Следуя моде, Елена Евдокимовна пригласила для воспитания детей француза Шарля Фремона. Однако Василий Денисович не больно-то доверял гувернеру: ему не раз приходилось видеть у себя в полку плоды подобного воспитания. Из дворянских детей вырастали русские французы, англичане, немцы. А полковник хотел, чтобы сыновья его стали истинными сынами Отечества, и потому приставил к ним дядькою могучего донского казака Филиппа Михайловича Ежова.
Казак Ежов, выслуживший к пятидесяти годам чин сотника (младшего офицера), участвовал во многих жарких и кровопролитных баталиях. За храбрость и доблесть он был награжден золотой Очаковской медалью.
Бывалый воин обучал детей верховой езде, обращению с саблей, ружьем, пикой. По праздникам он надевал парадный мундир и, заложив тройку резвых лошадей, возил барчуков в Херсон слушать музыку полкового оркестра. Он в подробностях рассказывал им про походы Румянцева и Потемкина, Репнина и Салтыкова, про битвы непобедимого Суворова. Картины былых сражений оживали перед глазами мальчиков.
Правда, характерами и вкусами братья мало походили друг на друга. Толстый, медлительный Евдоким предпочитал скачкам на лошади и фехтованию танцы и уроки французского языка. Денис же, напротив, был горяч и деятелен, метко стрелял из лука, доплывал на спор до середины Днепра. А с каким наслаждением слушал он рассказы Филиппа Михайловича Ежова о подвигах былинных русских богатырей Ильи Муромца и Добрыни Никитича! Дениса увлекали военные игры: отчаянные засады в тылу врага, внезапная яростная перестрелка, ночлеги в палатках у прибрежных костров. Сколько раз он по-пластунски подползал на животе к становищу неприятеля, кричал оглушительным «звериным» голосом, наводя на врага страх и обращал его в бегство.
Порой Денис становился невидимкой, проникал в лагерь противника, выведывал секреты или передавал другу пакет с ценными документами. Спасаясь от преследования, он с ловкостью кошки залезал на высокие корявые дубы, нырял с мостков в днепровские волны, проплывая под водой несколько саженей. А в самых опасных случаях засовывал два пальца в рот и оглушительным свистом подзывал своего верного друга – быстроногого донского скакуна. Кони, сабли, бой барабанов, звуки боевых труб, воинские команды: «Строй! Смир-но!» или «Сабли – в небо! Пики – вперевес!» – были на слуху Дениса с малых лет. Все это и заронило в его душу любовь к Отечеству. Зато светские манеры: поклоны, шарканье ножкой, учтивость, которые старался привить гувернер мсье Шарль Фремон, – ну, хоть убей! – никак не давались ему.
«С семилетнего возраста, – вспоминал впоследствии Давыдов, – я жил под солдатской палаткой. Забавы детства моего состояли в метании ружьем и в маршировке, а верх блаженства – в езде на казачьей лошади...»
Иной раз после жаркой схватки в овраге с другом и постоянным соперником Андрейкой, разгоряченный, перемазанный с ног до головы глиной Денис шумно вбегал в гостиную и кидался отцу на шею. Василий Денисович горячо любил своего первенца и поощрял его «воинские склонности».
Елена Евдокимовна в ужасе вздыхала, а Шарль Фремон безнадежно и печально разводил руками:
– О, этот мсье Ешофф! Он-таки уморит ребенка!
– Помилуйте, да какой он ребенок – ведь ему уже семь лет! Это треть мужчины! – возражал Фремону казак.
– Треть мужчины? Что такое треть мужчины? Да это же еще дитя, мсье Ешофф! А оно уже гарцует на лошади и прыгает на ней через... как это по-русски... ров... через забор!
– Просто резвый мальчик учится преодолевать преграды, коих немало он повстречает в жизни. Ведь Дениса, когда он подрастет, зачислят в состав кавалерийского полка, которым командует Василий Денисович. Он примет участие в учениях.
– Зачем полк?! Какие учения?! Мальчик очень может, как говорят у вас, в России, ломать собственный шея... если он будет и дальше слушать мсье Ешофф...
– Вы же знаете, такова воля Василия Денисовича! – сказала мать.
– Полковник желает, чтобы из Дениса вышел не недоросль, а настоящий воин. Как Суворов... – поддержал Елену Евдокимовну казак.
– Суфорофф не воин, мсье Ешофф. Суфорофф – знаменитый человек! – и Шарль Фремон поднял глаза к небу.
– Но знаменитым-то он стал не сразу, – резонно возразил французу донской казак. – Все началось с детства.
Однажды ночью Денис проснулся от свиста и топота копыт. Он распахнул настежь окно и увидел скачущих во весь опор всадников, смятые, опрокинутые палатки, спешащих куда-то с криками лакеев, кучеров, повара.
