У болгарского царя Симеона были свои расчёты. Его войско находилось значительно ближе к порубежному с Болгарией Адрианополю. И он подошёл к нему на двое суток раньше тагм Романа Лакапина. Полки болгар приблизились к городу ночью и с ходу обложили его плотным кольцом. Царь Симеон повелел с рассветом начать штурм города, и хотя стратиг Леонид попытался сделать все, чтобы спасти Адрианополь, он не сумел противостоять стотысячной рати. Шесть тысяч воинов, защищающих город на стенах редкой цепочкой, для болгар не оказались помехой. Защитники смогли продержаться только до полудня. Болгары лезли на стены как саранча, вал за валом. Стратиг Леонид сам сражался в рядах воинов. Он успевал быть на самых опасных местах и вдохновлял воинов своей безудержной храбростью и могучей силой. И он был уже весь изранен, когда его сразила вражеская стрела. Она поразила его в шею, и он упал замертво. Его гибель вызвала в рядах защитников панику. Они прыгали со стен и убегали в город, прятались по домам. И едва перевалило за полдень, как Адрианополь был в руках царя Симеона. Он, гордый, величественный, въехал в него.
Оставив в городе мощный десятитысячный гарнизон, царь Симеон повёл свою рать навстречу тагмам византийцев. Полки двигались вдоль реки Ахелое, но, достигнув большого прибрежного леса, царь Симеон распорядился, чтобы войско скрылось в нём на отдых. Три полка он выслал вперёд и наказал их воеводам, при встрече с византийцами отступить, а миновав лес и дойдя до чистого поля с увалами близ реки Ахелое, завязать с греками бой. Воеводы поняли замысел царя Симеона и повели полки вперёд.
Лишь на другой день болгарские дозорные увидели греческое войско и умчались предупредить воевод. Но и византийские дозорные заметили болгарских воинов. Двое из них помчались к войску, и один из них, рыжебородый воин, подскакав к Лакапину, доложил:
- Великий доместик, мы видели болгарский дозор. Значит, их войско где-то близко.
- Тебе знакома местность впереди? - спросил Лакапин воина.
- Да, великий доместик. Полдня пути будет вдоль дороги холмистая степь. Дальше дорога прижимается к реке и идёт по опушке леса. Он большой, тянется стадии[24] на десять. За лесом вновь степной простор. Там излучина дороги поворачивает вслед за рекой к Адрианополю.
- Скачите к своим. Продолжайте идти вперёд до появления болгарского войска. Как появится, дайте знать, - распорядился Роман.
Едва дозорные скрылись, Лакапин подскакал к колеснице императора и сказал ему:
- Божественный, скоро мы встретимся с болгарским войском. Вернись хотя бы в Силиврию.
- Великий доместик, не настаивай. Я останусь при войске.
- Я опасаюсь, Божественный, что мы попадём в ловушку.
- Выходит, ты не веришь отваге и мужеству своих гвардейцев. Как же так?
- Нас мало, к тому же болгары коварны. И Адрианополю мы уже ничем не поможем: упустили время, и он уже в руках Симеона. Я не могу принять грех на душу, Божественный. Я опасаюсь за твою жизнь.
- Хорошо, великий доместик, я не буду упорствовать. Поступай, как подсказывает тебе твой опыт и твоё сердце.
- Слава Богу! - воскликнул Роман. - Ты внял моим молитвам. И вот что ещё, Божественный: я оставлю при тебе тысячу воинов-русов во главе с тысяцким Никанором, и вы пойдёте в арьергарде.
- Я покоряюсь твоей воле, великий доместик. Об одном прощу: шли мне вести из авангарда.
- По мере необходимости исполню, Божественный. - Осмотревшись, Лакапин позвал стременного: - Кастор, найди тысяцкого Никанора!
Вскоре Никанор появился перед Лакапином на сером коне. Это был крепкий, светловолосый воин с ровной бородкой. Его голубые глаза сверкали. Ему было не больше двадцати пяти лет.
- Слушаю, батюшка-воевода. Я понял, что нам пора выдвигаться!
- Не спеши поперёд батьки в пекло, как у вас говорят, - усмехнулся Лакапин. - Веди свою тысячу к колеснице Божественного, встань вокруг неё плотно и стой, пока не пройдёт всё войско. Быть тебе с императором в хвосте и беречь его, как зеницу ока.
Глаза у Никанора потускнели, он ответил вяло:
- Исполню. А мы-то в сечу рвались…
Предчувствие никогда не обманывало Лакапина, и он тихо сказал:
- Всем нам сегодня придётся скрестить мечи с врагом. - И, хлопнув Никанора по плечу, добавил весело: - Не посрами чести, тысяцкий, и действуй своим разумом!
Они расстались. Никанор остался близ императорской колесницы, а Роман поскакал в голову колонны.
Солнце поднялось в зенит, когда на дороге вновь появились два конных воина. Это были всё те же дозорные. С вестью приблизился к Лакапину рыжебородый.
