Она широко улыбнулась и ответила:
– Некоторые из этих растений мы можем посадить прямо сейчас, а некоторым все же придется подождать, когда луна сменит фазу. Но все они действительно у меня есть, я привезла их как в виде рассады, так и в виде семян. Милорд герцог сказал, что у вас в саду должны быть все травы Англии. А еще он сказал мне, что вы обладаете неким даром. Это правда?
Я нерешительно пожала плечами:
– Не знаю. Порой мне кажется, что я кое-что понимаю, а порой – что не понимаю ровным счетом ничего. Но я учусь, читаю книги мужа и буду рада перенять у вас опыт, как выращивать разные травы и правильно их использовать. Однако уверенности в собственных возможностях у меня нет; чем больше я узнаю, тем сильней убеждаюсь в том, что ничего не знаю.
Она снова улыбнулась.
– Это и есть самый правильный путь познания.
Весь день мы провели с ней в саду на коленях, точно какие-то крестьянки. Мы сажали растения на те грядки, которые она для них приготовила, и лишь к вечеру, когда стало холодать, я наконец поднялась на ноги и оглядела созданный нами огород. Двенадцать аккуратных грядок веером расходились от округлой клумбы в центре. Земля на всех грядках была тщательно разрыхлена; на одних мы посеяли семена, на других высадили готовую рассаду, и миссис Журдемайн каждый росток снабдила табличкой, на которой значилось название растения и были перечислены его свойства.
– Завтра я покажу вам, как делать отвары и настойки и как сушить травы, – сообщила она. – У меня есть и кое-какие собственные рецепты.
Я так устала, наработавшись за день, что заснула как убитая. Но среди ночи растущая луна разбудила меня, призвав к себе, точно и я была растением с восходящими в этот период соками. Открыв глаза, я увидела холодный лунный свет на полу комнаты и крепко спящую в кровати служанку. Откинув одеяло, я выбралась из постели и подошла к окну, поскольку мне показалось, что оттуда доносятся звуки, напоминавшие отдаленный звон колокола, а потом накинула на плечи капот и, настежь распахнув двери спальни, шагнула на галерею.
И вдруг в темном углу я заметила неясный женский силуэт. Это была миссис Журдемайн. На мгновение я даже испуганно отшатнулась: мало ли, что она делает там, в темноте! Но она просто стояла возле одного из окон, а потом вдруг резким движением отворила его, и те ясные мелодичные звуки стали громче, они словно вливались на галерею вместе с лунным светом. Я направилась к ней, и она оглянулась на стук шагов; лицо ее показалось мне довольно напряженным, словно она ждала, что перед ней вот-вот появится кто-то или что-то; но страха в ее лице не было ни капли.
– Ах, это вы, – небрежно обронила она, хотя ей следовало бы сделать реверанс. – Слышите?
– Слышу.
– Я никогда раньше не слышала ничего подобного. Мне даже показалось, что это музыка сфер.
– А мне эта музыка известна, – с печалью ответила я и прикрыла окно.
Музыка сразу стала тише, а я еще и тяжелый занавес задернула, стараясь совсем убрать и эту музыку, и этот лунный свет.
Травница попыталась меня остановить.
– Зачем вы это делаете? – удивилась она. – Почему хотите заглушить эти звуки? Что они означают?
– К вам это не имеет никакого отношения, – холодно произнесла я. – Они звучат для меня. Позвольте мне закрыть окно.
– Но почему? Что это?
– Я уже дважды слышала эту музыку, – тихо пояснила я, вспоминая свою младшую сестренку, которая умерла, едва успев сделать первый вздох, и тот печальный хор, который совсем тихо, почти шепотом прощался с моей двоюродной бабушкой Жеанной де Люксембург. – Боюсь, она снова несет мне весть о смерти кого-то из членов моей семьи. Это поет Мелюзина.
И, не прибавив больше ни слова, я пошла от нее прочь по темной галерее к дверям спальни.
Утром миссис Журдемайн показывала мне, как нужно сушить травы, готовить отвары и настойки, как извлекать из цветков эссенцию, пользуясь восковой подложкой. В кладовой, где мы с ней были только вдвоем, хорошо пахло растертыми сухими листьями и травами. Мраморный бассейн, вделанный в холодный каменный пол, был до краев наполнен студеной водой.
– А что, ее пение действительно предвещает чью-то смерть? – задала она прямой вопрос, возвращаясь к нашим ночным впечатлениям.
– Да, – подтвердила я. – И я молю Бога об одном: чтобы родители мои были здоровы. Судя по всему, это и есть тот единственный дар, которым я действительно обладаю: я предвижу скорую утрату.
– Это тяжело, сочувствую, – только и вымолвила она и молча протянула мне пестик, ступку и какие-то зерна, которые мне следовало растереть.
