Однако опасения эти к концу года рассеялись. Посол Дмитрий Михайлович Голицын донес 23 августа из Адрианополя, что был он у султана на аудиенции и что его «приняли, как цесарского посла». «Турки мирный договор подтвердили, — писал он, — только требовали разорения Казикерменя и других городов на Днепре, согласно с постановленными условиями мира».
У Петра несколько отлегло от души. Голицыну он предложил уверить султана, что договор- с турками будет исполнен.
Но тут получено было новое тревожное сообщение: Карл на виду у неприятельского войска переправился верстах в двух ниже Риги на левый берег Двины, стремительно напал на саксонцев и после короткого боя разбил их главные силы. Это значило, что надеяться на действенную помощь польского короля теперь не приходилось. Продолжать отвлекать шведов от русских границ — это единственное, чем мог теперь помочь Август Петру. Такую косвенную поддержку Август вынужден был оказывать русским независимо от собственного желания. К этому понуждал его упорно преследующий польскую армию шведский король. Получалось, будто сам Карл предоставлял русским возможность выиграть время. И Петр не замедлил широко использовать эту возможность для усиления обороны страны.
Но не только об активной обороне думал Петр в это время. Он принял решение: изменить тактику, приступить к ведению «малой войны» и продолжать ее до тех пор, пока русская армия не будет обучена искусству побеждать непобедимых до этого шведов.
Фельдмаршалу Шереметеву дается инструкция: не вступать в открытые сражения с неприятелем, а производить внезапные набеги на его гарнизоны и лагери.
«Необходимо, — приказывал Петр, — чинить промысел над противником, не вступая с ним в генеральную баталию, а действуя против него партиями, когда к тому представится удобный случай».
В таких набегах прошел весь 1701 год. А в январе следующего года окрепшей русской армии удалось одержать над шведами и первую частную победу. В пятидесяти верстах от города Юрьева, при деревне Эрестфере, Шереметев разгромил Шлиппенбаха. Шведский генерал потерял в этом бою добрую половину своего корпуса и шесть пушек.
— Слава богу! — воскликнул Петр, получив донесение о победе. — Наконец мы дошли до того, что шведов побеждать можем. Правда, пока сражаясь два против одного, но скоро начнем побеждать и равным числом.
Шереметева Петр возвел в генерал-фельдмаршалы, пожаловал кавалером ордена Андрея Первозванного, наградил своим портретом, осыпанным бриллиантами, награждены были также и все офицеры, а солдатам выдали каждому по серебряному рублю «из тех, что вновь начеканены».
Результаты применения новой петровской, отлично продуманной тактики не замедлили сказаться и далее. Летом 1702 года Шлиппенбах терпит новое поражение при мызе Гуммельсгоф в Лифляндии. В этом бою шведский генерал потерял почти всю свею пехоту — из 6 тысяч осталось только 500 человек, — всю артиллерию и даже знамена.
Петр приказал разорить Лифляндию, лишить противника опоры, «чтобы неприятелю пристанища и сикурсу своим городам подать было невозможно».
Шереметев выполнил этот приказ «с особым тщанием и превеликим усердием». «Желание твое исполнил, — доносил он позднее Петру, — неприятельской земли больше разорять нечего… разорили и запустошили все без остатку».
Тем временем в Ингрии окольничий Петр Апраксин рекой Невой до самой Ижорской земли прошел, прогнав шведов от Тосны до Канец [Ниеншанц]. А посланный им на судах в Ладожское озеро полковник Тыртов в результате нескольких успешных сражений принудил шведов отойти под Орешек [Нотебург].
Сам Петр прогостил все лето 1702 года на Белом море, так как весной было получено известие, что шведы намереваются прорваться к Архангельску. В ожидании приступа неприятеля Петр строил новые корабли. Правой рукой его в этом деле являлся по-прежнему неразлучный с ним Алексаша. На реке Вавчуге были спущены два фрегата — «Св. Духа» и «Курьер», вслед за тем был заложен двадцати-шестипушечный корабль «Св. Илия», «а большего чаю и почать нечем: лесов нет», — писал Петр Апраксину.
Лето проходило, шведы не появлялись. И Петр, ободренный успехами своей армии, решает наконец осуществить свою заветную мечту — выйти к берегам Балтийского моря. Прежде всего, для этого нужно было овладеть занятыми шведами крепостями: Орешком — у истока Невы и Канцами — на реке Охте. От старого, ставшего традиционным, направления главного удара прямо на Нарву Петр отказался. Нужно было разобщить силы противника и бить его по частям. Выполнение этой задачи обеспечивало направление через Ладогу к Неве, а затем уже к Нарве.
