— Это был роскошный поединок, — сказал Кальв, — но он остался незаконченным. Лично я сомневаюсь, что кони могли бы драться дальше. И к тому же бонд из Хомнеса был ранен, его конь свалился на него.
Сказав это, он направился в толпу, стоящую у входа в большой зал.
Хьяртан Торкельсон тоже был в Стейнкьере. Судя по его веселому возбуждению, он уже успел где-то напиться. И теперь он направлялся прямо к Туриру Собаке.
— Я еще не успел как следует поздороваться с тобой, Турир, с тех пор как ты приехал сюда, — сказал он, протягивая Туриру руку.
— Это верно, Хьяртан Эскимосское Чучело, — ответил Турир, пожимая его руку. — И что ты думаешь по поводу состязания? — с усмешкой спросил он.
— Это было прекрасное зрелище, — ответил Хьяртан, — но оно напомнило мне другую лошадиную драку, которую я видел однажды в Исландии: там тоже никто не добился перевеса.
— Об этом я не слышал, — сказал Торе. — Расскажи-ка…
Кальв был изумлен, он не знал, что Турир и Хьяртан знакомы, а прозвище «Эскимосское Чучело» слышал впервые.
— Хорошо, — согласился Хьяртан, — я, пожалуй, расскажу, но…
— Хочешь пива? — спросила Сигрид. Они вошли в зал, и пиво тут же появилось на столе. Но Хьяртан медлил с рассказом до тех пор, пока не поймал взгляд Грьетгарда и тот не кивнул ему.
— Это были великолепные кони, — начал он, — но драться им не хотелось. Вывели одну кобылу, потом другую, но жеребцы не интересовались ими. Наконец одна белая кобылка им понравилась — и тут началось!
Хозяева коней оказались такими азартными, что сами не прочь были затеять потасовку. Один из них замахнулся на другого хворостиной и как следует огрел его. Тот, кого ударили, остолбенел. «Ты это сделал нарочно!» — закричал он. «А ты не лезь под руку, лошадиная харя!» — крикнул другой в ответ. И, забыв про лошадей, они набросились друг на друга. А люди столпились вокруг них и стали заключать пари. Один я смотрел на лошадей, потому что поставил на одну из них почти все, что имел.
— Надеюсь, кроме одежды, у тебя ничего при себе не было, — вставил Турир.
Хьяртан послал ему горестный взгляд.
— Я как раз вернулся тогда из похода, — сказал он, поворачиваясь к Кальву. — Видел бы ты этих лошадей! Они прекратили драку и, стоя вне круга, наблюдали за дракой своих хозяев. И я могу присягнуть в том, что говорю правду: когда хозяин одного из коней упал, лошади посмотрели друг на друга и кивнули друг другу. После этого конь того, кто еще держался на ногах, громко заржал, задрал хвост и поскакал к маленькой белой кобылке. Другой же конь остался стоять, опустив голову. Я сделал правильную ставку, но никто уже не хотел меня слушать: в тот день мне так и не заплатили.
Хьяртан был явно в ударе. На потеху Кальву и всем собравшимся он рассказывал винландские небылицы, так что остаток вечера прошел быстро.
Сразу же после состязания лошадей Турир Собака со своим сыном отправился обратно на север.
Разговоры по поводу состязания вскоре затихли, жизнь вернулась в прежнюю колею. Бонд из Хомнеса быстро оправился, и теперь он знал наверняка, что коню его цены нет.
В Эгга этим летом все шло прекрасно. Хлеб уродился на славу, коровы давали много молока, люди и животные были здоровы. В усадьбе жизнь била ключом, работа спорилась.
Один лишь священник Йон был мрачен. Он постоянно торчал в Гьёвране, чтобы перетянуть на свою сторону Блотульфа — но тот не поддавался. И к тому же перестал ходить в церковь.
В конце концов, Финн сказал священнику, что будет лучше, если тот отстанет от Блотульфа.
Но однажды вечером, когда Финн и Ингерид были в Эгга, священник Йон снова явился.
Вечер был прекрасным, все сидели во дворе. Часть гьёвранских работников ушли вместе с Финном, чтобы немного развлечься в Эгга. Кальв, Финн, сыновья Эльвира и многие другие смотрели, как они играют, а Ингерид и Сигрид в это время шили и болтали. И тут, запыхавшись, прибежал человек и крикнул:
— В Гьёвране пожар!
Финн и Кальв разом вскочили и в сопровождении работников поскакали туда.
Вскоре они увидели, что горит только кузница. Тем не менее они поспешили к месту пожара, поскольку ветер дул в сторону домов и мог занести туда искры, хотя кузница и находилась на отдалении.
Женщины с трудом поспевали за ними.
Когда они прибыли в Гьёвран, работа по тушению пожара была в самом разгаре: работники по цепочке передавали ведра с водой, им помогали соседи.
