Сначала занятия шли нерегулярно. Никак не могли отыскать хорошего инструктора. Приходили летчики, главным образом из Академии имени Жуковского, проводили одно-два занятия и исчезали. Нужен был человек, который не формально выполнял общественное поручение (никаких денег инструкторы не получали), а сам увлекся бы новым делом.
Таким человеком оказался Дмитрий Александрович Кошиц, летчик, планерист, непременный участник коктебельских слетов. Позднее, в предвоенные годы, он снискал необыкновенную популярность как радиокомментатор авиационных праздников в Тушине. Веселый, очень общительный, неиссякаемый на анекдоты и шутки, инструктор сразу всем понравился. Обаяние Кошица не могло не привлечь и Сергея Королева. Несмотря на разницу в годах и положении (Кошиц был старше на шесть лет), в их судьбах было много общего. Как и Королев, Кошиц воспитывался в интеллигентной семье. Как и Королев, жил с отчимом, как и Королев, был влюблен в авиацию, увлекался планеризмом, не мыслил жизни без полетов.
Теперь работа шла регулярно, по строгому расписанию. Зимой летали по воскресеньям, весной и летом – через день после работы. Их было шестеро. Столько, сколько будет в первой, лидирующей гагаринской группе. Только они были моложе Гагарина. Не было случая, чтобы кто-нибудь из шестерки – Гродзянский, Егоров, Ефимов, Королев, Люшин, Пинаев – опоздал. Петру Флерову, забракованному медкомиссией, в конце концов тоже удалось приткнуться к школе. Он проходил практику в Военно-воздушной академии и имел пропуск на Центральный аэродром. Механик Склянкин уезжал домой в четыре часа, и Петр фактически был за механика. Кошиц, покоренный беззаветной преданностью Петра, брал его в полеты и учил летать, но, как человек дисциплинированный и подающий пример серьезного отношения к делу, сразу сказал, что одного его в полет он не выпустит.
На Ходынском поле, где размещался Центральный аэродром, базировалось довольно много самолетов, и днем, случалось, курсантам школы полеты запрещали: «чтобы не путались под ногами». Ничего не поделаешь. С тоской и завистью смотрели они на взлетающие и садившиеся новенькие «хэвиленды» и со вздохами принимались за ремонт «аврушки» – замечательно было то, что в этом самолете всегда находилось нечто, нуждающееся в ремонте..Самым неприятным занятием было мыть «аврушку». Выхлоп оставлял жирный черный след. Мыть надо было горячей водой с мылом, лежа на спине. Грязь капала на лицо, подтекала в рукава. Кошиц сидел рядом и рассказывал анекдоты.
– Как вы думаете, можно сделать «штопор» на этом самолете? – спросил однажды Кошиц у Люшина и Королева, кивнув на «аврушку». – Вы же авиационные инженеры...
– Так ответить трудно, – сказал, подумав, Королев. – На глаз ничего не скажешь...
– Не помню случая, чтобы «аврушка» меня не послушалась, – сказал Кошиц и полетел, да еще взял с собой Люшина.
Ходынка замерла. «Аврушка» оказалась очень упорной и в «штопор» входить не хотела, но Кошиц все-таки вогнал ее. Послушный самолетик быстро вышел из «штопора». Кошиц на этом, однако, не успокоился, заставил Люшина повторить. Сели благополучно.
Люшин был по обыкновению спокоен, словно и не было никакого «штопора». Кошиц возбужден, нервно смеялся:
– Что касается Кошица, он никогда не укокошится!
С болью вспоминал Королев эти слова, когда Дмитрий Александрович Кошиц разбился на грузовом планере.
25 апреля 1929 года XVI Всесоюзная конференция ВКП(б) приняла обращение, призывающее организовать соревнование во всех областях социалистического строительства. В это время родилось движение ударников. Как и в случае с «Обществом друзей Воздушного флота», моментально нашлись люди, которые из страха прослыть безынициативными, а того хуже – сопротивляющимися новому курсу, с одной стороны, и из желания оказаться «в первых рядах» – с другой, делали все возможное, чтобы как можно скорее придать новому делу максимальный размах. Ударничество моментально перекинулось из сфер производственных в такие сферы, которым в принципе оно было противопоказано, в том числе – в высшую школу. В МВТУ были целые ударные группы. За опоздания и другие студенческие провинности могли зачислить в «лжеударники». Один студент вызывал другого, например, на «соцсоревнование по лучшему составлению конспекта по теории двигателей». Родился лозунг: «Закончим МВТУ в три с половиной года!» Насколько остро стоял вопрос подготовки специалистов, видно хотя бы из того факта, что все (за единичными исключениями) старшекурсники МВТУ уже работали на инженерных должностях и иногда весьма ответственных. Сергей Королев, например, еще будучи студентом, замещал на заводе начальника группы центроплана. При всей неуместности ударничества в вузах, применительно к старшекурсникам МВТУ, – действительно уже сложившимся молодым специалистам, – эта политическая кампания помогала в сжатые сроки решить острые кадровые проблемы в такой молодой отрасли, как авиапромышленность.
