— Следует ли нам именно здесь дожидаться появления князя Нобуо? — спросил он и, усевшись, принялся любоваться окрестностями.
Не заставив себя долго ждать, появился Нобуо в сопровождении нескольких конных приверженцев. Нобуо, должно быть, еще на скаку заметил дожидающихся его на берегу людей и, не сводя глаз с Хидэёси, принялся совещаться со своими сопровождающими. Он остановился и спешился на изрядном расстоянии от того места, где сидел Хидэёси, и явно был насторожен.
Воины молодого князя выстроились в две колонны. Сам Нобуо двинулся в сторону Хидэёси, идя между ними. Блеск его доспехов призван был свидетельствовать о мужестве и могуществе.
Хидэёси! Не его ли Нобуо до вчерашнего дня именовал выродком, извергом и погубителем страны? Не его ли считал заклятым врагом, бесчисленным преступлениям которого счет вели и сам Нобуо, и князь Иэясу? Даже дав согласие на встречу с Хидэёси на заранее оговоренных условиях, Нобуо чувствовал себя неуверенно. Откуда ему было знать, что у Хидэёси на уме?
Увидев, что Нобуо с достоинством застыл на некотором расстоянии от него, Хидэёси поднялся с походного стула и, никем не сопровождаемый, поспешил навстречу сыну Нобунаги.
— Князь Нобуо!
Хидэёси изумленно всплеснул руками, словно встреча с Нобуо оказалась для него неожиданной.
Нобуо чуть было не попятился, а грозные воины с копьями и мечами, окружающие его с обеих сторон, застыли от изумления.
Но не только этому предстояло им удивиться. Хидэёси опустился на колени у ног Нобуо, затем простерся ниц, едва не коснувшись теменем его соломенных сандалий.
Затем, взяв потрясенного Нобуо за руку, он произнес:
— Мой господин, за весь год не было и дня, на протяжении которого я бы не мечтал о встрече с вами. Не могу выразить, как я рад тому, что вы пребываете в добром здравии. Какой злой дух вселился в нас, мой господин, заставив пойти войной друг на друга? С нынешнего дня я, как и прежде, считаю вас своим господином.
— Хидэёси, пожалуйста, поднимитесь. Ваше раскаяние лишает меня дара речи. Но вина лежит на нас обоих. Первым делом извольте встать.
Нобуо протянул Хидэёси руку, и тот с благодарностью принял ее.
Встреча противников на одиннадцатый день одиннадцатого месяца прошла гладко, мирные переговоры завершились полным успехом. Нечего и говорить о том, что более достойно со стороны Нобуо было бы заблаговременно известить Иэясу о переговорах и, уж во всяком случае, не подписывать мирного договора, не согласовав этот шаг с вождем клана Токугава. Но молодой князь упивался внезапно предоставившейся ему возможностью избежать безнадежной войны, и мир был подписан безо всяких оговорок.
Простая истина заключалась в том, что Хидэёси удалось перетянуть на свою сторону грозного с виду простака, которого до тех пор с успехом использовал в политической и военной игре Иэясу. Нобуо и на этот раз одурачили.
Можно только догадываться о том, к каким ухищрениям и соблазнительным речам прибег Хидэёси, чтобы завоевать расположение Нобуо. Не следует забывать, что за долгие годы служения отцу Нобуо, князю Нобунаге, Хидэёси редко навлекал на себя его гнев, и нет ничего удивительного в том, что он сумел ублажить простоватого сына. Хотя условия заключенного мира никак нельзя было назвать ни легкими, ни заманчивыми.
Хидэёси удочеряет дочь Нобуо.
Четыре округа, захваченные Хидэёси в северной части провинции Исэ, возвращаются под власть Нобуо.
Нобуо присылает Хидэёси в заложники женщин и детей своего клана.
Три округа в провинции Ига, семь округов в южной части провинции Исэ, крепость Инуяма в провинции Овари и крепость Кавада передаются Хидэёси.
Все оборонительные сооружения, воздвигнутые обеими сторонами в провинциях Исэ и Овари, подлежат немедленному уничтожению.
Нобуо скрепил договор своей печатью. Хидэёси вручил ему по этому случаю дары — двадцать слитков золота и драгоценный меч работы Фудо Куниюки, а также тридцать пять мешков риса в качестве трофеев от провинции Исэ.
