Мог победить и не захотел; оттолкнул Победу, как пресыщенный любовник – любовницу: этого она ему не простит».
Суровый приговор, но справедливость его оспорить сложно.
Картина Бородинской битвы, пожалуй, наиболее детально воссоздана Е. В. Тарле.
Предоставим же ему слово: «Битва началась с нападения дивизии Дельзонна на деревню Бородино. Деревня была в расположении правого крыла русской армии, которым командовал Барклай. Французы вытеснили из деревни стоявших там егерей, и на берегу реки Колочи произошла очень жаркая схватка. Барклай велел сжечь мост через Колочу. Деревня осталась за французами, но это стоило очень больших потерь не только русским егерям, но и пехоте Дельзонна».
Заметим, что еще даже толком не рассвело, а начало битве уже было положено.
«С пяти часов утра самый яростный бой завязался на левом крыле русской армии, где у Семеновского оврага стоял Багратион. Наполеон направил сюда Даву, Мюрата и Нея, которому был подчинен корпус Жюно. Первые атаки были отбиты русской артиллерией и густым ружейным огнем. Маршал Даву упал, контуженный в голову, лошадь под ним была убита».
Это было очень недоброе знамение!
Даву Луи Николя, герцог Ауэрштедтский, был именно тем маршалом Наполеона, чей корпус некогда выстоял под чудовищным напором русских войск на позиции французов в сражении под Аустерлицем, обеспечив тем самым Наполеону самую главную победу в его жизни. Наполеон крайне высоко ценил его, полагая его присутствие исключительно важным для войска. Даву, впрочем, остался жив при Бородино. Маршал скоро оправился от контузии и вернулся в строй, но у императора все же остался крайне неприятный осадок от этого инцидента. Даву, между прочим, был одним из тех, кто сохранил верность Наполеону до конца. Скончался же он 11 лет спустя – и не от боевых ран, а от туберкулеза легких.
Л. Н. Даву. Л. Шарон по оригиналу Л. Обри
Вообще же, согласно Е. В. Тарле: «...в первых же атаках на позиции Багратиона у французов было перебито очень много начальников – несколько генералов и полковых командиров».
Но давайте посмотрим, каким образом разворачивались события в дальнейшем.
«Укрепления вокруг Семеновского, так называемые „Багратионовы флеши“, были сделаны наспех и с технической стороны очень неудовлетворительно, но защита была такой яростной, что об эти флеши с пяти часов утра до 11.30 безуспешно и с ужасающими потерями разбивались все отчаянные нападения французов. Наполеон приказал уже к семи часам утра выдвинуть почти 150 орудий и громить этим огнем Багратионовы флеши. После долгой артиллерийской подготовки Ней, Даву и Мюрат с огромными силами (один Мюрат бросил на флеши три кавалерийских корпуса) бросились на Семеновский овраг и на флеши. Подавляющие силы налетели на дивизию Воронцова, опрокинули и смяли ее, налетели на дивизию Неверовского, смяли и ее тоже. Дивизия Воронцова была истреблена почти полностью, и сам Воронцов был ранен и выбыл из строя. Неверовский сопротивлялся отчаянно, и его батальоны не раз бросались в штыковой бой против напиравшей громадной массы французов.
Мюрат, Ней, Даву послали к Наполеону за подкреплением. Но он отказал, выражая неудовольствие тем, что флеши еще не взяты. Тогда на этом месте закипел кровопролитнейший бой. Багратион и французские маршалы несколько раз отбивали друг у друга покрытые трупами людей и лошадей Семеновские флеши. Для людей, наблюдавших в эти страшные часы князя Багратиона, хорошо знавших его натуру, помнивших всю его карьеру, в которой самое изумительное было то, что он каким-то образом прожил до сорока семи лет, не могло быть сомнений, что на этот раз третьего решения быть не может: или флеши останутся в руках Багратиона, или он сам выбудет из строя мертвым или тяжелораненым. Наполеон тоже не мог и не хотел отступить от своего намерения, твердо решив сначала прорвать русское построение с его левого фланга, а потом направить все усилия на центр. На Багратионовы флеши император направил уже не 130 и не 150, как до сих пор, а 400 орудий, т. е. больше двух третей всей своей артиллерии. Велено было идти на новый общий штурм флешей. Багратион решил предупредить врага контратакой».
