Нессельроде между тем заговорил о более конкретных вещах. Полномочному министру в Персии, графу Симоничу, с превеликим трудом удалось расположить ныне царствующего Мухаммед-шаха в пользу России, потеснив некоторым образом английскую дипломатию…
Лица присутствующих поскучнели: видимо, все подумали, «граф Карла» садится на своего конька и сейчас будет «размахивать саблей». Но проницательный Карл Васильевич, словно угадав настроение присутствующих, неожиданно сказал:
— Не сочтите за дерзость, господа, но некоторые из вас вовсе недооценивают положение дел на азиатском востоке. Ныне английские агенты беспрепятственно разгуливают по улицам Бухары и Кабула, а по дипломатическим каналам всё чаще присылаются сведения о возможном вторжении английских войск из Ост-Индии в Афганистан. Бывший недавно в Бухаре наш человек указывает в записке о происках английского агентства Бёрнса. Речь идёт о размещении промышленных товаров Англии на рынках Бухарского, Хивинского и Кокандского ханств…
Карелин с Бларамбергом переглянулись: оба догадывались, что министр говорит о записке Виткевича, год назад побывавшего в Бухаре и теперь живущего при посольстве в Тегеране. Смежил благосклонно ресницы и потрогал усы генерал Перовский: всё-таки речь зашла о его личном адъютанте!
— Наша святая обязанность, господа, не пропустить английские товары ни в Кабул, ни в Бухару, ни в Хиву, ни в Коканд, — продолжал министр. — С этой целью государь прошлым летом одобрил создание антианглийского союза в Тегеране… Возглавляет его Симонич, задача его — привести армию шаха в боеспособность, вывести к границам Афганистана и захватить Герат. При таких обстоятельствах выход англичан к среднеазиатским ханствам перекрывается и создаётся благоприятная возможность проникновения русского капитала в эти ханства. Именно поэтому прошлым летом намечалось нами провести две сугубо важные экспедиции. Одна из них — поход шаха на Герат, другая — государева экспедиция, под началом коллежского асессора Карелина, в инструкции которой было указано изучить все пути в Бухару, Самарканд, Хиву и прочие города и населённые пункты Средней Азии.
Нессельроде вышел из-за стола, взял указку и, раздвинув шторки, обнажил большую политико-административную карту.
Коснувшись остриём указки персидской столицы, повернулся к присутствующим:
— Давайте рассмотрим ближе: что же произошло? В мае прошлого года граф Симонич добивается согласия Мухаммед-шаха, и войска собираются в поход на Герат. Английский посланник Эллис в спешном порядке отправляет депешу в Сент-Джемский[10] кабинет лорду Пальмерстону об угрозе захвата Герата шахом. Одновременно он пытается уговорить шаха отменить назначенный поход. Но шах непреклонен: армия выходит из Тегерана и останавливается в летнем лагере Кельпуш, чтобы затем двинуться дальше, Эллис по приказу Сент-Джемского кабинета покидает Тегеран. Шах начинает проявлять неуверенность: возможность разрыва дипломатических отношений с Англией пугает его. Симонич проявляет максимум энергии, чтобы поддержать персидского государя, и тут выходит на политическую арену коллежский асессор Карелин!
Сказано это было с явной издёвкой, и присутствующие засмеялись.
— А как же, Карл Васильевич! — не переставая смеяться, подал голос Перовский. — Знай наших!
— Между прочим, Карелин как раз и есть ваш, — сказал Нессельроде. — И этот Карелин… Встаньте, господин асессор! — повысил голос министр и, выдержав паузу, пояснил: — Этот Карелин устроил такой кавардак, что долго ещё придётся нам разбираться.
Наступила напряжённая тишина. Нессельроде заговорил вновь:
— Шах сначала воспринял всё, как оно и намечалось, — русская экспедиция появилась в Астрабадском заливе, чтобы поддержать персиян. Но Карелин вместо поддержки сам накинулся на них. Все рыбные култуки у Атрека. Гургена и в Астрабадском заливе очистил от персидских сетей и велел туркменцам пользоваться этими култуками. Знай, мол, наших!
Генералы вновь засмеялись, но уже несколько сдержаннее.
— Затем его превосходительство Карелин, не имея на то никаких полномочий, разрешил астраханскому купцу Герасимову заключить сделки с туркменцами на откуп рыбы. Таким образом, он недвусмысленно заявил персидскому государю: култуки эти принадлежат не тебе, а туркменцам. Опять же — знай наших!
Теперь уже никто не смеялся. Карелин стоял, уставившись в зелёное сукно стола, и не поднимая глаз. Барон Розен, когда речь зашла об откупе култуков, машинально достал платок, промокнул лоб и с состраданием: посмотрел на Карелина. Затем вновь перевёл взгляд на Нессельроде и сказал тяжко, словно раскаялся:
— Карл Васильевич, возобновить контракты купцу; Герасимову с туркменцами разрешил я.
