Дама, очевидно, не помнила кеплеровского трактата о Марсе. Она сидела молча, неподвижно глядя перед собой.
– Ваш приход сюда, сударыня, – сказал Профессор, – показывает, что вы приняли мое предложение и мои условия. Перед тем, как перейти к картам, я должен задать вам несколько вопросов. Вы страстно любите одного человека. Судьба обычно снисходительна к нашим страстям, если они чисты, не гибельны для души и не вредят другим людям. Вы писали, что сомневаетесь в любви этого человека к вам. Он не женат, обещал вам на вас жениться и не выполняет своего обещания. Так, сударыня? – спросил Профессор. Он называл своих клиенток по-разному, то «сестра моя», то «госпожа моя», то «радость моей души», то просто «сударыня».
Дама молча наклонила голову.
– От астролога не должно быть секретов, да и не может быть: звезды скажут мне то, что вы утаили бы от меня… Вы находитесь в греховной связи с этим человеком?
– Нет… Да, – поколебавшись немного, прошептала дама.
– Думаете ли вы, что он любит другую?
– Нет.
– Быть может, ему нужны деньги, а их у вас нет?.. Я это говорю не в плохом для него смысле. Очень порядочные люди иногда не женятся потому, что не могут содержать семью…
– Деньги тут ни при чем, – перебила его дама.
– Чем же вы объясняете его отказ исполнить свое обязательство?
– Я… Я именно это хотела узнать у вас.
– Я это вам и сообщу, – сказал Профессор и пододвинул к даме магический сосуд. – В этом шаре находится вода Ганга. Положите на него левую руку. Но сначала, конечно, снимите перчатку. И если вам все равно, поднимите вуаль. Зачем она? Зачем скрывать лицо, когда я вхожу в соприкосновение с вашей душой?
Дама подняла вуаль. Она в самом деле была хороша собой. «Что-то есть в ней простонародное. Кажется, здорова как бык, но глаза маньячки, очень странное сочетание»… По привычке он хотел было определить, представляет ли эта женщина доброе или злое начало жизни, но затруднялся. «Нет, доброты ее лицо не выражает. Страстность – да. Неразделенная страсть».
– Левую. Я сказал левую, – поправил он ее. Когда дама положила руку на шар с водой, Профессор немного помолчал и подлил жидкости в медную чашку. Приятный, чуть пьянящий запах усилился.
– Сусабо! Мизрам! Табтибик![4] – глухим голосом сказал Профессор и положил свою руку на руку дамы. Ее рука была холодна. Лицо ее все бледнело. «Очень нервна», – подумал он, не сводя с нее глаз. Затем он закрыл глаза. Он и сам был немного взволнован. «Жаль, что написал о Вальтер Скотте… Неглупа… Бедная женщина… Кажется, она плохо кончит», – думал он, подготовляя свой ответ.
– Я не могу… Я больше не могу! – шепотом сказала дама. Профессор открыл глаза и сказал строго:
– Вы должны были молчать. Ваши слова нарушили цепь душ. Теперь ее надо восстановить. – Он встал, вспрыснул руку жидкостью из хрустального флакона, вытер ее белоснежным платком, снова положил ее на руку даме и снова закрыл глаза. Его лицо тоже стало бледнеть. Через минуту он поднял руку и приложил ее к тюрбану.
– Вы будете счастливы. Вы будете жить очень долго: еще сорок девять лет, семь месяцев и шестнадцать дней.
– А он? – спросила дама, безжизненно на него глядя. По-видимому, его слова не произвели на нее впечатления. Это немного задело Профессора.
– Позвольте перейти к картам, – сказал он, точно не слыша ее вопроса, и взял со стола футляр. – Как вы знаете, карты колоды соответствуют разным человеческим характерам. Вы трефовая дама. Трефовая дама означает доброту, благородство и ум, при некоторой неустойчивости характера. – Он принялся метать. – Правая карта указывает на характер человека. Левая говорит о том, что его ждет. Вы видите, я не ошибся: трефовая дама лежит справа.
Он положил карты и поднял руку.
– Сусабо! Мизрам! Табтибик! – повторил он еще внушительнее, чем в первый раз, и, по-прежнему не сводя глаз с дамы, снова взял колоду. – Девятка бубен… Сударыня, вы находитесь накануне важных решений. Очень, очень важных. Девятка бубен выпала аргонавтам, когда они решили сесть на корабль Арго. Шестерка червей… Благородный, самоотверженный поступок, – сказал Профессор, качая головой, точно с сомнением. – Восьмерка червей… Свершится то, чего вы давно и страстно желаете… Думаю, что вы будете счастливы.
– Значит, вы не уверены?
Профессор немного помолчал.
