
Двигаться нужно было по над забором, что бы из окна никто не увидел беглеца. Подойдя ближе, Йозеф разглядел, что черная машина у дома – полицейская. «Неужели меня объявили в розыск?» – подумал мальчик. Но сейчас, несмотря на страх, он должен был завершить дело. Но лишь Йозеф пересек опасный промежуток у ворот, как навстречу ему, с пустыря, вышли двое полицейских державших под руки испуганного, с парой ссадин на лице Эдвина. Глаза их встретились, и они как будто всё поняли без слов. В след за стражами порядка вышел отец Йозефа. Вид у него был спокойным, и от этого спокойствия веяло холодом сильнее, чем от январского ветра.
– Так вот ты где, – сухо произнес он.
– Зачем ты сдаешь его полиции?!
– Он живет на участке принадлежащем нам. Я давно знал, и меня это не сильно волновало. Но когда ты с братом зачастил к этому бродяге, я понял, что ему здесь не место.
Задние двери машина захлопнулись и сквозь решетку окон Эдвин еще раз взглянул на юного друга. Йозеф пошел к машине.
– Стой! Не подходи к нему! – вскрикнул отец. Йозеф и глазом на него не повел и уверенным шагом продолжил идти. Отец направился за ним, Йозеф перешел на бег. В его руке появился листок пожелтевшей бумаги и в прыжке просунул его сквозь решетчатое окно.
– Эдвин! Бери! Оно искало тебя двенадцать лет! – только и успел сказать Йозеф, как машина с рёвом тронулась, оставив за собой облако выхлопных газов. Отцовская рука больно сжала плечо мальчика.
Идем в дом, – сурово сказал он.
***
«Мой дорогой Эдвин! Это уже третье письмо. Первые два оставлены тобой без ответа. Мама убеждает меня, что ты погиб, но я отказываюсь в это верить! Я буду писать тебе до тех самых пор, пока ты не вернешься или не окончиться война. Мне рассказывали, что письма на фронт иногда теряются в пути, пусть так и будет, я хочу в это верить.
Уже двум нашим соседкам прислали похоронки. Одна из них была в такой истерике, что я до сих пор слышу её вопли в своей голове. И к тому же, она скоро должна родить. Мне кажется это так странно – человек уже мертв, а его ребенок еще даже не родился. Её мужчина успел оставить после себя след, так или иначе его частица будет жить в ребенке, от того, думаю, и вдове легче. Но нас, любимый, почему нас застала война в столь юном возрасте? Мы еще даже думать боялись о детях, когда ты уходил на фронт, да ведь мы, сами еще были детьми! Но сейчас я так бы хотела от тебя ребенка. И если тебе дадут отпуск, то я приглашу тебя на наше давнее место свиданий, в тот каменный домик на пустыре. Я часто вспоминаю, как мы впервые нашли его, прячась от дождя. А когда ты притащил туда кровать я сочла тебя развратником! А сейчас бы я всё отдала, чтобы вернуться в те дни и согласиться на всё.
Не хотелось говорить, но ты должен знать. Сейчас у нас не самое лучшее положение в семье. Мы скитаемся с одной съемной квартиры на другую. С едой в городе не очень хорошо и вскоре мы переедем из Мюнхена в село Г**** к дяде Клосу. У него своё хозяйство и там мы сможем пережить эти трудные годы. Посему,