Хидэёси склонился перед Нобуо и выказал ему свое почтение, осыпав его дарами в подтверждение доброй воли. Нобуо, растерявшись, только улыбался с польщенным видом. Разумеется, Нобуо и подумать не мог, во что выльется для него выбранное им при встрече с Хидэёси поведение. В такие времена, как тогдашнее, когда человека ждали в ходе резкой смены событий то возвышение, то падение, последний из оставшихся в живых сыновей Нобунаги вел себя непростительно и выглядел глупцом. Конечно, его не в чем было бы упрекнуть, оставайся он на обочине и держась в тени. Но он устремился в самую середину, где свет всего ярче, он стал игрушкой в чужих руках, стал причиной войны и в конечном счете заставил множество воинов погибнуть под его знаменами.
Человеком, которого более других поразили последние события, оказался Иэясу, перебравшийся из Окадзаки в Киёсу, чтобы начать боевые действия против Хидэёси. Известие о происшедшем он получил наутро двенадцатого числа.
К нему в крепость внезапно примчался Сакаи Тадацугу, проехавший, нахлестывая коня, за ночь расстояние от самой Куваны.
Такое поведение Тадацугу нельзя было назвать обычным. Как правило, командиры передовых частей не покидают их и не являются в ставку, не известив заранее о своем приезде. Более того, Тадацугу был шестидесятилетним стариком. Почему человек преклонного возраста пустился в опасный путь в сопровождении лишь нескольких приверженцев?
Дело было утром. Иэясу, поднявшись, сразу же направился в зал приемов. Войдя, он спросил:
— В чем дело, Тадацугу?
— Князь Нобуо вчера встретился с Хидэёси. Идут разговоры о том, что они заключили мир, не посоветовавшись с вами, мой господин.
Тадацугу, увидев, как напряглось лицо Иэясу, почувствовал, что у него самого задрожали губы. Ему было трудно скрыть чувства, хотелось кричать, объявив всему свету, что Нобуо — круглый дурак. То же самое подумал о злосчастном сыне Нобунаги и Иэясу. Следовало ли ему разгневаться или расхохотаться? Он ничем не выдал подлинных чувств, какие бы бури ни бушевали у него в душе.
Иэясу показалось, словно у него закружилась голова или его оглушили. Внешне это не проявилось никак. Двое полководцев посидели какое-то время молча. Наконец Иэясу несколько раз подряд моргнул, затем потер мочку уха и похлопал себя по щеке. Он был озадачен. Его полное тело слегка покачивалось из стороны в сторону, левая рука упала на колено.
— Тадацугу, ты не мог ошибиться? — спросил он в конце концов.
— Я бы не поспешил к вам, не имея на то серьезных оснований. Позже прибудут донесения, в которых все расписано до мелочей.
— Сам князь Нобуо об этом не заикается?
— Согласно нашим сведениям, он покинул Нагасиму, переехал через Кувану и остановился в Ядагаваре. Я подумал, что это всего лишь поездка для осмотра укреплений и боевых позиций. Когда он вернулся в крепость, мы ни сном ни духом не ведали, каковы его истинные намерения.
В прибывших в тот же день донесениях сообщения о мире подтверждались, но от Нобуо по-прежнему не поступало ни слова. И все же правда о происшедшем скоро стала известна всем самураям из клана Токугава. Повсюду, где они встречались, речь сразу же заходила об этом, раздавались негодующие голоса и недоуменные возгласы. Мало кто мог поверить в измену со стороны Нобуо. Собравшись в Киёсу, они обвиняли Нобуо в вероломстве и размышляли, как сохранить достоинство клана в глазах народа после того, как над ними жестоко посмеялись.
— Если это правда, то ему не жить, князь он или кто, — заявил разъяренный Хонда.
— Сперва нам следует извлечь князя Нобуо из Нагасимы и самым тщательным образом расследовать злодеяние, — согласился Ии. Глаза его бешено сверкали. — А после сойтись в решительной схватке с войском Хидэёси!
— Согласен!
— Разве не из-за самого князя Нобуо началась война?
— Мы настояли на выполнении союзнического долга и поднялись на битву только потому, что князь Нобуо прибыл сюда, клянча помощи у князя Иэясу и утверждая, будто наследники Нобунаги гибнут один за другим от козней Хидэёси. Знамя справедливости — воплощение правосудия — на нашей стороне, а главный жалобщик и обиженный переметнулся на другую! Глупость этого человека неописуема.
— Нынешнее положение таит серьезную угрозу достоинству его светлости князя Иэясу. Что касается нас самих, то мы превратились во всеобщее посмешище. Не следует забывать и об оскорблении, нанесенном душам наших соратников, павших на холме Комаки и под Нагакутэ.
— Их гибель стала бессмысленной и горькой, но не нам предаваться мучительным и запоздалым терзаниям. Однако что же предпримет наш господин?
— Утро он провел у себя в покоях. Созвал к себе старших советников клана, но, похоже, за день переговоров они так и не пришли к окончательному решению.
