— Ну все, теперь пешком.
Он уткнулся в карту, Олежек с Толиком, посвистывая, бодро взвалили на себя рюкзаки из багажника с продуктами и палаткой. Федор, разминая ноги, дошел до осыпи, перепрыгнул с камня на камень и сел на корточки, чтобы увидеть под валунами ручей. Но сколько ни вглядывался в темноту между камнями, заметил лишь неясное движение внизу. Вдруг рядом, почти что из-под ног раздалось тонкое недовольное верезжание, как если бы начал гневаться домашний кролик. Федор от неожиданности не удержал равновесие и завалился набок, цепляясь за камень. Сзади раздался хохот — Толик и Олежек потешались над его испугом. Федор поднялся на ноги, огляделся, но ругающегося существа не обнаружил.
— Это пищуха, — разъяснил Толик, — размером чуть больше крысы. Их тут много.
Федор молча вытащил из машины свой рюкзак и осведомился у Попутчика:
— Камо грядеши?
Евгений Петрович дружелюбно посмотрел на него и сказал:
— Если уж вы решили перейти на старославянский, то следовало спросить «Камо грядем?» Без вас троих я, как вы понимаете, никуда не гряду. А идем мы туда.
Он показал рукой направление через ручей, параллельно горному хребту.
— За машину не боитесь?
— Здесь народу мало бывает, — сказал Толик. — Только пастухи.
— И медведи, — широко улыбнулся Олежек.
Перейдя каменный ручей, они зашагали по мелкотравью, местами сменявшемуся на ковыльный покров. Впереди и чуть внизу виднелся участок негустого кедрового леса. У самой границы его Федор приметил замершего лося, чутко и настороженно поводившего мордой. Уловив незнакомые запахи, зверь тряхнул головой с небольшими еще рогами и одним прыжком скрылся с глаз. Было жарко, несмотря на то что солнце закрывали облака, казавшиеся в горах очень близкими. Евгений Петрович со своей поклажей шел впереди, за ним трусили «беловодцы», тихо переговаривавшиеся. Федор двигался последним, рассеянно внимая окружающей красоте. Его интересовал вопрос, куда все-таки они идут и что ищут. Разумеется, не Беловодье было на уме у Попутчика. Может быть, размышлял Федор, он разыскивает ту самую базу Бернгарта, где тот скрывался от длинной руки советской власти. Возможно, Евгений Петрович надеялся найти там какие-то следы, знаки и шифры, в которых Бернгарт запечатлел свою тайну. Относительно же роли «беловодцев» в этом путешествии Федор не имел даже предположений. И сколько ни присматривался к Толику и Олежеку, вывод был один: эти недотепы тоже не догадываются, для чего они понадобились своему «достоверному источнику». Слишком уж наивной была их уверенность, что в этом походе им откроются тайные пути, ведущие в сокровенную землю белых вод, заповедную страну мудрецов.
— …Беловодье притягивает к себе имеющих духовную жажду, тех, кто неудовлетворен этим миром, профанной и пошлой реальностью.
— А? — Федор очнулся от своих мыслей. В глубокой задумчивости он не заметил, как Толик, повернувшись к нему, снова поднял излюбленную тему.
— Я говорю, человек однажды начинает осознавать себя ищущим, духовно жаждущим. Тогда он открывает свое сердце зову неведомого и стучится в двери сокрытого.
— Вот чего я не понимаю, — сказал Федор, — так это как он узнает, что стучит в двери Беловодья, а не, допустим, воображаемые двери женевского банка, где неким волшебным образом у него завелся солидный счет? — И пояснил: — Я это спрашиваю потому, что в некоторых случаях деньги, видимо, помогают унять духовную жажду.
— Ну, если ты так ставишь вопрос… — обиделся Толик. — На таком уровне я разговаривать не намерен.
— Он же не ищущий, а профан, — хмыкнул Олежек, обернувшись.
— Ладно, поставлю вопрос иначе, — уступил Федор, — на другом уровне. Откуда наш гипотетический ищущий знает, что это двери Беловодья, а не ворота, например, Асгарда? Или, уж не знаю, Царства небесного?
— Ну, это же просто, — сказал Толик. — Все религии мира имеют одну духовную сущность, это всего лишь разные пути, расходящиеся из одной точки — точки сокровенного знания. Беловодье и есть эта точка. Беловодье — не религия, это извечная мудрость, в которой содержится истинная суть мира и природа вещей. Человек должен стремиться к совершенству, отринуть все земные цепи, тяготящие его, освободить свой дух, пробудить духовное око. Вот это все и есть — путь в Беловодье. Только ищущий войдет в него, а профана оно не пустит.
