Остатки жизненных сил ушли из нее, словно последние капли вина из треснувшего кувшина. Она удержалась на ногах, но не ответила.
– Эвмена недавно выдали Антигону. Это сделали аргираспиды, которыми он командовал. В удачном сражении Антигон захватил их вещевой обоз. Там находились все военные трофеи аргираспидов, а также их жены и дети. Невозможно даже описать, как много это значило для истомленных войнами ветеранов. Во всяком случае, Антигон заявил, что вернет им добро и семьи в обмен на их командира, и они приняли его условия.
Истощенные солдаты вздрогнули и зароптали. От ужаса, вероятно, от сознания полной неопределенности своего будущего, а может, и от искушения.
Изможденное лицо царицы обрело бледность пергамента. Она была бы рада сейчас опереться на палку, с которой ходила порой по неровным тропинкам крепости, но эта палка осталась в покоях.
– Ты можешь передать Кассандру, что мы откроем ворота без всяких условий, только в обмен на сохранение наших жизней.
Ослепляющие круги уже завертелись перед ее глазами, и голову словно сковал ледяной обруч, но Олимпиада все же сумела дойти до своей опочивальни и закрыть дверь. Лишь там она потеряла сознание.
– Прекрасно, – сказал Кассандр, когда Дений вернулся к нему. – Когда осажденные выйдут, надо накормить их и зачислить в ряды нашего войска всех, кто того стоит. Начинайте копать траншею, чтобы похоронить трупы. Старая ведьма со своими придворными пока останется в Пидне.
– А потом? – спросил Дений с притворной небрежностью.
– Потом… посмотрим. Она все-таки мать Александра, что заставляет всех этих простаков трепетать перед ней. Македонцы, разумеется, не потерпят больше ее владычества, но даже теперь… Для начала я припугну ее, а потом предложу судно для бегства в Афины. Кораблекрушения на море не редкость.
Мертвых закопали, тощие, бледные женщины перебрались из крепости в царский городской особняк. Он был вместительным, чистым; дамы достали из сундуков зеркала, глянули в них и тут же убрали подальше. Подпоясав слишком просторные одежды, они с жадностью накинулись на фрукты и простоквашу. Царевич быстро оправился. Он помнил, что пережил некую памятную осаду и что фракийские лучники в сторожке тайно жарили человечину. Детская жизнестойкость помогла ему воспринять все это как добавление к старым легендам. Кеб, за счет отменной физической крепости неплохо выдержавший испытание, не унимал болтовни подопечного, хуже было бы, если бы тот вдруг сделался молчуном. Все цари Македонии мощью оружия расчищали дорогу на трон; мальчику полезно узнать, что война – это не только парадные шествия под триумфальное пение труб. Вскоре, восстановив силы, они с царевичем смогут вновь приступить к регулярным урокам.
Больше всех изменилась Роксана. Ей исполнилось двадцать шесть лет, однако такой возраст на ее родине считался для женщины весьма почтенным. И в этом мнении она укрепилась, подойдя к зеркалу, что неожиданно добавило ей в своих глазах веса. Она стала в большей степени ощущать себя уже не вдовой покойного государя, но царственной матерью его наследника.
Пелла сдалась по приказу Олимпиады, продиктованному Кассандром, после чего, спрятав гордость в карман, вконец униженная царица послала спросить победителя, может ли она теперь вернуться в свои дворцовые покои. Кассандр ответил, что сейчас не самое подходящее время для возвращения. Сначала следует разобраться с делами.
Олимпиада посиживала у окна и, глядя на западный берег моря, размышляла о своем будущем. Эпир ее более не приемлет. Ей уже шестьдесят, но еще лет десять или даже больше она могла бы воспитывать мальчика и увидеть в итоге, как он взойдет на отцовский трон.
Кассандр устроил в Пелле большой прием. Эпироты заключили с ним союз, и он направил к ним наставника для их малолетнего царя, сына Клеопатры. Похоронив Никанора и восстановив оскверненную гробницу Иоллы, новый властитель Македонии поинтересовался, что сталось с телами так подло убитой царской четы.
Его привели в дальний угол кладбища, где в скромной выложенной кирпичами могиле покоились Филипп и Эвридика, погребенные, как простые селяне. Едва ли можно было теперь разобрать, кто из них женщина, а кто мужчина, но Кассандр велел возложить останки на погребальный костер, заявив, что оба убийства совершены с вопиющими нарушениями македонских законов, и приказал хранить прах убиенных в драгоценных ларцах до тех пор, пока не будет выстроена подобающая гробница. Он хорошо помнил, конечно, что царей Македонии обычно захоранивали их непосредственные преемники.
