Неизвестно, что уж он там рассказывал страже, а только все защитники крепости жадно слушали его, высунувшись меж зубцов крепости и цитадели. Морозко внимательно наблюдал за ними, а великий князь тем временем переправлял своих дружинников под водой к мысу, огражденному рвами. Они по одному, по двое перебирались в эти рвы, накапливаясь под самыми стенами крепости.
Старик знал уйму историй и сказаний. Кроме того, он знал кое-кого из старослужащих, которые скопились над самыми воротами и порой вступали в разговор с дервишем.
Святослав перебрался во рвы в первой десятке и тотчас же послал Сфенкла к стенам крепости во главе штурмующей команды. Вместе с ним пошли и метатели ножей под командой Радыпи. Остальные продолжали перебираться из воды во рвы, готовясь поддержать штурмовиков Сфенкла.
Метатели Радыпи тотчас же начали умело и точно забрасывать крючья меж зубцов крепостной стены. Зацепив и проверив их, помогали тяжело вооруженным дружинникам Святослава подниматься на стены.
Наблюдатели могли заметить перебежки его дружинников со стороны детинца. Но они так увлеклись россказнями старика, что не замечали ничего.
Наверху скопилось уже достаточно воинов, чтобы перейти к решительным действиям. Осторожно передвигаясь, они бесшумно убивали зазевавшихся стражников, тут же быстро оттаскивая их тела в укрытые закоулки.
Настало время нацелить стихийно сложившийся штурм в управляемое русло. Великий князь перебрался под стену, повелел привязать его к двум концам и поднять наверх. Не потому, что боялся взбираться по веревке, а потому, что берег силы для схваток, а тяжелая византийская броня наверняка отняла бы их при подъеме на собственных руках.
Едва взобравшись наверх и вступив за зубцы крепостной стены, Святослав выхватил меч и громко возвестил:
– Иду на вы!..
Поначалу все замерли, старик дервиш сразу замолчал и поплелся было дальше, но кто-то – то ли стражник у ворот, доселе с удовольствием слушавший его побасенки, то ли кто-то с башен цитадели – схватил лук и тут же послал стрелу ему в спину. Остальные замерли, а с цитадели вдруг замахали белой тряпкой и закричали:
– Сдаемся!.. Сдаемся!.. Сдаемся на милость победителя!..
Святослав принял капитуляцию. Однако, узнав о смерти отца своего побратима, повелел продать все население в рабство после того, как они сроют крепость до основания. На тризне он повелел зарезать всех защитников крепости, и на сей раз Морозко, потрясенный гибелью отца, промолчал.
Девять дней длилась тризна, девять дней закалывали хазарских воинов, девять дней лилась кровь, сопровождаемая дикими плясками дружинников. И над телом старого воина был возведен целый курган из отсеченных голов.
Потом наступили дни скорби, ухода за ранеными и почина брони и оружия. Раньше сорока дней по обычаю никто не мог покинуть последнее пристанище старого воина.
Через сорок дней великий князь повелел выступать на Киев. Позади дружин шел огромный обоз, который тащили лошади, ослы, верблюды и рабы. В нем были неисчислимые трофеи этого похода. Открытая с востока и ограбленная Хазария, лишившись своей житницы в закубанских степях, перестала существовать как великое государство.
Девять дней праздновал Киев победы великого князя. На площади были круглые сутки накрыты столы, заваленные вареной и жареной дичиной, курами, лебедями, утками, журавлями. Стояли открытые бочки с медовухой всех видов, пивом всех сортов, квасом всех вкусов. Гулял народ киевский, шумно чествуя героев – дружинников, их командиров и конечно же великого князя Святослава Игоревича.
И сам герой хвалы и славы ходил по киевским улицам и торговым площадям, не отказываясь пригубить чарку хмельного перевара. Погуляв так вместе с ближайшими друзьями два дня, он лишь на третий предстал перед великой княгиней Ольгой.
1
В покоях великой княгини был Свенельд. Святослав молча склонил голову то ли перед матерью, то ли перед отцом, то ли перед обоими правителями.
– Поздравляю с победой, сын, – сказала великая княгиня.
– До этого было поражение, – хмуро заметил Святослав.
– Какое же?
– Вятичи.
– Вспомнил!.. – рассмеялась Ольга. – Ты был еще слишком юн для побед.
– Юность лишена мудрости. Что ранит ее, то и остается в ней навсегда.