– Сударыня, в жизни есть два начала: доброе и злое. Какое из них сильнее, этого не дано знать людям. На первый взгляд ненависть более могущественное начало, чем любовь. Но прочно в жизни только доброе начало. Вечное начало любви, то единственное, что дает счастье в жизни. Ненависть приносит удачу, счастья же она не дает, – сказал он и задумался, с сокрушением глядя на даму. Профессор точно вдруг спохватился. – Вот то, что я пока могу вам сказать. Но, как вы знаете, ваш гороскоп еще не вполне составлен. Показания небесных светил обычно не расходятся с показаниями карт. Однако бывали и исключения. Великий Валленштейн был исключением… Еще был ли он, впрочем, велик? У великих людей этого рода, в сущности, необыкновенна была только энергия. Всем их идеям была грош цена. Может быть, и как людям им была грош цена… Не всем, конечно, – вставил Профессор, опять спохватившись. – Это, конечно, не относится к такому необыкновенному человеку, как Фюрер… Вы спрашиваете, женится ли на вас человек, которого вы любите. Я должен вернуться к тому, что сказал в письме. Для полной уверенности я должен составить и его гороскоп. Если вы небогаты, я сделаю для вас скидку. Второй гороскоп обойдется вам всего в сто марок. Деньги совершенно меня не интересуют.
– Дело не в деньгах!.. Но… Я не могу вам назвать его имя… Это было бы с моей стороны нескромно.
– Его фамилия мне не нужна. Я ведь не спрашивал о фамилии и вас. Для удобства я желал бы знать ваше имя… Впрочем, и это не обязательно. Прародительница женщин была Ева, – с улыбкой сказал Профессор то, что он говорил всем клиенткам, не желавшим себя назвать. – Так вас и будем называть в гороскопе. Мне нужно знать число и год его рождения или число и год его зачатия. Больше ничего.
– Как?.. Как вы?.. Как можно знать число зачатия человека?
– Разумеется, в громадном большинстве случаев дату зачатия можно знать только приблизительно. Но небесные светила не меняют своего положения в домах Зодиака в одно мгновение. Ошибка в несколько дней не имеет большого значения. Ведь даты рождения людей в древности не были известны с совершенной точностью. Между тем их гороскопы были составлены и сбылись… Разве вам не известна дата рождения человека, которого вы любите?
– Нет… Да, она мне известна… Он родился 22 апреля 1889 года.
«Не очень же он молод, ее голубчик!» – подумал Профессор с некоторым удивлением. Он взял стилограф, наполненный красными чернилами, и написал на блокноте красивым, четким почерком с завитушками: «Рожд. 22 апреля 1889 г.».
– Оба гороскопа будут готовы через неделю. Зайдите ко мне в среду, опять в сидеральный час Сатурна… В десять часов утра, – пояснил Профессор и вспомнил, что через неделю он, быть может, уже уедет. – Или, если хотите, заплатите мне сейчас, а я пошлю вам гороскоп по почте… До востребования, до востребования.
– Ради Бога… ради Бога, сообщите мне все раньше!
– Хорошо, во вторник.
– Еще раньше, умоляю вас. Неужели нельзя получить гороскоп завтра? Ну, хоть послезавтра.
– Тогда мне придется работать всю ночь. Я готов для вас и на это, но я должен буду прибегнуть к помощи одного молодого сиамца, которого я посвятил в простейшие тайны нашей науки. Он помогает мне в вычислениях. Вы поймете, однако, что я не могу эксплуатировать его труд. Это будет вам стоить еще пятьдесят марок.
– Я охотно заплачу что надо. Нельзя ли завтра?..
– Нет, завтра нельзя, – строго сказал Профессор. Он спорил только для престижа: ему было совершенно все равно, когда сдать гороскоп. – Знаю, с каким трепетом люди ждут моих предсказаний. Поверьте, вам нечего волноваться: мне уже почти ясно, что гороскоп будет благоприятен. Он женится на вас.
– Вы думаете? Вы уверены?
– Я почти уверен: почти, – внушительно сказал Профессор.
Четыреста марок были деньги. Однако настроение духа у Профессора улучшилось лишь на несколько минут. Неприятное ощущение под ложечкой не проходило. «Настоящее счастье в мире одно: никогда не чувствовать ни одной точки своего тела. И именно это счастье мы начинаем ценить только тогда, когда оно исчезает», – подумал Профессор. Он любил философию и в молодости одолел половину «Критики чистого разума»; только дочитав до 300-й страницы, решил, что незачем истязать себя: «Я не приват-доцент и не факир». Книг же вообще прочел довольно много.
Профессор спрятал деньги в потайной ящик письменного стола. Минна воровала только натурой: таскала сахар, кофе, реже простыни, но денег не брала. Лучше было, однако, не вводить людей в искушение. В ящике лежало пять тысяч марок, триста пятьдесят швейцарских франков, десять золотых монет императорского времени, золотой портсигар, два кольца. Больше у Профессора ничего не было. Страхового полиса он не имел, так как не верил в прочность валюты, в банке денег не держал, так как не верил банкам. При виде военного с пышными усами, с гордо закинутой головой Профессор, вздохнув, подумал, что в то счастливое время человека, не верившего банкам, сочли бы психопатом, а о падении валюты никто и не слышал. «Да, плохо. Все стало гадко. Пожалуй, еще можно улететь».