Когда воду лили в огонь, слышался треск и шипенье. Но спасти постройку было уже невозможно, и, вскоре после того как прибыли Кальв и Финн, крыша провалилась.
Люди говорили, что еще до их прихода кузница была объята пламенем. И никто не знал, с чего начался пожар.
— Где Блотульф? — спросил Финн. В последнее время Блотульф часто захаживал в кузницу.
Никто ничего не ответил, пока, наконец, не вышла вперед одна из девушек и не сказала, что видела, как он заходил в кузню. И когда пришел священник и спросил, где он, она направила его туда.
Финн побледнел; они с Кальвом переглянулись.
Пожар продолжали тушить с удвоенной силой, но еще до того, как погасло пламя, они увидели перед собой лишь обугленные остатки кузни.
Покопавшись среди черных, дымящихся головешек, они обнаружили то, что было когда-то Блотульфом. Но священника они не нашли.
Все стояли в растерянности, и тут кто-то крикнул и указал в сторону. Все повернулись и увидели, как медленно, с застывшими, глазами, к ним идет священник Йон.
На лице его и руках была копоть, одежда обгорела. Не глядя ни на кого, он направился прямо к Кальву и Финну.
— Где Блотульф? — спросил он.
Кальв указал на обгоревшие останки. Священник упал, рыдая, на землю.
— Ты должен рассказать обо всем, что произошло, священник!
— Не называй меня священником!
— Ты был священником и останешься им, пока на то будет воля епископа.
— Я недостоин служить мессу.
— Тебе виднее, — медленно произнес Кальв. — Ты можешь рассказать, что произошло?
Но им пришлось увести его во двор, уложить в постель и напоить пивом, прежде чем он, наконец, оказался в состоянии что-либо рассказать. Но даже и теперь он говорил сбивчиво, то и дело прерывая свой рассказ рыданьями.
Он застал Блотульфа в кузнице. Ему нужно было поговорить с ним.
Когда он вошел, Блотульф строгал небольшую доску. Священник испугался, что тот порежется, но рука у слепого была твердой.
Выслушав священника, он повел себя более дружелюбно, чем обычно. Он сказал, что ждал его прихода.
И внезапно спросил:
— Не мог бы ты подать мне ту лучину, что стоит в углу, рядом с клещами?
Священник тут же направился в угол кузницы. Но там было много всего навалено, так что ему понадобилось время, чтобы найти лучину.
И когда он, наконец, вернулся и протянул лучину Блотульфу, тот крепко ухватил его за запястье и, к удивлению священника, загородил выход. Повернувшись спиной к двери, он железной хваткой держал руку священника, и внезапно тот услышал, как позади него трещат стружки.
Сначала он был спокоен и только спросил Блотульфа, что тот задумал. Но, увидев выражение его лица, он перепугался, зажатый в тиски, с горящим за спиной огнем.
Блотульфа рассмешил его вопрос.
— Проверим, насколько ты храбр и сильна ли твоя вера в Бога, — сказал он. — Помолись, может быть, Он потушит огонь!
— Ради Христа… — сказал священник, обратив взор к небу. Но пламя за его спиной разгоралось все сильнее и сильнее.
Блотульф же, с устрашающей гримасой на лице, еще крепче сжал его руку.
— Твой Бог явно не слышит тебя, — сказал он. — Молись громче!
— Бог слышит то, что считает нужным слышать, — ответил священник. — Мы, люди, не всегда знаем, что нам на благо. Давай выйдем отсюда!
Блотульф снова рассмеялся, издевательски и бесцеремонно.
— Тебе так легко не улизнуть, — ответил он. — Я не выпущу тебя отсюда до тех пор, пока ты не отвернешься от этого Христа, верой в которого ты так бахвалишься!
На этот раз священник перепугался не на шутку. Он отчаянно пытался высвободиться, но Блотульф был несравненно сильнее его.
От кучи стружек пламя перекинулось на скамью, тени танцевали на стенах кузницы. На миг священнику показалось, что этот слепой, ухмыляющийся человек, стоящий в отсветах пламени с танцующей за его спиной тенью, сам дьявол.
— Во имя Господа! — воскликнул он, крестясь свободной рукой. Но дерево трещало в огне, а Блотульф стоял возле него и смотрел, не мигая, своими незрячими глазами.
— Твой Бог так же глух, как я слеп, — презрительно усмехнулся он. Кузня наполнилась дымом; оба они кашляли, глаза у священника слезились.
Страх охватил его. Он пытался молиться, пытался призывать на помощь Бога, но в ответ слышал лишь издевательства Блотульфа.
А огонь тем временем охватил уже стены, стал подбираться к крыше.
Священник чувствовал, как на нем загорается одежда, как пламя лижет его кожу…
Никогда прежде он не испытывал такого страха; он уцепился за Блотульфа, упал перед ним на колени, умолял его о пощаде.