Некоторое время мы дружно работали в полном молчании, затем беседа возобновилась.
– Есть особые травы для молодых женщин, которые недавно вышли замуж, – заметила она как бы невзначай, обращаясь даже не ко мне, а к тем растениям, которые полоскала в бассейне. – Есть травы, способные предотвратить беременность, и травы, которые помогают зачатию. Все это, правда, есть и в моей книге рецептов.
– Значит, вы можете предотвратить зачатие ребенка? – уточнила я.
– Я могу сделать так, что он не родится, даже если женщина уже беременна, – отозвалась она с какой-то неприятной усмешкой. – Болотная мята, полынь и огородная петрушка – вот и все. Я посадила эти растения в вашем аптечном огороде, чтобы вы в случае необходимости могли ими воспользоваться. Если такая нужда когда-либо возникнет, конечно. – Она посмотрела на мой плоский живот. – А если вам захочется ребенка, то и для этого у вас под рукой будут соответствующие травы. Листья малины, которая растет у вас в саду, и самые обычные травы, которые легко найти: крапива и цветки полевого клевера.
Стряхнув с рук сухую землю, я взяла грифельную доску и мел и попросила:
– Объясните мне, как все это приготовить.
Марджери, так звали миссис Журдемайн, прожила у нас более недели, как и обещала. Ко времени ее отъезда в аптечном огороде были посажены почти все растения, кроме тех, которым непременно нужно было дождаться убывающей луны, а в кладовой уже стояли бутылки с винными настойками трав и были подвешены на просушку пучки и ветки разных растений. Она собиралась отбыть в Лондон на одном из возков моего мужа; вместе с ней уезжал и ее молодой слуга. Я пришла на конюшенный двор попрощаться с ней, и когда она уже усаживалась в возок, во двор, грохоча копытами, влетел отряд из полудюжины конных в красно-белых ливреях герцога Бедфорда. Ричард Вудвилл, лихо притормозив коня, одним прыжком спешился и доложил:
– Миледи, я доставил вам письмо от моего господина. Он даже специально пометил, чтобы его передали лично вам в руки.
Я потянулась за письмом, чувствуя, как дрожат у меня губы, а глаза наполняются слезами. Я надломила печать, но слезы мешали мне прочесть то, о чем, я не сомневалась, пишет мне герцог.
– Прочтите вы. – Я вернула письмо Вудвиллу. – Или расскажите.
– Уверен, что для вашего расстройства нет ни малейших причин… – начал было он, но пробежал глазами несколько строк и в ужасе осекся. – Мне очень жаль, ваша милость… Мне, правда, очень жаль! Мой господин пишет, что умер ваш отец. В Люксембурге свирепствует чума, но матушка ваша здорова. Она-то и сообщила милорду герцогу эту ужасную новость. – Он вдруг умолк и уставился на меня. – Вы уже знали? Вы догадались?
– Да, – кивнула я. – По-моему, я уже знала. Хоть и закрыла шторы, чтобы не видеть этот лунный свет, не слышать эту музыку…
Миссис Журдемайн, сидевшая рядом с возницей, посмотрела на меня странным взглядом – в нем явная строптивость была смешана с искренним сочувствием.
– Порой невозможно чего-то не слышать или не видеть, – заметила она. – И пусть Господь, даровавший вам эту способность, даст вам довольно мужества, чтобы с ней жить.
Париж, Франция, декабрь 1434 года – январь 1435 года
Вудвиллу так и не удалось осуществить свою мечту и показать мне Графтон, хоть мы и прожили в Англии целый год; впрочем, и мой супруг, герцог, тоже не сумел воплотить в жизнь свою мечту – создать достойную армию, способную должным образом защищать английские владения во Франции. Не смог он также – хоть и обладал огромной властью и фактически правил Англией – призвать к порядку королевский совет и парламент. Однако дольше оставаться в Англии мы не могли: из французской столицы герцогу постоянно слали донесения о том, что тамошнее население жестоко страдает от грабителей, мятежных солдат и нищих, что люди попросту голодают из-за недопоставок в город продовольствия.
– Он не откажет им, – предупредил меня Вудвилл, – и нам вскоре придется возвращаться в Париж.
Так оно и случилось. Море на этот раз было очень бурным, и переправа на французский берег далась мне нелегко. Когда мы прибыли в Кале, то нашли тамошний гарнизон в таком удручающем состоянии, что герцог приказал Вудвиллу остаться в крепости и постараться максимально поднять боевой дух солдат, а затем, как только позволит погода, готовить их к атаке на французов. После чего сами мы собирались незамедлительно выехать в Париж, несмотря на раскисшие от дождей дороги.