- Великий доместик, болгары затаились впереди за увалом.
- Сколько их?
- Патрокл сказал, что около тагмы, - ответил рыжебородый.
Лакапин задумался. Он счёл, что эти шестнадцать тысяч не всё войско, а лишь три-четыре болгарских полка. «Но где остальные? - рассуждал Лакапин. - Если шли мимо Адрианополя и взяли его, то не остались же там? А может, ещё штурмуют город? Ой, доместик, не промахнись! Но у меня же за тридцать тысяч, чего же бояться шестнадцати? Однако и помнить надо, что в войнах побеждают не числом, а умением». С горечью Лакапин подумал и о том, что не удалось заполучить в помощь печенегов, но признался, что в этом виноваты сами: не пригнали суда, и печенеги и отхлынули от могучего Дуная в степи. Вновь он упрекнул командующего сухопутной армией Льва Фоку. И понял Лакапин, что всё складывается не в его пользу и ничто не сулит ему успеха в этой войне с болгарами. Но проснулась гордость. Он, бывший морской адмирал, и с малым флотом выигрывал сражения под Сицилией, так неужели здесь, имея тридцать тысяч храбрых воинов, он повернёт вспять? Да ещё на глазах у императора. И схлынули сомнения в своей слабости, он поверил в удачу, поверил в то, что если не попадёт в ловушку и будет действовать смело, то опрокинет болгарское войско в реку Ахелое, которая у них за спиной.
И Лакапин дал команду Стирикту, чтобы его тагма развернула строй и двигалась к виднеющемуся вдали увалу.
- Как поднимутся на тебя болгары, остановись и рази их стрелами. В этом мы сильнее болгар. Вперёд, гвардия! - проводил Стирикта Лакапин и сразу скомандовал второму турмарху - Кариону: - Ты, друг Карион, пойдёшь в обход болгар. Как зайдёшь за увал, ударишь болгарам в бок, сомнёшь и, и тогда вам вместе со Стириктом гнать их к реке.
Размышляя о предстоящем сражении, Лакапин невольно начал действовать так, как замыслил ход сражения царь Симеон. А ему нельзя было отказать в полководческом таланте. И тут-то Симеон оказался сильнее. Когда тагма Стирикта, развёрнутая в широкий фронт, достигла увала и поднялась на него, болгарские полки, пустив несколько сотен стрел издали, на рысях стали отходить на север, к чернеющему на горизонте лесу. Слева от них показалась тагма Кариона, но болгары продолжали благополучно отходить.
Приближающийся лес, вырастая перед тагмами Кариона и Стирикта, заставил их свернуть развёрнутый строй в колонну и устремиться следом за болгарами в суживающееся пространство между лесом и рекой Ахелое. Судьба загоняла византийцев в ловушку. Лакапин успел подумать, что в этом лесу затаились главные силы болгар, которые сумел спрятать царь Симеон. Однако Лакапина что-то влекло и влекло вперёд, и он вместе с воинами продолжал губительную погоню за полками болгар. Он помнил лишь одно: враг на византийской земле и его надо прогнать.
И вот уже лесной массив позади, впереди вновь широкая степь, за которой виднелась гладь реки Ахелое. Болгары замедлили движение, многие остановились, развернулись к византийцам, подались к мечам. Натянулись луки, и стрелы полетели в византийцев. Лакапин и Стирикт взметнулись на холм на разгорячённых конях, вскинули мечи и уже были готовы вместе с передовыми гвардейцами ринуться в сечу. Но Лакапина словно что-то ударило, он глянул с холма вдаль и увидел, как из леса волна за волной выкатываются конные болгарские воины. И нацелились они нанести удар византийцам в спину. Вот они уже Сблизились с тысячей гвардейцев Никанора, окруживших колесницу императора. Лакапина обдало холодом. Не помня себя, он крикнул: «Ромеи, за мной!» - и поскакал сквозь строй гвардейцев туда, где болгары уже окружали тысячу гвардейцев Никанора.
Воины Стирикта поняли Лакапина и, развернув коней, галопом помчались за ним. И вот уже половина воинов тагмы Стирикта сошлась в сече с болгарами. Лакапин и Стирикт прорубали коридор к колеснице императора. Той порой гвардейцы Никанора, окружив плотным кольцом колесницу, отбивали натиск врага. У Константина Багрянородного на глазах разворачивалась ожесточённая схватка. Он видел, как болгары, пуская стрелы, летели на сомкнутый круг, слышал, как звенели мечи. Он уже видел и то, как Лакапин и Стирикт вели гвардейцев на помощь Никанору. Но пока двенадцатилетний император воспринимал происходящее вокруг как красочную картину, перед которой он всего лишь зритель. До него ещё не дошло, что сражение может обернуться страшной трагедией, что враг наступает силой, превосходящей силу Лакапина в несколько раз. И он не знал, что ему делать в этой круговерти сражения. Беспомощность породила в нём страх.