Денис бросился к своему дядьке Филиппу Михайловичу:
– Что там?
– Сказывают, – степенно отвечал казак, – батюшка наш Александр Васильевич только что приехали из Херсона.
– Неужто Суворов? – Денис несказанно обрадовался и чуть не полетел с подоконника – Где он? Где? Я так хочу его видеть!
– Горяч больно! – казак поддержал мальчика за локоть. – Охолонись! Этак и разбиться немудрено. В десяти верстах от нас остановились, в Стародубском лагере.
Денис хлопнул в ладоши:
– Да здравствует Суворов! Слава Суворову! – знаменитый полководец был его кумиром.
– Цыц! – Ежов нахмурил брови и погрозил ему пальцем. – Чумовой! Евдокима подымешь!
– Ну и что? Он тоже обрадуется!
– Цыц!
– А маневры когда?
– На утро смотр кавалерийским полкам назначен!
– Так уже скоро утро!
Денис снова громко ударил в ладоши, гикнул и собрался бежать вслед за конницей. Но крепкая рука казака подбросила его вверх и водворила в постель:
– Скоро, да не совсем. Так что поспи еще малость, неслух. Вот ужо достанется тебе от отца на орехи!
Денис покорно укрылся с головой одеялом, поворочался с боку на бок, но все же не выдержал, вскочил и щелкнул спящего Евдокима по носу. Не разобрав, в чем дело, брат захныкал и спрятал лицо в подушку.
– Евдошка, ты спишь?
– Дремлю. А что?
– Наш разговор слыхал?
– Слыхал, да в разум не взял.
– Как в разум не взял? Сам Суворов будет на маневрах. При слове «Суворов» Евдоким оживился, ему тоже страх как захотелось взглянуть на прославленного полководца:
– Ну да?
– Вот те да!
– Знаешь что? – Евдоким сел на корточки и прошептал в самое ухо Денису: – Мсье Шарль сказывал, что Суворов с большой чудйной.
– Ну?! Да этот мсье Фремон сам того – большой фантазер.
– Вот те и ну! Недаром о Суворове ходя разные слухи. Он не выносит зеркал, не кланяется знатным вельможам, кукарекает.
– Ку-ка-ре-ка-ет? – удивился Денис. – Скажешь тоже. Зачем?
– А вот послушай. – Евдоким полуприкрыл глаза и таинственно произнес. – В полночь он выбежит из своей палатки нагой. Ударит в ладоши. Прокричит петухом «Ку-ка-ре-ку!» три раза.
– К чему это? Да еще петухом?
– Как к чему? Сигнал! Трубачи затрубят генерал-марш. Войско примется седлать коней. Начнутся маневры!
– Врет он все, твой Шарль, – прервал его Денис. – Отец сказывал, что Суворов не терпит лености. Он встает с первыми петухами.
– С первыми петухами? – усомнился Евдоким. – Давай поспорим!
– Давай! Только на что?
– На сладкое за обедом.
– Давай, – согласился Денис. – По рукам!
– По рукам!
Братья порешили не смыкать глаз, ждать рассвета, но вскорости не выдержали и незаметно для себя один за другим крепко уснули.
Спору этому так и не суждено было окончиться, потому что Суворов нередко чудил, шутковал, однако подобного никогда не проделывал. Очевидно, то была одна из выдумок его многочисленных завистников и недоброжелателей из придворною круга. Слава Суворова не давала им покоя. На такую вот «удочку» и клюнул легковерный француз.
Поутру дядька Ежов с трудом разбудил братьев:
– Па-а-адъем! Аники-воины!
– А который час? – спросил Денис.
– Девять утра.
– Неужели маневры начались?
– Давно начались. Проспали Суворова! Он в шесть утра прискакал.
– Вот те на! Да как же теперь?
– Надобно с вечера ложиться спать, – усмехнулся Евдоким.
– Дело говоришь, милок, – поддержал его казак. – А то шушукались-шушукались допоздна, вот рассвет-то и проворонили. Впредь неповадно будет! А впрочем, пожалуй, еще можете поспеть.
Меж тем кавалерийский полк Давыдова до рассвета выступил из лагеря. Наскоро перекусив, Денис и Евдоким вместе с матерью, которой тоже не терпелось посмотреть на знаменитого полководца, сели в коляску и пустились вслед за войском к Стародубскому лагерю, где проходили маневры. Но шутка ли поспеть за конницей, ведомой самим Суворовым. Издали, из-за широких покатых холмов, то и дело доносились свист и грохот. В облаках густой пыли бешено неслись эскадроны – попробуй здесь кого-либо разглядеть! Лишь порой в толпе любопытных, когда меж эскадронами, в гуле, свисте и топоте копыт скакал всадник в белой рубашке, раздавались крики: «Вот он! Вот он! Наш батюшка, граф Александр Васильевич!»