В 1929 году в МВТУ за счет сокращения количества зачетов, экзаменов и сроков дипломного проектирования решено было сделать «ускоренный выпуск». Борис Николаевич Юрьев предложил студентам аэромеханического факультета: «Давайте ускорим окончание училища. Ну зачем нам принимать зачеты по конструированию, если человек уже несколько лет работает конструктором в КБ?!»
Королеву предложение это очень понравилось. Ему катастрофически не хватало времени для постройки планера. Планер, хоть тресни, должен быть готов к очередному слету в Коктебеле. А когда на факультете оговаривались темы дипломных проектов, хитрый Королев и тут решил сэкономить несколько месяцев. Он предложил в качестве диплома авиетку, которую начинал делать с Саввой Кричевским в АКНЕЖе еще два года назад. Предложение приняли. Руководителем диплома Королева стал Туполев. Через много лет Андрей Николаевич вспоминал: «Королев был из числа самых „легких“ дипломников: я сразу увидел, чего он хочет, достаточно было лишь слегка помогать ему, чуть-чуть подправлять. Я быстро убедился, что этот человек умеет смотреть в корень. Уже тогда у меня сложилось прекрасное впечатление о нем как о личности и как о талантливом конструкторе. Я сказал бы, что он был человеком беспредельно преданным своему делу, своим замыслам.
Я с самого начала почувствовал к Королеву расположение, и надо сказать, что он всегда также отвечал мне большой сердечностью...»
Королев не принадлежал к тем студентам, которые согласовывают с руководителем каждый шаг, и не докучал Туполеву вопросами, за что Андрей Николаевич был только благодарен ему. Туполев дни и ночи сидел в ЦАГИ, 1929 год стал для него годом очень ответственным. На первомайском празднике впервые полетела его новая машина АНТ-9 – «Крылья Советов», Громов совершает на ней триумфальные перелеты, восхищая Берлин, Париж, Рим, Лондон, Варшаву. Осенью того же года экипаж Шестакова на АНТ-4 летит из Москвы в Нью-Йорк через Сибирь, Дальний Восток, Алеутские острова, Аляску, Британскую Колумбию. (Газетные вырезки с фотографиями и репортажами об этих перелетах Королев хранил до конца жизни.) Так что Туполеву было не до дипломника, тем более что у этого дипломника хорошо работала голова.
Много лет спустя, в 1940 году, встретившись в тюрьме, они вдруг вспомнили защиту королевского диплома.
– Здорово я тебя прижал на защите диплома? – весело спросил Андрей Николаевич.
– А чем дело кончилось? – вопросом на вопрос отозвался Королев.
– Чем?
– Подошли и сказали: «Молодец, хороший будешь конструктор!»
И оба расхохотались...
Дипломный проект – свою авиетку – Королев защитил в декабре 1929 года. Но только через полтора месяца был издан приказ № 45 от 9 февраля 1930 года, в котором значилось, что Королев (без инициалов; гораздо позднее, уже в 1948 году, когда Сергею Павловичу потребовалась копия документа, отсутствие инициалов в приказе привело в некоторое замешательство отдел кадров МВТУ) окончил аэромеханический факультет Московского высшего технического училища и ему присвоена квалификация инженера-аэромеханика. В этом же приказе № 45 можно встретить фамилии известных авиационных специалистов. И неважно, что не везде проставлены инициалы – в мире авиации и имена, и отчества этих людей хорошо известны:
Семен Алексеевич Лавочкин, Александр Иванович Макаревский, Иван Павлович Братухин, Макс Аркадьевич Тайц, Лев Самуилович Каменномостский, Владимир Трофимович Байков, Владимир Александрович Аваев, Анатолий Григорьевич Брунов, Николай Николаевич Фадеев, Николай Андреевич Соколов, Владимир Кузьмич Тепляков, Самуил Самуилович Сопман, Александр Исаакович Сильман, Иван Ананьевич Пугачев, всех не назовешь, список немалый. Короче, получился, как говорят в деканатах, «довольно сильный выпуск». Кстати, первый и последний выпуск аэромеханического факультета МВТУ. Уже в марте 1930 года факультет получил самостоятельность и стал называться ВАМУ – Высшим аэромеханическим училищем, которое еще через 5 месяцев превратилось в МАИ – знаменитый впоследствии Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе.
