- Смотрите, как бы вас в Новороссийске за борт не сбросили!
Так почему же Сталин уклонился от поездки в Новороссийск? Спросил Шляпникова, что он думает об этом.
- Предусмотрительный кавказский человек, - ответил Шляпников с усмешкой. - Зачем ему лезть в пекло, когда для этого есть Раскольниковы, Шляпниковы, Вахрамеевы? Со Шляпниковым, правда, вышла осечка. Кстати, с Вахрамеевым тоже. Сбежал ваш Вахрамеев из Новороссийска. Где-нибудь встретите его по дороге…
Встретил поезд Вахрамеева поздно вечером на станции Тоннельная. Войдя к нему в вагон, застал у него и Глебова-Авилова.
- Куда вы едете? - взволнованно заговорил рыжеусый Вахрамеев. - Вас на вокзале уже ждут и расстреляют на месте. Нас ловили по всему городу. Мы едва убежали.
Глебов-Авилов, меланхолически протирая снятые с носа серебряные очечки, близоруко щурясь, предложил:
- Лучше поедемте с нами в Екатеринодар. Там есть прямой провод, будем по телеграфу отдавать необходимые распоряжения. Самим находиться в Новороссийске нет смысла.
- В таком случае не стоило выезжать из Москвы, - ответил Раскольников. - Там тоже есть прямой провод с Новороссийском.
- Ну, смотрите.
От них узнал неприятную новость: часть флота, около половины состава боевых судов, все же приготовилась уходить в Севастополь, корабли выведены на внешний рейд, собрал колонну командующий флотом бывший капитан первого ранга Тихменев. Остальные суда оставались пока в Новороссийской гавани. Но что намерены были делать их команды, на это Вахрамеев и Глебов-Авилов ответить толком не могли.
К Новороссийску Раскольников подъезжал на рассвете, ни на минуту за ночь не сомкнув глаз.
Чем ближе был к цели путешествия, тем все большее беспокойство охватывало его: неужели не успеет? Неужели позволит уйти флоту? Что, если уйдут и те суда, что еще оставались в гавани? Мысль о том, что это могло произойти как раз в те часы и минуты, когда он приближался к Новороссийску, была невыносимой, хоть руки себе кусай. И ничего, решительно ничего нельзя было поделать. Паровозик, тащивший его вагон, летел на всех парах, надрываясь на подъемах, сломя голову разгоняясь на спусках, с риском соскочить с рельсов.
7
И на вокзале ждал удар. Оказалось, об этом сообщил дежурный по станции, Тихменев увел-таки часть судов в Севастополь. Они ушли сразу после полуночи - линкор "Воля" и шесть эсминцев. Правда, один из ушедших, эсминец "Громкий", недалеко ушел, команда затопила его на параллели Дообского маяка. Но этот эсминец и не мог бы идти дальше своим ходом, на нем оставалось из команды всего десятка два человек. Другой линейный корабль, "Свободная Россия", семь эсминцев, два миноносца и прочие суда пока находились в гавани. Но намерения их команд были неизвестны, суда то разводили пары, то замирали.
Раскольников помчался в порт.
Солнце еще не взошло, высокое голубое, без единого облачка небо обещало день жаркий. Несмотря на ранний час, в порту шла лихорадочная работа. На судах, стоявших у стенок, гремели лебедки, стучали паровые машины. На открытые железнодорожные платформы грузили, это Раскольников отметил с удовлетворением, моторные катера-истребители с характерным возвышением впереди. С кораблей снимали орудия вместе с громоздкими конусообразными лафетами. Матросы перетаскивали в теплушки ящики с патронами и снарядами.
На выходе из гавани дымил серый гигант "Свободная Россия". На нем надо было побывать прежде всего. Около каменной стенки чернели узкие тела миноносцев, ближайшим оказалась "Керчь". Это было кстати, "Керчью" командовал, как знал Раскольников от Вахрамеева, бывший старший лейтенант Кукель, сторонник потопления. "Керчь", по словам Вахрамеева, была единственным кораблем, команда которого в полном составе решила пустить свое судно ко дну.
По деревянным качающимся сходням взошел Раскольников на "Керчь". Босые загорелые матросы поливали из длинных парусиновых шлангов палубу. Странное впечатление производила эта будничная картина. Миноносец был обречен, через несколько часов должен был пойти ко дну, но авральные работы, предусмотренные судовым расписанием, выполнялись с безукоризненной точностью. На миг охватило чувство протеста: как можно покушаться на живую жизнь? Но поспешил подавить это чувство.
Представившись вахтенному начальнику, попросил вызвать командира корабля.
- Он только что лег отдохнуть. Прикажете разбудить?
- Мне нужен катер для поездки на "Свободную Россию".
