На одной из расчищенных площадей она притормозила у странного памятника – на коричневом пьедестале, посреди площади, был установлен джип, побывавший в какой-то особенно лихой аварии и походящий на раздавленную консервную банку. Надпись на четырех языках огибала этот своеобразный памятник. Она гласила: «Я обгонял!»
– Памятник-предостережение для слишком лихих водителей, – пояснил Крафт.
– Для плохих водителей, – фыркнула Пегги.
– Я слышал, военная полиция, получила приказ вылавливать и строго наказывать всех, кто едет быстрее 50 миль, – с подначкой напомнил Ребров.
– Ты слышала это, Пегги? – усмехнулся Крафт.
– Краем уха, – отмахнулась та. – Но чтобы наказать, надо сначала догнать.
– А вот и они, – кивнул Крафт.
В их сторону действительно направлялся, отчаянно сигналя, джип военной полиции.
Завидев его, Пегги тут же дала по газам.
– Держитесь крепче, – прокричала она. – Если они нас догонят, плачу за ужин.
– Если нет, то плачу я, – рассмеялся Крафт. – Тебе придется постараться, дорогуша!
– Доставай свои денежки, малыш!
Пегги выжимала из машины все. Волосы ее развевались, хлестали по плечам, лицо пылало, глаза безумно горели. Но при этом она вела машину с холодным расчетом… В какое-то мгновение ей удается уйти от погони, запутавшейся среди развалин.
– Ну, вот и все, малыш, – повернулась она к Крафту. – А вы, ребята, заказывайте самые дорогие блюда сегодня. Наш дорогой Алекс платит за все. Это ему наказание за то, что он плохо подумал о крошке Пегги!
– Не спеши, детка, – азартно предупредил Крафт. – Ты забыла, что у них есть рации. И сейчас они займутся тобой по-настоящему.
Джип уже катил по хорошо сохранившейся дороге, ведущей в пресс-кемп, когда сзади раздались сигналы другой патрульной машины.
– Ага, попалась, бэби! – возликовал Крафт. – На сей раз тебе не уйти.
– Но Пегги, сделав крутой поворот, притормозила, затем сдала назад и заползла в полную темноту за какую-то развалину. Два джипа военной полиции пронеслись мимо. Выждав немного, Пегги выбралась на дорогу, ведущую к пресс-кемпу. Больше их никто уже не преследовал.
Ворвавшись на охраняемую территорию пресс-кемпа, Пегги затормозила у главного подъезда.
– Встретимся в ресторане. Мне надо переодеться. На сегодня мне надоело быть солдатом.
Сделав заказ, Крафт улыбаясь спросил:
– Ну, как вам малышка Пегги?
– Она действительно журналистка? – уточнил Ребров.
– Да, и очень хорошая. Во всяком случае, что касается добывания информации. Тем более, что здесь она не стесняется. Например, ей ничего не стоит заявить, что она готова переспать с тем, кто предоставит ей нужные сведения.
– И что – она исполняет обещание? – поразилась Ирина.
– Не знаю, – развел руками Крафт. – Я не принадлежу к ее источникам.
– Какое удивительно чувство свободы, – вздохнула Ирина. – Завидую. Эта независимость от мнений и предрассудков других.
– Мне кажется, вы тоже очень свободный человек, – серьезно сказал Крафт. – Только вы не демонстрируете свою свободу, как Пегги. Но она есть внутри вас. Что скажете, Денис?
Ребров согласно кивнул.
– А вот вы, советские, словно бережете какую-то военную тайну все время, – прищурился Крафт. – Даже ваши журналисты держатся эдакой сплоченной стайкой – вместе ходят в бар, вместе уходят оттуда… Мне рассказывали, что один из ваших, знакомясь с иностранцами, всякий раз называет другую фамилию. Видимо, свою собственную он считает великой государственной тайной!
– Ну, чудаков в любом народе хватает, – отбился Ребров.
И тут появилась Пегги. Она была в коротком, каком-то девчоночьем платьице со скромным бантом на шее. Волосы гладко зачесаны в пучок. В общем, теперь она была пай-девочка.
– Мылышка, ты уже сделала уроки? – строго осведомился Крафт. – Но на шампанское не рассчитывай – я не хочу угодить в тюрьму за растление малолетних.
Пегги только загадочно улыбнулась. Теперь она была вся погружена в себя, в свой отдельный мир.
– Вы давно водите машину? – поинтересовался Денис.
– Всегда. Мне кажется, я в машине и родилась, – отчеканила Пегги. – А вы давно из Москвы? Вот где я обязательно должна побывать. У вас хорошие дороги?
– Разные. Есть так называемые проселки, думаю, вам было бы интересно по ним прокатиться. Особенно зимой.
– Договорились! Скажите, а фельдмаршал Паулюс, который сдался под Сталинградом, еще жив?