Он вдруг замолчал, нахмурившись. Потом твердо сказал:
– Передай новгородцам, великая княгиня, что я повелел им принять князем моего старшего сына Владимира, сына Малфриды.
– Он еще слишком юн…
– Я был младше его, когда пошел на вятичей.
Еще раз коротко поклонившись, Святослав вышел из палаты. Он полагал, что сказал свое слово. И великая княгиня более об этом не говорила, понимая, что поход на вятичей решен Святославом окончательно.
– Немедленно пошли гонца за Добрыней, – сказала Ольга Свенельду, едва за Святославом закрылась дверь. – Новгородцы очень своенравны.
Свенельд тут же отрядил гридня к князю Малу, а сам другим выходом прошел в дворцовые переходы, чтобы «неожиданно» столкнуться с великим князем Святославом. Так оно и вышло. Святослав почтительно поклонился первым, но спросил сурово:
– Почему ты, великий воевода, обманывал Морозко, утверждая, что его отец в плену?
– Его отец был человеком Неслыха, и я поступал так по его просьбе. Знаю, что он погиб. Передай Морозко мои соболезнования, великий князь.
– Я намерен примучить вятичей, – вдруг сказал Святослав. – Правда, ты вдолбил в мою голову, что победы никогда ничему не учат, но после них всегда снятся приятные сны.
– Значит, мы скоро согласно поднимем звонкие кубки победы, – улыбнулся Свенельд.
А Морозко категорически отказался идти с великим князем примучивать вятичей.
– Против своих меч не подниму.
Святослав разозлился, но сдержался, объяснив себе, что побратим все еще переживает гибель отца. Сказал только:
– Отдохни сам и дай отдохнуть дружине.
– Ты, великий князь, там не очень-то. Все-таки не хазары.
– Да, не хазары, – согласился Святослав.
И пошел на вятичей с одной своей дружиной. Вятичи сопротивлялись вяло, вскоре признав главенство Киевского Великого княжения.
Взяв с них умеренное полюдье – богатств хватало после хазарского похода, а самолюбие было удовлетворено, – Святослав вернулся в Киев. Но не во дворец великой княгини Ольги, а на старое стойбище под Киевом, где расположил и дружину.
На второй день великого князя позвали к охраняемым воротам. Его спрашивал сын херсонесского наместника Калокир.
– Пропустить, – сказал Святослав.
Прошли в шатер. Хазарянки уже не было, Святослав ее кому-то передарил в походе, а к новым любовницам его не тянуло. Сели, и великий князь молча уставился на византийского вельможу.
– Византия предлагает тебе сорок пудов золота, если ты ворвешься в Болгарию.
– Я не воюю за золото. Я воюю за победу и добычу.
– Это тебе предлагает Византия, а не я, великий князь. Я предложу тебе в два раза больше, если ты окажешь мне небольшую услугу.
– Повторяю, патриций Калокир. Я не воюю за золото.
– Услуга бесценна, великий князь. Не отказывайся, а я помогу тебе разгромить болгар, превратив их царство в твою собственность.
– Какова же эта услуга стоимостью в собственное царство?
– Трон Византии.
– Ты имеешь на него права?
– Византийское право – кто первым прыгнет выше всех и точно попадет в седло.
– А ты хорошо прыгаешь? – усмехнулся великий князь.
– Полагаю, что равных мне нет.
– Ну, так прыгай.
Калокир улыбнулся:
– Я хочу помочь прыгнуть тебе, великий князь. Боярская дума не даст своего согласия на южный поход, это – не Хазария. Добровольцев ты сыщешь единицы. А Господин Великий Новгород поддержит решение Думы, потому что поход на юг прекратит веками отлаженную торговлю из варяг в греки. Значит, тебе не обойтись без умелых наемников, которых ты купишь на мое золото.
Калокир ударил точно, в самое больное место: у Византии всегда была превосходная разведка. Личная дружина Святослава понесла не только большие потери, но и распалась по возвращению из Хазарского похода. И не просто потому, что устала воевать, но и устрашенная непонятной жестокостью своего вождя. Великий князь был с детства пронизан аскетической варяжской моралью, почему и отдал все хазарские трофеи киевлянам. А наемники были нужны. Без них нечего было и затевать этот поход.
Просить он не умел. Но здесь просили его, и он, в конце концов, согласился взять золото ромеев.
И нанял двадцать тысяч профессиональных воинов. Жадных и беспринципных ловцов удачи. А всего у него вместе с собственной дружиной и добровольцами из Новгорода и Киева оказалось шестьдесят тысяч хорошо вооруженных дружинников.