- Катер к вашим услугам, - с готовностью показал вахтенный на моторный катерок, покачивавшийся на воде у трапа корабля.
- Мне известно, ваша команда намерена исполнить приказ о потоплении. Это так?
- Да, будем топиться.
- А что "Свободная Россия"?
- Разводит пары. Готовится сняться с якоря. Она ушла бы раньше, но задержалась из-за недостатка людей.
Подбежал моторист катера, спустились с ним по трапу. Но только отвалили от миноносца, с его палубы громко сказали в мегафон:
- Товарищ Раскольников, командир миноносца просит вас к себе.
Кукель, худенький, с тонким, резко выдающимся носом, в белом кителе и белых измятых брюках, должно быть, спал, не раздеваясь, представился, взяв под козырек офицерской фуражки, тоже сильно помятой. Торопясь и волнуясь, стал рассказывать о событиях минувших дня и ночи. Сказал, что, когда суда, решившие идти в Севастополь, выстроились вчера на внешнем рейде, он приказал поднять на мачте "Керчи" сигнал флагами: "Позор изменникам России!"
- Нельзя ли нагнать ушедшие корабли и силой вернуть их в Новороссийск? - спросил Раскольников.
- Теперь уже, к сожалению, поздно, - ответил Кукель.- Тихменев раньше придет в Севастополь, чем мы успеем настичь его. К тому же всюду большой недокомплект команд. Некому нагонять. На ходу лишь "Керчь" да "Лейтенант Шестаков"…
- Почему? Куда делись люди?
- В последние два дня происходило повальное дезертирство со всех судов. Началось 16-го числа, после того как стало известно о высадке немцев на Тамани и Тихменев приказал флоту готовиться к походу в Севастополь. Он воспользовался тем, что от делегации, посланной нами за день до того в Екатеринодар, не было никаких вестей. Значит, ни о чем не договорились. Тут еще исчезли представитель Москвы Вахрамеев и главный комиссар флота Глебов-Авилов. Выходило, что власти бросили флот на произвол судьбы. И люди стали разбегаться. Бежали те, кто не хотел идти к немцам, но и топить корабли отказывался. А это - три четверти личного состава флота. Что касается судов, оставшихся в Новороссийске: на "Керчи" полный комплект, сто тридцать четыре человека, на "Лейтенанте Шестакове" около пятидесяти человек сборной команды, на остальных судах по пять-шесть человек. А "Фидониси" совсем обезлюдел…
Остались на судах, не вышедших из Новороссийской гавани, только те члены команд, которые были за потопление,- большевики вроде матроса Лепетенко с "Шестакова", председателя судового комитета этого миноносца, или сочувствующие большевикам вроде Кукеля. Кукель и Лепетенко были главными агитаторами за потопление флота. Они и план обдумали, как осуществить уничтожение оставшихся в Новороссийске судов. По этому плану оба их миноносца должны были на буксире вывести суда, не способные двигаться самостоятельно, к месту затопления на внешнем рейде, и помочь командам этих судов приготовиться к затоплению. Приступить к выполнению плана наметили с рассветом, то есть сейчас же, и начать выводить суда на рейд, в первую очередь те, с которых уже сняли вооружение, все ценное.
- Но это ясно в отношении минного отряда кораблей. А вот как быть со "Свободной Россией"? - озабоченно сказал Кукель.
- "Свободную Россию" я беру на себя. А вы - действуйте, как решили, одобрил Раскольников соображения Кукеля, торопясь обратно на катер. - Не будем терять времени.
- Есть!
Подошли к "Свободной России", к ее высокому трапу. Одергивая китель, взбежал Раскольников по трапу на палубу. Караула на палубе не оказалось. Матросы с георгиевскими ленточками, в черных бушлатах, таскали из нутра корабля узлы, чемоданы, складывали у трапа.
Раскольников попросил вызвать командира корабля, и вскоре к нему подошел моложавый моряк с рыжеватыми волосами, в веснушках, в белейшем кителе, белейших, без единой морщинки, прекрасно отутюженных брюках, белых парусиновых туфлях. Раскольников назвал себя. Моряк представился:
- Терентьев, командир корабля. Прошу ко мне.
В толпе матросов, собравшихся поблизости от трапа, услышали имя Раскольникова, угрюмо насторожились. Кто-то выругался. Терентьев, не обращая на толпу внимания, повел гостя за собой.
- Вы прибыли уговаривать нас утопить дредноут? - заговорил Терентьев, сняв фуражку, пригладив безукоризненно причесанные на прямой пробор гладкие волосы. - Уговаривать не надо. Утопим. Команда уже решила. Только вам придется помочь это проделать. Мало людей. И особенно в машинном отделении. Своим ходом идти не можем. Но выступить перед командой вам придется. Объяснить кое-что. И вопросы к вам будут. Настроение людей, полагаю, почувствовали?