Всю зиму и лето велась подготовка к походу. А в сентябре Петр во главе гвардейских полков прибыл из Архангельска в Ладогу, чтобы лично руководить операцией. «Если не намерен чего, ваша милость, еще главного сделать в Лифляндии, — написал он Шереметеву, — изволь не мешкав быть к нам; зело время благополучно, не надобно упустить, а без вас не так у нас будет, как надобно».
В конце сентября войска, приведенные Петром, Шереметевым и Репниным, сосредоточились возле Орешка — древней крепости, построенной нижегородцами еще в XIII веке на небольшом островке в Водьской пятине Зарецкого стана, у самого истока Невы.
Крепость обложили 28 сентября, а накануне днем Петр собрал военный совет. Были: Шереметев, Репнин, Петр Апраксин, Михаиле Голицын, Меншиков и артиллерийские офицеры полковник Гошке и майор Гинтер.
В большой провиантской палатке сидели на бочках. Шереметев и Репнин по-стариковски устроились на мягких кулях. Выкатили на середину бочонок для государя — почетное место. Петр, когда говорил, вскакивал то и дело с бочонка, но где шагать тесно было — снова садился. Говорил отрывисто, размахивая правой рукой.
— За апроши приниматься немедля! Подводить к берегу, против города. Сроку тебе, Борис Петрович… — глянул на склонившего голову Шереметева, секунду подумал.
— Двое суток! — вставил Данилыч.
— Добро! — мотнул Петр головой. — Двое суток… А вам, — обернулся к артиллеристам, те вскочили, — когда апрошами подойдут, открыть на самом берегу кесели на десяток мортир да десятка на три пушек.
Полковник Гошке и майор Гинтер звякнули шпорами:
— Есть, государь!
— В ночь, на покров Богородицы и поставить, — добавил Данилыч, подмигивая в сторону Шереметева. — Как раз так выходит.
— На покров так на покров, — с хрипотцой вымолвил Шереметев, потирая руки. Прищурил выпуклые, рачьи глаза, глядя на Меншикова, улыбнулся: — Может, так-то и крепче получится.
Данилыч слегка ткнул его в бок большим пальцем.
— На покров, Борис Петрович, надейся, — шепнул, — а сам не плошай. Или в пушки господина Виниуса не веришь, покровом-то накрываешься?..
— Новгородские дворяне… Помолчи! — обратился Петр к Меншикову. — Новгородские дворяне Кушелев, Бестужев, Мышецкий в росписи горному пути от Ладоги к Канцам об Орешке все описали. Тебе, — обратился к Макарову, кабинет-секретарю, — надобно это им показать, — кивнул в сторону генералов. — Описано хорошо… Сколько войска сейчас к тебе подошло? — спросил Шереметева.
— В гвардейских полках Преображенском и Семеновском две тысячи пятьсот семьдесят шесть человек; в прочих полках, что я привел, да Репнин, да Апраксин, не менее десяти тысяч солдат…
Меншиков, одернув ловко затянутый шарфом тонкий кафтан, вскочил с бочки, шагнул:
— А как с переправой будет, мин херр? Когда будем свирские лодки из Ладоги в Неву перетягивать?
— Да уж приканчивают «Осудареву дорогу» в лесу, — сказал простоватый Репнин, моргая глазами, — прорубили просеку, почесть, версты на три… — Крякнул, обмахнулся платком. — Многотрудное дело!..
— Да знаю! — нетерпеливо перебил его Меншиков. — Я про то, кто будет вершить переправу на правый берег Невы, где неприятельский шанец… Какими солдатами? Кто командовать будет?..
— Подожди, кипяток, — толкнул его Петр обратно на бочку. — Лодки перетянем, пока апроши ведут. Просека готова, почесть… А перетянуть лодки… На это потребно… ну… сутки…
— Переволокем, — кивнул Меншиков. — Суток довольно.
— Пятьдесят ладей по двадцать солдат на ладью, — подсчитывал Петр, — всего, стало-ть, тысяча… Та-ак… Значит, пятьсот семеновцев твоих, — ткнул пальцем в сторону Михаила Голицына, — да пятьсот преображенцев. — повернулся к Данилычу. — ты поведешь. А над всем отрядом, — подошел к Шереметеву, — команду, Борис Петрович, я возьму на себя.
— Не дело! — внезапно буркнул Апраксин. — Неужто других не найдется?.. Волку же в пасть… На воде… Река быстрая…
— Ты молчал, — осадил его Петр, — и молчи… Тебя еще не спросили…
От острова, на котором стоял Орешек, до берегов Невы было не менее 200 метров. Предвидя неизбежность преодоления этой водной преграды при штурме крепости, Петр заблаговременно приказал перетянуть свирские ладьи из Ладожского озера в Неву.
