Сквозь медленно оседавшую пыль Ташмурад видел, как Энвер-паша, укрыв свои отряды в низине, слез с лощади, в сопровождении Штаба поднялся на сопку и стал смотреть в бинокль. Потом Ташмурад увидел сбегавшего вниз человека в белой папахе, который, вскочив в седло, поскакал к остановившимся в отдалении толпам факир-бечоры.
Подъехав к Чары-Есаулу, всадник в белой папахе быстро сказал ему что-то. Курбаши кивнул головой и, подкрутив черные жесткие, как щетки, усы повернулся к толпе.
— Эй вы, вояки! Орать так, чтобы вас услышали в Самарканде! — грозно крикнул Чары-Есаул. — А не то… — Он, подняв руку, выразительно помахал плеткой. — А ну, начинай!
Многоголосый вопль пронесся над полем. Забили бубны. Заревели карнаи.
Чары-Есаул подал знак и повел толпы вскачь. Тучи Выли поднялись над долиной.
Перейдя к левому флангу, факир-бечора по приказу Курбаши вновь подняла оглушительный шум.
— Ты что ревешь, как ишак? — сердито крикнул Рахим Абдулле. — Совсем оглушил!
— Попробуй не покричи! У меня до сих пор спина чешется! — запальчиво возразил Абдулла и, поймав себе выразительный взгляд Чары-Есаула, вопил еще громче.
— Байский прихвостень, — тихо сказал Рахим, бросив на брата полный презрения взгляд…
Энвер-паша, согнув в локтях руки, смотрел в бинокль. Он видел мелькавшие среди скал ненавистные ему малиновые бескозырки, так хорошо знакомые ему еще по Байсуну, и определил по ним, что имеет дело с туркестанской конницей. Он не ошибся. Это действительно была первая бригада лихой туркестанской конницы, славящаяся умением не хуже природных наездников локайцев бурей спускаться по таким кручам, где новички опасливо сводили лошадей в поводу.
Посмотрев в бинокль, Энвер-паша насторожился: ему показалось, что он узнал стоявшего на дальнем кургане молодого человека в малиновых бриджах, который, широко расставив ноги, смотрел в сторону гор. «А ведь я знаю его, — подумал Энвер-паша. — Этот самый командир чуть не взял меня в плен под Байсуном. Хорошо. Теперь я сам атакую и уничтожу его».
Человек, стоявший на кургане, был Лихарев. Он только что получил приказ командира бригады встать на пути движения Энвер-паши и атаковать его в лоб, когда остальные полки выйдут во фланг неприятелю и атакуют его главные силы.
Подобный приказ был вызван тем обстоятельством, что полки 3-й стрелковой дивизии, принимавшие участие в операции, двигавшиеся левее по горам Гули-Зиндан, несколько задерживались, встретив большой перевал, а ждать было некогда. Поэтому Мелькумов решил первым броситься в атаку, несмотря на то, что противник располагал силами, превосходящими силы бригады в несколько раз. Лихарев стоял на кургане и смотрел на спускавшихся с гор басмачей. Он еще не знал о придуманной Энвер-пашой тактике устрашения демонстрацией конных масс, не мог понять, с какой целью противник перемещает громко кричащие толпы то к левому, то к правому флангам. Вндя, как на его малочисленный полк надвигается огромная лавина всадников, Лихарев оставался спокойным, но это было спокойствие человека, умеющего владеть собой. Он хорошо понимал, что если вся эта орда обрушится на него, то стопчет полк лошадьми, и теперь размышлял, как, сочетая решительность с осторожностью, встретить противника и разбить его.
Приняв решение встретить атакующих огнем, Лихарев вызвал к себе пулеметчиков и расположил их на кургане.
Но спускавшиеся о гор басмачи вдруг свернули и, постепенно скрываясь из виду, пустились вскачь по Лощине. Лихарев тут же выслал разъезд, чтобы определить дальнейшие действия неприятеля. Услышав в эту минуту частое пощелкивание выстрелов, доносившихся справа, он решил, что остальные полки начали бой. Так оно и было. Командир бригады; обнаружив пеших басмачей, сбивал их с бальджуаиских высот.
Вблизи послышался частый стук копыт. К Лихареву скакал боец из разъезда.
— Товарищ комполка, басмачи! — коротко сказал он, подъезжая и поправляя сбитую на затылок малиновую бескозырку.
— Где? — спросил Лихарев.
— А вон, следом за нашими, — показал боец, повернувшись в седле.
Но Лихарев уже сам видел отходивший галопом разъезд. Позади него, сажен за двести, показались басмачи. Они густой толпой поднимались по пологому склону, словно вырастая из-под земли.
Впереди на белом жеребце скакал Энвер-паша.
За ним развевалось знамя и были видны коричневые и красные чалмы кричавших всадников.