Федор сейчас же ощутил себя самым невежественным и бездуховным профаном, радуясь, что Беловодье не откроет ему свои двери.
— Чего ухмыляешься? — спросил Толик.
— Да так, вспомнил одну знакомую. Вот ты тут говорил о земных цепях и так далее, а она мечтает нарожать кучу детей и всю жизнь убирать лошадиный навоз. Странная, правда?
— Да уж. — Толик вдумчиво почесал нос. — Безнадежный случай. Но вообще… кто знает. Может, и она когда-нибудь пробудится от своего темного сна.
— А вот еще, — продолжал Федор, — один мой приятель очень сильно не любит п…ров. Ну просто с цепи срывается, когда видит их. Странный, да? Настолько не думать о духовном и циклиться на такой ерунде.
— Этому бы приятелю да в морду, — громко фыркнул Олежек.
— Духовная закрепощенность, — кивнул Толик. — Но это поправимо.
До леса оставалось совсем немного, когда Евгений Петрович остановился, обнаружив в земле дыру, похожую на заброшенную штольню. В поперечнике она была метров трех, а глубину Толик определил, бросив камень.
— Метров пять-шесть.
Евгений Петрович посветил в дыру фонариком.
— Там могут быть боковые ответвления, — сказал он и сбросил со спины рюкзак, достал веревку. Посмотрев на Олежека, протянул ему конец: — Давай.
Олежек, в восторге от предстоящего, быстро обвязался веревкой и полез в дыру.
— Что вы хотите там найти? — недоумевал Федор. — Пещеры?
— Вот именно, — отозвался Попутчик, стравливая помалу веревку. — Очень меня интересуют пещеры, — промурлыкал он себе под нос.
— Значит ли это, — поинтересовался Федор, — что вам неизвестна точная цель похода?
— Цель мне совершенно точно известна. Неизвестно, где она локализуется, — ответил Попутчик, чем внес еще больше неясности во все предприятие.
— Ладно, говорите загадками сколько вам хочется, — сказал Федор и растянулся на траве, — в конце концов все равно не скроете.
— Верно. Так что любуйтесь видами, Федор Михалыч, дышите горным воздухом и не мучайте себя ненужными мыслями.
Толик смотрел на них удивленно, будто не понимал, о чем речь. На лице его было явственно написано: какие виды и какой горный воздух, когда все помыслы должны быть о сокровенном.
— Я же профан, — снизошел до объяснений Федор.
Толик, немного помрачнев, отвернулся.
Из дыры показалась голова Олежека, счастливо улыбающегося.
— Совсем ничего, — доложил он.
— Первый блин комом, — сказал Федор и первым направился к кедровнику, надеясь спрятаться там от солнца. За ним потянулись остальные.
В лесу устроили привал с обедом, говорили о разной чепухе, а Толик и Олежек устроили погоню с воплями за выбежавшим из-под корней дерева зверьком. Толик кричал, что это соболь, но в конце концов загнанный в дупло зверь оказался колонком.
— Из его хвоста делают кисточки для художников, — гордо сообщил Толик, как будто сам работал на фабрике кисточек.
Глядя на этих клоунов, Федор все сильнее убеждался в том, что Евгений Петрович личность куда более загадочная, чем сам Бернгарт, посвященный в мистические расклады мира.
Когда снова тронулись в путь, он вспомнил:
— Кстати, о пещерах. Не в этих ли горах в прошлом году нашли тайное поселение кержаков с этими… молельными черными квадратами?
— В этих, — с явным удовольствием ответил Олежек.
— Я думаю, эти кержаки — последние хранители истинного эзотерического древлеправославия, — с мрачным торжеством в голосе произнес Толик. — Неудивительно, что они скрылись в глубине гор и не желают выдавать свои тайны.
— Ну, если так, полагаю, за ними начнут охоту, — сказал Федор.
— Кто? — возмутились оба «беловодца».
— Тот, кто осознал себя духовно жаждущим, но еще не отринул земных цепей, — с такой же вдохновенной мрачностью пояснил он. — А может, просто позарятся на старообрядские иконы. Если их отмыть от копоти — на мировых аукционах с руками рвать будут.
— Отмыть?! Уничтожить тайные знаки черных квадратов! — Эта мысль до того поразила Толика, что он на своих ногах-ходулях ушел далеко вперед и долго шагал в одиночестве — переживал.
До самого вечера продвигались по верхнему краю высокогорных лесов, то выходя на цветущие луга, то опять вовлекаясь в сосново-кедровую тайгу. Евгений Петрович время от времени брался за мощный бинокль и подолгу разглядывал окрестности. Федор в эти минуты передышки созерцал снежные вершины и очень надеялся, что туда Попутчик их не потащит.
