Алан Саваж - Восемь знамен

— Да. Потому что вашим судам ни за что не пройти по этой реке. А если вы оставите суда и сойдетесь с маньчжурами на суше, вы просто отдадите себя в их руки.

— Что толку тогда в моей победе?

— Наберись терпения. Думаю, после такой великой победы император сам пожалует к тебе.

Месяц спустя его слова сбылись. Пираты собрались в одном из облюбованных ими заливов южнее устья Янцзы и зализывали полученные в битве раны, когда сторожевой корабль ворвался на стоянку с вестью, что с севера приближается боевая джонка под императорским флагом, но с закрытыми орудийными портами.

— Как я и предсказывал, Леди-Дракон, к тебе пожаловал император.

— К чему вы стремитесь, Леди-Дракон? — спросил Сэньцин, адмирал маньчжурского флота.

— Выгнать всех маньчжуров с земли народа хань, — не колеблясь ответила Сао. Местом встречи посланника она избрала верхнюю палубу «Белого лотоса», на ней собрались все адмиралы. К ее кораблю подтянулись остальные, и пиратский флот предстал во всей своей мощи. Верная себе, Сао облачилась в желтый халат, прекрасно зная, что одежду такого цвета имели право носить только члены императорского рода.

Но Сэньцина оказалось нелегко смутить.

— Этого вам ни за что не добиться.

— Разве я не выгнала их из китайских морей?

— Море — это пустое пространство, Леди-Дракон. Море бьется испокон веков о берег, но берег стоит себе и стоит.

Сао посмотрела на Баррингтона — как и всегда, когда нуждалась в совете.

— Тогда зачем вы здесь? — вступил в беседу Роберт.

— О, великий Баррингтон, — повернулся к нему Сэньцин, — мой господин послал меня спросить, отдаете ли вы себе отчет в том, что делаете? Ваши пиратские вылазки не причиняют никакого вреда моему господину, но они доставляют несказанные страдания народу Китая. Вашему собственному народу, Леди-Дракон. Мужчины-ханьцы, их жены и дети голодают, потому что нет торговли. Они ненавидят само имя Чжэн И Сао, потому что нет торговли. Вам наплевать на свой собственный народ?

Ноздри Сао раздулись.

— Значит, вы предлагаете мне сдаться и подставить свою шею под меч?

Сэньцин развел руками:

— Мой господин признает важность ваших побед, ваших успехов на море. Но сейчас он спрашивает, почему вы подобно волнам бьетесь о его неприступный берег и причиняете так много страданий вашему народу, в то время как вы могли бы объединиться с этим берегом для усиления вашего величия.

Сао снова посмотрела на Роберта.

— Что же предлагает ваш господин? — спросил он.

— Сын Небес предлагает прощение всем, кто с оружием в руках сражался против него. Более того, он хочет, чтобы этот пиратский флот вошел в состав императорских военно-морских сил. Все офицеры вашего флота получат соответствующие чины на императорском флоте и будут обеспечены должным жалованьем. — Сэньцин сделал паузу и глубоко вздохнул. — А Леди-Дракон будет назначена главным адмиралом всех императорских военно-морских сил.

Сао ошеломленно смотрела на посла.

— Наверное, такое предложение необходимо серьезно обсудить, — пробормотал Роберт.

— Это будет означать предательство дела, за которое сражался мой муж и за которое он погиб, — выпалила Сао, едва дождавшись ухода посла.

— Тебе стоит подумать о себе, Леди-Дракон, — посоветовал Роберт. — Сам Чжэн И принял бы такое предложение. Разве не станет оно величайшим достижением в твоей жизни?

— Адмирал императорских военно-морских сил, — тихо проговорила Сао. Ее глаза блестели.

— Если только можно верить императору, — заметил Чжэн Бао.

— Раз уж император дал обещание как Сын Небес, то не осмелится его нарушить, — высказался кто-то из капитанов.

— Какова будет ваша воля? — Сао обвела всех взглядом.

— По-моему, посол прав: морю никогда не одолеть берег, — сказал Хун Лофэн. — Мы достигли нашей вершины. Думаю, настала пора заключить мир с маньчжурами и повести страну к процветанию.

Сао склонила голову. Затем повернулась к Роберту.

— А ты, Баррингтон? По-прежнему будешь моей правой рукой на море? Или вернешься к своему народу?