– Насколько я знаю, да. А почему вы о нем вспомнили?
– Я знакома с его женой Еленой-Констанцией фон Паулюс. Вы, наверное, знаете, она – урожденная румынская графиня Розетти-Золеску. Когда Паулюс выступил против Гитлера, ей предложили публично осудить его, отречься от мужа и сменить фамилию. Она отказалась, и ее отправили в лагерь, арестовали сына, дочь…
– Она прямо как эти русские женщины, которые ехали за мужьями в Сибирь, – вспомнил Крафт.
– Декабристки, – тихо напомнила Ирина.
– Да-да, очень похоже.
– А по-моему, нет, – все так же тихо, но упрямо возразила Ирина. – Декабристы подняли восстание в своей стране против царя. А Паулюс попал в плен за тысячи километров от своей родины. В волжских степях, куда его отправили убивать русских… Вы представляете себе, что было бы, если бы он победил?
– Однако его нет в числе преступников, которые предстанут перед судом. Россия не представила его в качестве обвиняемого, – напомнил Крафт.
– Американцы тоже не судят всех, кто попал к ним в плен, – вмешался Ребров.
– Что поделаешь, в Америке, в отличие от Советского Союза, существуют разные точки зрения на происходящее здесь, в Нюрнберге. На днях «Нью-Йорк таймс» опубликовала высказывания известных боевых генералов Америки… Они принципиально против обвинения солдат в том, что они выполняли приказания, исходившие от политиков. А обвинения германского Верховного командования они считают попыткой дискредитировать профессию военнослужащего как таковую… Вряд ли в России возможны такие высказывания? – с вызовом спросил Крафт.
– Если бы немцы прошли по Америке и совершили там то, что они творили в России, вряд ли в Америке нашлись бы люди, думающие так, – хмуро сказал Ребров.
– Пожалуй, – согласился Крафт. – Кстати, почти семьдесят процентов американцев считают, что того же Геринга нужно расстрелять без всякого суда. Ну, или повесить…
– Алекс, давай хоть сейчас обойдемся без этой жирной свиньи, – оборвала его Пегги. – Кстати, скоро все журналисты в Нюрнберге выстроятся в очередь у моей комнаты.
– Ого! – хмыкнул Крафт. – И с какой целью?
– Я нашла среди часовых, которые будут охранять этих нацистов в зале суда, одного парня… Он раньше работал в цирке. У него феноменальная память. Во время представления зрители читали ему страницу любого текста, на любом из европейских языков, и он воспроизводил этот незнакомый текст слово в слово. Даже если он этого языка и не знал… За кое-какую плату он будет рассказывать мне, о чем переговариваются Геринг с Гессом. Хотя и не знает немецкого языка.
– Пегги, ты – ангел. Или дьявол. Не знаю, кто именно, – улыбается Крафт. – Но давай выпьем за здоровье наших русских друзей. Мне кажется, что между ними произошло какое-то недоразумение. Извините, ребята, я лезу не в свое дело, но, черт меня побери, вы очень подходите друг другу. Честное слово. Это даже очень символично. Глядя на вас, я думаю, что те две России, которые вы представляете, вполне могут объединиться…
Весь вечер Ребров думал о том, как ему объяснить Ирине свое поведение, но ничего так придумать и не успел. А потом она уехала со своими знакомыми из французской делегации.
ПостскриптумЧехословацкая полиция арестовала в Богемии 12-летнего мальчика, который возможно является сыном Гитлера. У мальчика найдены подложные документы, в которых он именовался Фридрихом Шульцем. Арестованный мальчик прибыл в Богемию из Берлина два месяца назад. Он поразительно похож на Гитлера.
Глава XIII
За несколько минут страха
После ужина в ресторане пресс-кемпа Ребров и Ирина не виделись. Не то чтобы они старались избегать друг друга, скорее, просто не искали встречи. Им обоим было ясно, что их отношения подошли к некоему очень важному рубежу, за который им предстояло переступить. И они это хорошо понимали. Понимали, что последствия сделанного шага могут быть очень серьезными. От этого рубежа можно было и отступить назад к своей прежней жизни. Однако они прислушивались к себе, пытаясь разгадать, какое из этих двух действий неизбежность. Противостоять развивающемуся процессу у них не было ни сил, ни желания. Но еще надо было исполнять свои обязанности, которые с приближением начала работы трибунала становилось все неохватнее и тяжелее.
Раздумывая над заданием Филина как придумать что-то, что могло бы подвинуть американцев убрать пленных эсэсовцев из Дворца, Ребров вдруг вспомнил о бесстрашной рыжеволосой Пегги, которую Крафт представил как корреспондента многих американских изданий. Наведя аккуратно справки, он установил, что Пегги действительно очень известный и авторитетный журналист. Ее скандальные материалы уже не раз вызывали весьма серьезные последствия.