— Сверни! Сверни!!! — вне себя крикнул Лихарев, видя, что разъезд не дает ему возможности открыть пулеметный огонь.
Мощный конский топот подкатывался все ближе.
— Что ж они, черти? Вот недогадливые, — сказал Алеша. Он оглянулся и увидел, что Мухтар, весь подавшись вперед, держал в каждой руке по гранате.
Выхватил гранату и Лихарев. В это мгновение лежавший на кургане пулеметчик Воинов, маленький шустрый паренек, вскочил, подхватил ручной пулемет, отбежал в сторону и почти в упор хватил по басмачам длинной очередью.
Белый жеребец взвился на дыбы, и всадник в красной феске, взмахнув руками, грохнулся наземь.
Дикий крик пронесся над полем.
— Убит! Убит!!! — взревели тысячные толпы басмачей.
Все смешалось. Несколько лошадей с маху рухнули и покатились по земле, давя своих седоков.
— Пулеметы, огонь! Полк, по коням! Садись! — скомандовал Лихарев.
Сев на лошадь и обнажая шашку, он увидел, как Даньяр-бек на скаку прыгнул из седла, выхватил у трупа Энвер-паши из-за пояса маузер, отделанный золотом, но тут же зашатался и упал, скошенный пулеметным огнем.
Басмачи повернули и, втаптывая в землю убитых и раненых, шарахнулись в горы. Все вокруг потонуло, в темном облаке пыли…
В большой сводчатой комнате штаба Туркфронта, обставленной тяжелой кожаной мебелью, стоял полумрак. Тихо тикали стенные часы. Электрическая лампа под зеленым абажуром отбрасывала мягкий свет на заваленный бумагами письменный стол. За столом сидели Ипполитов и начальник штаба фронта, полный человек лет пятидесяти, с вечно озабоченным выражением на бритом лице.
— Так вот, — говорил Ипполитов, — согласно донесению командира первой туркестанской кавбригады, Энвер-паша, преследуемый бригадой, бросился к Вахшу и попал под пулеметы подошедшей к этому времени третьей стрелковой дивизии. Получился полный разгром. Захвачен в плен какой-то иностранец. Он отказался дать о себе сведения. В общем, товарищ начальник, авантюру Энвер-паши можно считать законченной.
Начальник штаба вынул платок и провел им по большому с залысинами лбу.
— Да. Все это хорошо, а как там Ибрагим? — спросил он озабоченно.
— О нем пока нет точных данных. Командир бригады доносит, что по сведениям, полученным от местных жителей, Ибрагим-бек находится в Локае.
— Так, так, — начальник штаба взял лупу и нагнулся над развернутой картой. — Ну хорошо, что же у нас еще осталось? — спросил он в раздумье, устало взглянув на Ипполитова.
— В Западной Бухаре остались Абдул-Кахар, сидящий в горах под Самаркандом матчинский бек Халбута и Казахбай.
— Надо взять Матчу, Дмитрий Романович, — сказал начштаба. — Матчинское бекство — рассадник басмачества.
— До вашего приезда сюда, товарищ начальник, была попытка штурмовать матчинское бекство, — пояснил Ипполитов.
— Ну и что же?
— Окончилась неудачей. Банда Халбуты впустила в ущелье вторую бригаду одиннадцатой дивизии и обрушила на нее камни. Бригада понесла большие потери:
— Когда это было?
— В июне.
— В июне? Так. А сейчас у нас август. Можно полагать, что вторая бригада научилась за это время драться в горах. — Начальник штаба нагнулся над картой, посмотрел в нее и сказал: — А что если попробовать обойти Матчу через перевал Обурдон?
— Это сопряжено с невероятными трудностями, товарищ начальник.
— Но не невозможно?
— Нет, не невозможно. Товарищ Ленин говорит, что для большевиков нет ничего невозможного;
— То-то же! — Озабоченное лицо начальника штаба расплылось в улыбке. — Нет ничего невозможного, — повторил он. — А ежели так, то и составьте проект приказа командиру дивизии. Пусть опять посылает вторую бригаду, а мы для усиления придадим ей пехоту.
— У меня есть другое предложение, — сказал Ипполитов.
— Именно?
— Лучше послать бригаду Мелькумова. У Туркестанцев больше практики в горной войне.
— Ну что ж, я не возражаю. Посылайте Мелькумова.
26
В начале сентября комбриг Мелькумов с третьим Бальджуанским полком двинулся штурмовать матчинское бекство, которое штурмовали уже, но неудачно, части Туркфронта. Полк поднялся выше облаков и преодолел почти неприступный перевал Анзоб.
Оставив лошадей, туркестанцы карабкались по вековечным льдам над пропастями среди туманов, срывая ногти, раня в кровь пальцы.
