они не знают, что Селезнева и есть Фофанова. Как же! Она ведь скрывается под чужим именем. А значит, ей есть чего бояться. Такой вывод сделали вы, господин Лисовин. Не так ли?
— Мария Селезнева состоит с вами в связи, герр Третьяк. Это факт! Я поначалу подумал, что вы красный.
Третьяк засмеялся.
Лисовин продолжил:
— И решил немного покопаться в вашем деле.
— Вы хотели занять мое место после громкого разоблачения агента большевиков?
— Была такая мысль, господин Третьяк, — признался Лисовин.
— И что вас заставило передумать? — спросил начальник полиции.
— Золото, — ответил Лисовин.
— Золото?
— Вернее было бы сказать драгоценности.
— Какие драгоценности?
— Те самые драгоценности из Суземок, которые странным образом пропали.
— Вы о кладе, который передал староста поселка Суземки? Но я сдал все ценности по акту в канцелярию обер-бургомистра.
Лисовин усмехнулся.
— Я все держу в моей голове, господин начальник. Не веду никаких записей по важным делам. Но память у меня не просто хорошая, она феноменальная, как сказали бы чекисты в Москве.
— И что же вы держите в своей феноменальной памяти, господин Лисовин? У меня есть все документы о том, что ценности из Суземок были мною сданы в канцелярию.
— Золотые побрякушки вы сдали, господин Третьяк. И все верно по описи 143 предмета. Но у некоторых украшений при сдаче отсутствовали камни. Конечно, ничего не понимающий в ювелирных украшениях канцелярист совсем не обратил внимания на эту мелочь.
— Вы хотите сказать, что я…
— Вы взяли камни себе. Но и это мелочь, господин Третьяк. Среди ценностей был малахитовый ларец с вензелем князей Голицыных. И сего предмета в описи совсем нет.
— Ларец? Но в документе, который прислали из Суземок, нет никакого ларца в описи.
— Это еще раз подчеркивает, что вы умный человек, господин Третьяк. И я понял, зачем вы здесь. Отчего пришли служить в полицию Локтя.
— И зачем же?
— Вы вели дело о похищении клада Голицыных до войны. Тогда взяли «Золотую банду».
Третьяк согласился, что такое дело он вел.
— И дело тогда завершилось ничем, — Лисовин повторил. — Шайку вы взяли. Но ценностей не нашли.
— Я уже сказал, что такое дело было, господин Лисовин.
— И вот сейчас вы взяли сам клад. Я долго не мог понять, с чего вы так интересуетесь развалинами в Суземках. Но потом все сопоставил и понял. Вы нашли клад Голицына. Там была ещё куча барахла, награбленного шайкой Корня. Но самое ценное — ларец. И его вы взяли себе. Плюс кое-какие драгоценные камни. И место начальника полиции Локтя вам в этом помогло.
Третьяк откинулся в кресле.
— И чего же вы хотите, Лисовин? Вы ведь не донесли на меня в гестапо. Значит, вы чего-то хотите.
— Я понял, что вам совсем не нужно место начальника здешней полиции. Вам слава не нужна.
— Слава? — Третьяк засмеялся. — О какой славе вы говорите? Мое место я готов вам уступить хоть сейчас! Но вы ведь пришли не за этим? У вас много чего появилось на меня, Лисовин. Но вы не в гестапо, и не у Воскобойника в кабинете, а у меня.
— Я хочу вас понять, Третьяк. Кто вы такой?
— Человек желающий жить.
— Благодаря воровству?
— Ларец с гербом Голицыных был украден в 1918 году. Тогда это назвали реквизицией ценностей. И ценности должны были отойти государству — РСФСР. Но те, кто их реквизировал, решили подумать о себе. И ларец снова украли. Затем в конце 20-х его украли уголовники. Затем украли у уголовников. И ныне староста Суземок, полный кретин, ничего не понимающий в ценностях решил выслужиться перед новой властью. Передал ценности в канцелярию Воскобойника. И знаете, что дальше произошло бы со шкатулкой? Её бы снова украли и драгоценности на 40 миллионов рублей золотом (по оценке 1936 года) осели в коллекции какого-нибудь немецкого крупного чиновника. Того же барона фон Дитмара.
— И вы решили, что справедливо будет присвоить это себе?
— Да. Но сейчас главное, что решили вы, Игнат Пантелеевич?
— Я еще ничего не решил.
— Но вы меня не сдали в гестапо. А за подобное они меня расстреляют. Правда и ценности отберут. А что получите вы? Место начальника полиции в Локте и благодарность немецкого командования. Может быть даже латунную медаль.
— Я хотел ваше место в Локте. Признаюсь вам честно. Я полагаю, что смогу справиться с этой работой не хуже вас. И если вы агент большевиков, то ваше разоблачение обеспечит мне вашу должность. И я стал копать. Я раскопал вашу интрижку с Селезневой. В Локте много любопытных глаз, но мало умов что могут связать все нити воедино.
— Чего вы хотите, Лисовин?
— Хочу видеть ларец Голицыных.
— Зачем?
— Мы вместе станем думать, что с ним делать, Третьяк. И я пока прошу вас выдать его самому. Думаю, что вы спрятали его в доме Селезневой. Только интересно она сама знает о том, что прячет?
Третьяк удивился еще больше. А этот Лисовин малый не промах!
— Пусть я отдам вам ларец. Что дальше, Лисовин?
— Я хочу знать, что у вас на уме. Вы уже получили ларец. Чего вы хотите еще? Зачем Селезнева отправилась к партизанам с агентом Дитмара Демьяненко?
— Вы сами сказали, что Демьяненко агент Дитмара. А мне нужны свои глаза и уши в отряде.
— И вы отправили неопытную девушку?
— В молодости и неопытности — её сила, господин Лисовин.
— Пусть так. Но что она может?
— Вы не знаете Марии. Она способна на многое.
— И что она вам сказала по поводу своего брата Демьяна Фофанова?
— Его политические взгляды вам известны, Игнат Пантелеевич. Но пока он никакой враждебной для Локотского самоуправления деятельности не ведет.
— Уверены?
— У него нет никаких связей. Он сидит в Вареневке.
— Селезнева уже связалась с вами?
— Да. Она была в Локте.
— Как связная партизан?
— Да.
— И вы готовы поделиться всем, что знаете?
— С вами? Готов. Тем более что вы показали себя опытным человеком. Но вы хотите спросить самое главное, Лисовин? Так спрашивайте.
— Я хочу понять, чего вы хотите, Третьяк?
— Я уже вам сказал, что я хочу жить. И мне представился случай эту самую жизнь устроить.
— При немцах?
— Вы снова не говорите главного, Лисовин. Всё ходите вокруг. Вы хотите спросить, надеюсь ли я, что все это продержится долго? Нет. Не думаю.
— Вы не верите в победу рейха?
— Я в ней сомневаюсь. И думаю о будущем. Это вы хотели узнать, Лисовин?
— Да. И каков ваш план?
— Уехать.
— Куда?
— Далеко отсюда. Но пока я не могу оставить свою должность. Мне этого сделать просто не
