Среди этих изысканных девушек была пылкая рыжеволосая шотландка с молочно-белой кожей, мисс Флеминг. Она-то и покорила сердце Генриха II. При осторожном покровительстве королевы, счастливой, что может отомстить Диане, разыгрывается настоящая идиллия, в результате которой и королева, и ее фрейлина оказываются в тяжести. Первой родила фрейлина, которая всюду стала представлять своего ребенка как «отпрыска самого великого в мире короля», что сильно покоробило Генриха II, противника любой нескромности и, уж конечно, скандалов. Диана торжествовала победу, заставив прогнать неблагоразумную девушку, которая навлекла на себя гнев и королевы, – порядок снова был восстановлен.
В том году мир наполнился бряцанием оружия. Откликнувшийся на призыв Германии2, Генрих II послал вызов Карлу V.
Под толки о приближающейся войне Екатерина в Фонтенбло в шестой раз разрешилась от бремени.
Без четверти час ночи 20 сентября 1551 года она родила на свет мальчика. Его назовут Александр-Эдуард в честь его крестного отца, короля Англии Эдуарда VI, и в память об Александре, первом герцоге Флорентийском, его родном дяде. Титул мальчика был – герцог Ангулемский.
Когда ребенка принесли показать, королева увидела в нем странное очарование, которого не было в ее старших детях: он напомнил ей родину, «бамбини», с которыми она играла, когда была княжной, тайно влюбленной в своего кузена Ипполита. Неожиданно Екатерина впервые ощутила себя матерью – и мир показался ей другим.
Пока двор с восемью тысячами слуг перемещался из замка в замок, королевские дети оставались в Амбуазе, Сен-Жермен или Фонтенбло под присмотром своей воспитательницы, мадам де Крюсоль д’Юзес, а после семи лет – под присмотром гувернера, месье д’Юрфе и врача Лароманери.
Маленький Александр пополнил шумную и болезненную компанию королевских детей. Людовик к этому времени уже умер, не перенеся тяжелой кори, дофин без конца маялся сильнейшими головными болями, Елизавета постоянно кашляла, Клод страдала от болей в бедре, Карл с самой колыбели был подвержен приступам необузданной ярости. Что ж тут странного, если вспомнить о наследственности этих Медичи-Валуа, у которых в роду были такие болезни, как гемофилия, туберкулез и безумие?
У Александра были те же недостатки, что и у его братьев, но он казался более изящным, более изысканным и благородным – Екатерина его боготворила.
Королева внушала своим детям смешанное чувство почтения и страха. Они считали ее кем-то вроде надзирателя, который появляется со строгими проверками, дабы убедиться, что они растут и умнеют. Между детьми и матерью не существовало доверительных отношений, не приняты были какие-нибудь проявления сердечных теплых чувств. Вместо этого Екатерина умело управляла ими, полностью навязывая свою волю; в ее присутствии дофин не смел пошевелиться. И только Александра она баловала, целовала, придумывала ему ласковые прозвища – казалось, только с ним она становилась матерью. Этот ребенок внушал ей доверие, пробуждал в ней давно забытые стремления.
И когда король встал во главе армии, все с изумлением узнали, что Екатерина потребовала для себя регентства на время войны и после длительной борьбы его получила.
Едва став регентшей, в марте 1552 года она тяжело заболела в Жуанвиле. Испуганная Диана проводит все время у изголовья соперницы, ухаживая за ней с поистине сестринской заботой. Возможно, предшествующие годы были растрачены впустую: королеву затмевала полуистеричная Диана, и Екатерина не ждала многого от судьбы. Но теперь она хотела жить – она борется с болезнью и побеждает ее. Присутствие Генриха, вызванного его фавориткой, лишь ускорило выздоровление Екатерины.
Поправившись, она решила воспользоваться полученными прерогативами, но Монморанси тут же пресек ее попытки и даже резко отчитал; Екатерина подчинилась, вновь замкнувшись в себе.
На следующий год, когда король вернулся на поле боя, Екатерина снова стала регентшей, но теперь руки у нее были связаны: она вернулась к своему привычному занятию и родила девочку, которую назвали Маргаритой.
Тем временем война ширилась. После знаменитой осады Меца, спасенного благодаря безудержной отваге герцога Франсуа де Гиза, этот последний стал всеобщим кумиром, французским Ахиллом, а весь род Гизов преисполнился честолюбивых надежд.
Между Лотарингским домом, ветвью которого были Гизы, и семейством Монморанси издавна существовало соперничество, доходившее до ненависти, которая открыто проявилась вечером после битвы за Ранти: когда генералы в королевских покоях рассказывали о своих подвигах, стычка Гиза и Колиньи, оспаривавших друг у друга один и тот же пост, навсегда превратила двух солдат в заклятых врагов.
Оба были достойны находиться в первых рядах, оба были заносчивы, честолюбивы, жестоки, алчны и стремились к власти. Первый любил великолепие, шум славы, успех, и убеждения его зависели от того, какую выгоду они могли принести. Второй, суровый, целомудренный, взыскательный даже к себе самому, презирал блеск власти и относился к ней спокойно – не преклоняясь и не отвергая.
У Гиза было то преимущество, что он стоял во главе семейного клана. Его брат, изворотливый и коварный кардинал Лотарингский, архиепископ Реймсский, был его соглядатаем и не стеснялся использовать свое влияние на массы католиков, мнение которых определяло духовенство.
Колиньи же вынужден держаться в тени бестактного и хвастливого коннетабля. Тщеславные и недальновидные, Монморанси пренебрегали скромным и прочным положением, благодаря которому они могли получить реальное могущество, зато их привлекали сулившие выгоду влиятельные придворные должности, шумные почести и слава.
Генрих III (1551–1589)
Генрих II (1519–1559)
Екатерина Медичи (1519–1589)
Франциск II (1544–1560)
Карл IX (1550–1574)
Герб Валуа
Генрих Наваррский (1553–1610)
Маргарита Валуа (1553–1615)
Герцог Алансонский (1555–1584)
Елизавета Валуа (1546–1568)
Видя, что королевская власть постепенно переходит в руки Лотарингского дома, семейства иностранного происхождения3, или же в руки выскочек, многие возмущались. Особенно принцы крови, представленные младшей ветвью дома Бурбонов, не пользовавшейся никаким влиянием. Старший из них, Антуан Вандомский, заключил выгодный брак с добродетельной и неуживчивой Жанной д’Альбре, наследницей крохотного королевства Наварра. Несмотря на удушающую скуку, царившую при дворе Нерака4, этот слабохарактерный, бесцветный и трусливый человек был вполне удовлетворен. Но его братья, во главе с младшим принцем Конде, не могли смириться с бездеятельностью и бедностью. Они были принцами крови, поэтому все недовольные и гонимые инстинктивно тянулись к ним. Старое дворянство, оскорбленное почестями, которыми осыпались выскочки, выжидательно смотрело на них, и так, почти против собственной воли, они стали центром притяжения для протестантов задолго до того, как присоединились к Реформации.
Екатерина поняла грубые ошибки принца, который, отрекшись в пользу других семей, вырыл пропасть между собой и нацией. Когда-то она лишь пожимала плечами, теперь же тревожилась, что союз Бурбонов с протестантами поставит под угрозу будущее ее детей, и конечно, в первую очередь Александра. Жажда деятельности переполняла ее крепко сбитое, плотное тело многодетной матери. А поскольку во Франции все возможности перед ней оставались закрытыми, Екатерина обратила свои взоры к Италии.
Воспользовавшись войной, Тоскана еще раз попыталась сбросить иго зависимости от Испании; взбунтовалась Сиена. Екатерина получила от короля разрешение использовать свои земли для поддержки восставших. Армия под командованием Строцци перешла через Альпы и провозгласила права Екатерины, внучки Лоренцо Великолепного5, – впервые в кроткой золушке проглянула сильная правительница.
Целиком захваченная этим планом, королева строит комбинации, торгуется, угрожает, обещает; перо ее буквально летает по бумаге. Не есть ли Тоскана неожиданный подарок судьбы для ее Александра?
Но увы! Поражение Строцци развеяло прекрасные мечты. Екатерина поначалу горько сокрушается, но потом успокаивается, произведя на свет восьмого ребенка, Эркюля, смуглая кожа которого напоминает о давних корнях семейства Медичи, что сильно огорчает королеву. Этот сын Екатерины станет кардиналом.