Он ответил ей долгим взглядом. Семнадцать лет минуло с тех пор, как он впервые ее увидел, и каких лет… Он приехал в Китай в поисках богатств; теперь они у него были, и больше, намного больше, чем мечталось. Но в погоне за сокровищами он оборвал корни, связывающие его с родиной. Для западного мира он стал всего-навсего пиратом.

Да и вообще, хотел ли он вернуться в грязный и лицемерный Лондон? Не лучше ли найти себе место здесь, где он любил и побеждал — и где уже добился кое-какой славы?

— Ни то, ни другое, Леди-Дракон, — сказал он наконец.

— Объясни!

— Я останусь в Китае, если разрешит император. Но сражаться я больше не буду. Все, чего я прошу, — дать мне право торговать на Янцзыцзян.

Подгоняемая попутным восточным ветром «Королева Янцзы», большая, тяжело груженная джонка вошла в реку, в честь которой получила свое имя. Свежий ветер нес ее вверх против течения и помог подняться по Янцзы выше города Циньцзян. Затем ветер унялся, но дом после долгого путешествия оказался уже так близко, что стоило потрудиться «через не могу», и Мартин Баррингтон приказал своим людям спустить весла на воду. Китайские моряки с готовностью выполнили приказ: как-никак Нанкин был и их домом. Мартин знал, что столь же охотно они подчинились бы и в открытом океане, потому что плавать на судах Дома Баррингтонов считалось привилегией и великой честью.

Под грохот барабанов и трескотню шумих огромная джонка медленно приближалась к якорной стоянке у городской стены Нанкина. На подходе к причалу Мартин встал на корме у борта — высокий, сильный, вылитый Баррингтон, вот только суровое выражение лица несколько смягчалось округлостью черт, унаследованных от матери-голландки. Его костюм не отличался от обычного наряда богатых китайских купцов: просторная куртка и мешковатые штаны, ботинки из мягчайшей лайки, плоская широкополая шляпа — спасение от летнего зноя. В Сингапуре, процветающей британской колонии, откуда он держал путь, Мартин носил синий плащ-макинтош и кепи, напоминая себе и остальным о своем происхождении. Это, впрочем, не мешало англичанам считать его изменником.

Несмотря ни на что ему нравились поездки в Сингапур. Они давали возможность увидеться с сестрой Саскией, которая не обращала внимания на клеймо дочери ренегата и жила душа в душу со своим мужем, армейским офицером. Кроме того, эти поездки позволяли Мартину держать руку на пульсе европейской торговли, благодаря которой и процветал, собственно, Дом Баррингтонов. Враждебность окружающих он относил не к своему прошлому, а скорее к настоящему: ни один европейский корабль не допускался севернее Жемчужной реки, и все товары Дома Баррингтонов перевозились в китайских джонках. Английские капитаны торговых судов и их владельцы, естественно, ревновали, они спали и видели, как бы открыть для себя протяженное китайское побережье и еще более протяженную реку — Янцзы.

Однако эти мечты так и оставались мечтами, поскольку затрагивали интересы Дома; как бы ни менялась политика Англии и Индии, Баррингтоны не намерены были терпеть конкуренцию, и об их решимости в Сингапуре хорошо знали.

«Королева Янцзы» скользила к своим стояночным буям, возле них уже поджидал сампан, команда которого готовилась завести на джонку причальные концы. Сюда же подтягивались другие сампаны для разгрузки джонки. С первого из них на ее борт перебрался Адриан Баррингтон.

Братья обменялись рукопожатием. Тридцатилетний Мартин был на два года младше, но крупнее и выше старшего брата. Они очень походили друг на друга, однако Адриана отличала сдержанность, почти суровость. Никто никогда не ставил под сомнение его справедливость и честность, но тем не менее он смолоду пользовался репутацией тяжелого человека и несговорчивого покупателя. Мартин выглядел более открытым и добродушным. Возможно, это объяснялось тем, что он не нес никаких административных обязанностей в Доме, хотя его и нагружали сверх всякой меры каждодневными делами.

— Ну как? — спросил Адриан.

— Товаров под завязку, — ответил Мартин. — А у вас?

— Он еще жив, если ты это имеешь в виду.

— А Джейн? А дети?

— О, они прекрасно себя чувствуют. Ты же знаешь, что нас, Баррингтонов, благословила сама фортуна.