Маршал Нэй. Гравюра Г. Паркера
«„Вот тут-то и последовало важное событие, – говорит участник боя Федор Глинка. – Постигнув намерение маршалов и видя грозное движение французских сил, князь Багратион замыслил великое дело. Приказания отданы, и все левое крыло наше по всей длине своей двинулось с места и пошло скорым шагом в штыки“.
Русская атака была отброшена, и Даву отвечал контратакой.
Французские гренадеры 57-го полка с ружьями наперевес, не отстреливаясь, бросились на флеши. Они не отстреливались, чтобы не терять момента, и русские пули косили их. „Браво, браво!“ – с восторгом перед храбростью врага крикнул навстречу 57-му полку князь Багратион».
Однако недаром ведь говорят, что на войне ситуация может измениться в одно мгновение. Казалось бы, совсем недавно Наполеону выпало потрясение, поскольку он посчитал, что утратил одного из самых верных и талантливых своих маршалов. Теперь настала очередь Кутузова.
«Град картечи ударил с французской батареи в русских защитников флешей. В этот момент в Багратиона попал осколок ядра и раздробил берцовую кость. Он еще силился скрыть несколько мгновений свою рану от войск, чтобы не смутить их. Но кровь лилась из раны, и он стал молча медленно валиться с лошади. Его успели подхватить, положили на землю, затем унесли. То, чего он опасался, во избежание чего пересиливал несколько секунд страшную боль, случилось: „В мгновение пронесся слух о его смерти, и войско невозможно удержать от замешательства… одно общее чувство – отчаяние! – говорит участник битвы Ермолов. – Около полудня (уже после исчезновения Багратиона. – Е. Т.) 2-я армия (т. е. все левое крыло, бывшее под начальством Багратиона. – Е. Т.) была в таком состоянии, что некоторое части ее, не иначе как отдалясь на выстрел, возможно было привести в порядок“.
Сейчас после атаки 2-й армии, отброшенной контратакой французов, Федор Глинка увидел у подошвы пригорка раненого генерала. Белье и платье на нем были в крови, мундир расстегнут, с одной ноги снят сапог, голова забрызгана кровью, большая кровавая рана выше колена. „Лицо, осмугленное порохом, бледно, но спокойно“. Его сзади кто-то держал, обхватив обеими руками. Глинка узнал его. Это и был „второй главнокомандующий“, смертельно раненный Багратион. Окружающие видели, как он, будто забыв страшную боль, молча вглядывался в даль и как будто вслушивался в грохот битвы. „Ему хочется разгадать судьбу сражения, а судьба сражения становится сомнительной. По линии разнеслась страшная весть о смерти второго главнокомандующего, и руки у солдат опустились“. Багратиона унесли, и это был критический, самый роковой момент битвы. Дело было не только в том, что солдаты любили его, как никого из командовавших ими в эту войну генералов, исключая Кутузова. Они, кроме того, еще и верили в его непобедимость. „Душа как будто отлетела от всего левого фланга после гибели этого человека“, – говорят нам свидетели.
Ярое бешенство, жажда мести овладели теми солдатами, которые были непосредственно в окружении Багратиона».
Крайне любопытна ремарка Дмитрия Мережковского, которую он делает, говоря о той ярости, с которой сражались при Бородине: «…люди вообще никогда не дрались с таким ожесточением и с такою равною доблестью, потому что за святыни равные: французы – за мир и Человека, русские – за отечество и еще за что-то большее, сами не знали за что; думали: „За Христа против Антихриста“».
Именно: за Христа!
«Когда Багратиона уже уносили, кирасир Адрианов, прислуживавший ему во время битвы (подававший зрительную трубу и пр.), подбежал к носилкам и сказал: „Ваше сиятельство, вас везут лечить, во мне уже нет вам надобности!“ Затем, передают очевидцы, „Адрианов в виду тысяч пустился, как стрела, мгновенно врезался в ряды неприятелей и, поразив многих, пал мертвым“.
В позднейшем донесении генерала Сен-При императору Александру взятие французами Багратионовых флешей и редутов тоже объясняется тяжкой раной Багратиона и исчезновением его, смертельно раненного, с поля. У русских было в начале нападения на Семеновское всего 50 орудий, у французов же с самого начала больше сотни. Чем больше свирепела борьба вокруг флешей, тем больше французских орудий подъезжало к маршалам, а русских к Багратиону. Атакуемые французами пункты так быстро переходили из рук в руки, что артиллерия обеих сторон не всегда успевала приноровиться и иногда обстреливала по нескольку минут своих.