После чистки, проведенной Олимпиадой, в окрестностях Пеллы появилось много новых могил. Увядшие венки еще висели на надгробных плитах с локонами волос родственников усопших. Те по-прежнему приходили туда с жертвенными корзинами поплакать и погоревать. И Кассандр с завидным упорством начал обходить эти траурные компании, выражая скорбящим свое соболезнование и вопрошая, не пришла ли пора осудить виноватых. Вскоре выяснилось, что пострадавшие требуют созыва собрания с намерением обвинить Олимпиаду в том, что она без суда проливала македонскую кровь.
Олимпиада ужинала со своим окружением, когда слуга объявил о прибытии человека из Пеллы. Покончив с едой, она выпила кубок вина и спустилась вниз.
Обходительный и вежливый посетитель, судя по говору, был из северных мест; правда, она не узнала его, что, впрочем, неудивительно для того, кто долго отсутствует где-то.
Незнакомец держался как друг, он доверительно сообщил ей о том, что македонцы намерены осудить ее, а потом сказал:
– Я здесь, как ты понимаешь, по просьбе Кассандра. После снятия осады он публично обещал сохранить тебе жизнь. Завтра на рассвете в порту тебя будет ждать корабль.
– Корабль?
Сумерки уже сгустились, а светильники в зале еще не зажгли. Щеки царицы во мраке совсем, казалось, ввалились, но в глубине темных глазниц затепился огонек.
– Корабль? Что ты имеешь в виду?
– Госпожа, у тебя есть добрые друзья в Афинах. Ты ведь поддерживала их демократов. – («Поддерживала, только чтобы досадить Антипатру»). – Там тебя хорошо примут. Пусть собрание осудит тебя заочно. От этого пока никто не умирал.
До сих пор она говорила очень тихо: ей еще не удалось восстановить силы после затяжных изнурительных испытаний. Поэтому громкая отповедь прозвучала весьма впечатляюще.
– Неужели Кассандр думает, что я сбегу от суда македонцев? Разве мой сын поступил бы так?
– Нет, госпожа. Но у Александра не возникало подобного повода.
– Пусть они поглядят мне в глаза! – воскликнула она. – А потом, если захотят, пусть выносят решения. Передай Кассандру: как только он сообщит мне день и час собрания, я прибуду на суд.
Придя в замешательство, посланец пробормотал:
– Разумно ли это? Я же сказал, что часть людей откровенно желает тебе вреда.
– Когда они увидят меня и услышат, тогда мы посмотрим, чего они станут желать.
* * *
– Сообщить ей день? – переспросил Кассандр. – Ну нет, это слишком. Я знаю, как впечатлительны македонцы. Назначим собрание на завтра и скажем, что она отказалась приехать.
Пострадавшие появились перед собранием в рваных траурных одеяниях, с заново подстриженными и посыпанными пеплом волосами. Вдовы вели осиротевших детей, старики горевали, что на склоне лет остались без сыновей. Когда объявили, что Олимпиады не будет, никто не вызвался выступить в ее защиту. Довольным шумом македонцы одобрили смертный приговор.
– Пока все хорошо, – заметил потом Кассандр. – Полномочия нам предоставлены. Но для женщины ее склада публичная казнь – как подарок. Ведь тогда у нее будет возможность обратиться к народу, а она уж ее не упустит. Я считаю, что нам нужно что-то придумать.
* * *
В Пидне знатные компаньонки царицы занимались обычными утренними делами. Роксана расшивала затейливыми узорами новый кушак, Фессалоника мыла голову. (По распоряжению Кассандра ей передали, что она может свободно вернуться во дворец. Эту привилегию она восприняла с ужасом и обошла молчанием.) Олимпиада, сидя у окна, читала хроники Каллисфена о деяниях Александра. Их где-то в Бактрии скопировал греческий книгочей и отправил ей с царской почтой. Она уже не раз прочла этот труд, но сегодня вдруг захотела опять проглядеть его.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Коротко, но настойчиво постучав, вошел Кеб.
– Прости, госпожа. Там солдаты. Они требуют, чтобы ты вышла к ним. Намерения у них явно недобрые. Я запер двери.
Тут снаружи донеслись сильные удары и лязг оружия, сопровождаемые громкими проклятиями. Прямо с шитьем в руках прибежала Роксана. Следом за ней принеслась Фессалоника.