— Потому-то мы и пригласили вас сюда, барон, — бросил в ответ министр и продолжал: — Вот и остров Огурджинский, с молчаливого согласия Карелина, туркменцы отдали купцу Герасимову. Может быть, барон, и тут вы постарались?
— Нет-с, ваше сиятельство. Об этом мне ничего не известно.
— Ну тогда, может быть, вам известно, барон, чего ради коллежский асессор принял решение от туркменцев о желании их перейти в подданство государя императора?
— И об этом мне тоже ничего не известно, ваше сиятельство, — с достоинством и некоторой раздражительностью ответил Розен.
— Что предосудительного в том, что я принял решение? — не выдержав издевательского тона, спросил Карелин и посмотрел на Нессельроде. «Странно. — думал он между тем, — этот царский опричник бьёт меня моими же «козырями». То, что я ставил себе в заслугу и о чём докладывал ему в своих рапортах, оборачивается против меня же!»
— Пожалуй, это самое предосудительное из того, что вы натворили, — не моргнув и глазом, ответил
Нессельроде. — Как только шах узнал, что туркмены педали прошение и могут оказаться русскими подданными, сразу же свернул с гератской дороги и бросился на Гурген и Атрек. Мухаммед-шах после того, как вы у него захватили рыбные уделы, решил, что и туркменцев мы у него отберём. Разорив селения, он поставил на колени гургенских ханов и заставил их подписать фирман о подданстве Персидскому государству. Вот этот фирман… — Нессельроде извлёк из ящика стола исписанную шёлковую бумагу и указал на подписи и отпечатки пальцев. Все встали и приблизились к столу министра, чтобы поближе рассмотреть документ.
— Кровью, что ли, расписывались? — спросил генерал Перовский. — Или чернила красные?
— Может быть, и кровью, — сухо согласился Нессельроде и, выждав, пока господа усядутся, сказал: — По поводу сего фирмана была встреча персидского посла с государем императором. Я и военный министр присутствовали на ней… Решено признать территории, оспаривающиеся этим фирманом, за Персией. Решено также провести границу по южному берегу реки Атрек, между туркменцами и персиянами. А чтобы поддерживался там стабильный порядок, учредим постоянное крейсерство русской морской эскадры…
— Карл Васильевич, — робко возразил барон Розен, — но ведь в бытность Муравьёва в Туркмении, эти туземцы тоже присылали прошение и, кажется, со стороны персиян не было таких грозных и официальных претензий?
— Времена меняются, барон, — ответил Нессельроде. — Разве вам непонятно, что ради Герата нам приходится поступаться не только этими территориями. Мы и контрибуцию[11] шаху, можно сказать, простили… из-за Герата. Уговорив персидского государя идти в поход, мы выполним его многие требования и капризы. А что делать, господа?
— Конечно, если учитывать гератские обстоятельства, вина господина Карелина велика, — снисходительно заговорил Розен, — но ведь он попросту не знал о действиях Симонича.
— Вина его — в превышении полномочий и в нарушении государевой инструкции, в коей сказано: не вступать в политические дела с народами, обитающими по берегам Каспия. Не знаю, по неопытности или по убеждению, но коллежский асессор пошёл вразрез с инструкцией, а следовательно — и с государевой политикой. Гератская проблема ныне на самом острие русской торговой политики! Надо это понимать…
— Я хотел, как лучше, ваше сиятельство, — попробовал оправдаться Карелин. — Я подошёл к туркменцам с миром и добрым словом расположил кочевников к себе. Мне кажется, что начальная форма порядка, которая может со временем водвориться на туркменском побережье, — в постепенном сближении и понимании друг друга…
— Не знаю, о чём вы думали, но поход шаха на Герат сорван по вашей милости… Мы об этом с вами ещё поговорим. Останетесь на годок-другой при министерстве, поработаете в канцелярии. А сейчас садитесь.
Карелин был сражён, обескуражен, унижен. Он всего ожидал, но не этого. Мечтал побыстрее разделаться с отчётами о поездке и заняться наукой. Какие коллекции были собраны в экспедиции! А какой интерес к его открытиям! «Библиотека для чтения» предлагает ему написать для журнала статью о путешествии по Каспию, студенты университета устраивают с ним встречи и даже просятся в путешествия: согласны идти на край земли во имя науки. А этот Нессельроде… «Нет, это невероятно! Остаться на год, а может и больше при канцелярии министерства! Надо что-то придумать, чтобы избежать этой участи». Занятый своими мыслями, Карелин почти не слышал, о чём идёт разговор. А говорили уже о том, что следует отстранить этого мошенника купца Мир-Багирова от господства на Каспии. Да и как иначе, если за шахом закреплялись лишь южные култуки — в Астрабадском заливе и на Гургене; култуки, расположенные севернее, отдавались Кият-хану, и купец Герасимов мог беспрепятственно заключать с ним контракты. Об острове Огурджинском рассудили так: пусть Герасимов сам справляется со своим «подарком», власти его остро-вок охранять не станут! Прошение туркмен о подданстве оставили без внимания. Нессельроде по этому поводу сказал в утешение:
