Когда конный отряд подошел к городским воротам, навстречу вышли воины под началом княжеского вратаря. Его возвестили, что конники близятся половецкие, а потому и принял вратарь все необходимые меры предосторожности — и ворота закрыл, и людей поднял.
Половцы сдержали лошадей, а Иван с товарищами выдвинулся вперед.
— Эгей! — крикнул он. — Половецкий князь Куштум самолично с малою дружиною следует с важным делом к князю Юрию Рязанскому. А я от воеводы Коловрата, состою при хане в проводниках, али не признали меня?
— Признали! — отозвался вратарь, ступил в сторону и махнул к воротам. — Скричите на княжий двор: гости будут! Да ворота открывайте!
И, обернувшись к Куштуму, промолвил:
— Добро пожаловать в славный Рязань-град!..
Неподалеку от княжьего двора встретили путников люди Юрия Ингваревича, почетно проводили в гостевые покои, предложили коням место и корм, малую еду гостям, потому как большая еда ждала у княжеского стола, когда принимать хана и его людей будет сам хозяин, князь рязанский.
А сотник Иван, передав половцев княжьим дворовым и конюшим, счел заботы свои поконченными. Он сказал старшему из княжьей охраны, что подастся домой, а будет в нем надобность какая — кликать его: сотник Иван всегда будет наготове и настороже.
После жаркой бани, когда сидел Иван на крылечке, глядел, как парит мокрая земля, пил квас холодный, посматривая на небо, где к вечеру собирались кучевые облака, тогда и пожаловал к нему на двор высокий седой старик.
Доводился он дядей Иванову отцу, значит, как бы двоюродный дед сотника. И прозвище имел Верила. Жил Верила при княжьем дворе, большой был учености человек. В молодые годы попал Верила в полон, чудом избежал смерти, но рабства хлебнул вдоволь. Побывал за тремя морями, бежал не единожды, был бит многажды, науку прошел всякую и уже в зрелом возрасте сподобилось ему вновь увидеть родину, на что надежду уж было потерял.
Ввиду великой мудрости старика князь держал его в своих хоромах. Верила записывал в книгах все, что бывало в разные лета на земле рязанской, а также и в том мире, который окружал ее. Верила и Ивана обучил грамоте, и книги ему читал, не только русского письма, но и греческие, арабские, иудейские, румские — чужой язык был ведом Вериле, как родной.
Увидев старика, сотник поднялся и стоял в длинной холщовой рубахе, красный от банного жара.
— Здоров будь, Иван, — сказал Верила.
— Пусть оставят тебя болезни, Верила, — ответил ратник.
— В бане паришься, — сказал старик, — а того не ведаешь, что всему княжьему двору баню задал: с ног сбились твоих половцев угощаючи.
— То хорошие люди, — возразил Иван. — Я стольким людям их племени головы посрубал, что могу так говорить об этих, что сам привел.
— Не спорю, — сказал Верила. — Ведомо мне, какие вести привез хан Куштум. Уж и княжий совет собрали, и гонцы в разные уделы поскакали, князь Юрий братовьев созывает. А сей час уединился с половецким ханом и ведет потайную беседу. Я за тобою послан, Иван. Кличет тебя князь, одевайся, как воин, не на бражную долю кличут, на служилое дело.
…Князь Юрий Ингваревич скоро принял хана Куштума. Когда собрались бояре, хана и ближних его людей с почетом ввели в горницу, внесли подарки, привезенные гостями для князя. Едва появился Юрий, как по знаку Куштума выбежали вперед половцы и стали класть у ног хозяина богатые дары. Улыбнулся князь, обошел гору подарков, выросшую в мгновение ока у его ног, подошел к хану и протянул руку.
— Добро и мир тебе в нашем доме, хан Куштум, — сказал Юрий Ингваревич.
Хан принял княжью руку, пожал ее, затем свои руки сложил на груди и поклонился.
— Мир и тебе, князь Юрий, да не оставят боги тебя своей милостью. Прими жалкие дары в знак дружбы и покоя между нашими племенами.
После приветствий началось потчеванье гостей, пиршество князь Юрий затеял в честь хана отменное. Куштум не стал говорить о дурной вести князю при всех, но улучил время, чтоб пожелать встретиться тайно. Гости и бояре бражничали за столами, а хозяин с Куштумом покинули всех и уединились в укромные покои, куда вскорости вызвал Юрий Ингваревич старца Верилу и отправил за сотником Иваном…
Старик с внучатным братичем[4] прибыли на княжий двор и велено им было подождать особого зова.
— Боязно мне за землю нашу, — сказал Иван. — Половцы сказывали, что дни нужны, чтоб только объехать войско Бату-хана.
— Что ж, будем биться, — ответил Верила. — Ходили к нам хозары, ходили печенеги, бывали и половцы. И всегда стояла Русь. Тут другое опасно: нет сейчас единства между князьями…
Вышел старший княжьей охраны.
— Князь ждет тебя, Иван, — сказал он. — Идем со мной.
— С богом, воин, — сказал Верила. — Иди служить князю…
— На Калке русские и половцы сражались вместе, — вел беседу хан Куштум. — Тогда богам нашим угодно было объединиться и повернуть оружие против общего врага — хана Чингиза, деда нынешнего властителя орды.
— Великий князь Ингвар Рюрикович, — задумчиво произнес Юрий Ингваревич, — как говорят старые летописи, поплатился жизнью, когда повадился в древлянскую землю ходить за данью. Если б на Калке мы в корень разбили Чингиза, то не дождались бы внука снова у своих границ…
— Ты веришь своим соседям? — спросил Куштум. — Князьям Владимирскому и Мстиславу Черниговскому?
Юрий Ингваревич не ответил, опустил голову, затем, не глядя на хана, налил в кубок медовухи, не отрываясь, выпил.
— Надо верить, хан, — ответил он. — Как жить тогда, без веры в близких?
— Я приведу своих воинов к тебе, князь Юрий.
— У меня есть другая мысль, хан.
— Слушаю, князь.
— Сейчас пришлют сотника из дружины Коловрата. Его я отправлю к Евпатию, чтоб передал Коловрату поспешить сюда немедля, а самого сотника оставлю у края Дикого Поля. Ты же собирай войско и держи его наготове. Сотник Иван со дружиною будет нитью, которая сведет тебя со мною. Когда мы соберемся ударить на Бату-хана, я сообщу тебе время, и твои воины набросятся на орду с тыльной стороны. И если помогут нам боги — одолеем…
— И снова прольется кровь… — задумчиво сказал хан Куштум. — Мой дед говорил мне, что раньше люди жили в зверином обличье и мучились так, как мучаются звери, которых мы берем в пищу или заставляем работать на себя. И еще говорил отец моего отца, что людям суждена двойная мука. Сначала они терпят боль и зло, как звери, потом будут страдать, как люди. Сейчас мы во втором круге зла и боли, князь Юрий.
— А третьему не бывать, — ответил князь. — Пей медовуху, хан. Я выйду послать гонца за Евпатием Коловратом.
…Была в ту пору еще одна встреча. По пути заехал Евпатий к князю Ингварю Ингваревичу. И когда они под вечер остались в горнице одни, сказал напрямик:
— Слыхал я намедни от половецкого перебежчика из орды, что будто есть у Бату-хана толмач из русских, из рязанских земель. Он и ведет татар к нам, показывает путь-дорогу. Ужель такое возможно, князь Ингварь?
— Слыхал и я про то, Коловрат. Слыхал, будто предатель — княжеского рода. Ежели верно это, то сдается, что известен злодей.
— Кто же он?
— Братоубийца. Князь Глеб Владимирович! Вот кто!
— Неужто?! — воскликнул Евпатий Коловрат. — Говорили же, что бежал он к половцам, к хану Барчаку пристал, а потом и вовсе пропал…
И Коловрат, и князь Ингварь были мальчишками, когда двадцать лет назад в селе Исады свершилось неслыханное злодеяние. В 1216 году скончался последний из старших Глебовичей — князь Роман. Тогда рязанские Владимировичи, братья Глеб и Константин, собрали в Исадах съезд всех удельных князей, чтоб рассудить княжеские уделы. Большой пир устроили для собравшихся гостей Владимировичи в своем шатре. А тем временем князь Глеб стакнулся с ханом Барчаком, заручился его поддержкой. Пировали в шатре рязанские князья, когда ворвались туда люди Глеба и Константина, а также половцы-головорезы Барчака. Перебили всех князей с их близкими. Извели каины и родного брата своего, Изяслава, он противился братоубийству. Убили они и двоюродных братьев: князя Кир Михаила, князей Ростислава и Святослава Святославовичей, Романа и Глеба Ингваревичей. Уцелел лишь отец нынешнего князя рязанского — Ингварь Ингваревич. Предшественник Верилы, летописец рязанский Опака, в крещении Андрей, записал тогда, в лето 6725, в Ильин день[5]: «Владимировичи первие убо сии оклеветаша дядей своих и братью свою и много крови пролиаша, и убийство сотвориша, та же ныне второе умыслиша збити всю братию». А Ингварю Ингваревичу суждено было уберечься от участи сродников. «Ингвар же не успе приехати к ним, не бе бо приспело еще время его…» Был тогда Ингварь Ингваревич переяславским князем, а как узнал о злодеянии, поднял весь народ. Настиг убийц в верховьях реки Прони. Не помогла им и половецкая подмога Барчака. Константин в бою на Проне был убит, а разгромленный начисто Глеб «беглаша в половци». И вот объявился, каин…
