Проклятие Тары. Артефакт-детектив - Алекс Монт

— Рад видеть вновь моего драгоценного друга в добром здравии, — жестом анджали настоятель приветствовал посетившего дацан Джеймса.

— Счастлив лицезреть досточтимого ламу, — учтиво склонил рыжеволосую голову англичанин.

— Нечестивые люди Севера встали на нашем пути к нирване, — весьма витиевато высказался Замдзин Боло о недавнем разорении храма чекистами Мартенса.

— Насколько мне известно, — Джеймс осторожно прокашлялся, — золотая статуя богини Тары покинула свой дуган.

— Мой драгоценный друг верно осведомлен, — как обычно, на лице ламы не дрогнул ни один мускул.

— Об этом судачат на городском базаре, и если досточтимый лама вспомнит, я предупреждал его о подобном исходе. Впрочем, — поспешил сменить тему Джеймс, — я пришел не за тем, чтобы говорить о прошлом. Я хочу протянуть руку помощи.

Лицо ламы оставалось недвижимо, но едва уловимые огоньки подспудного интереса метнулись в его взгляде.

— Не буду ходить вокруг да около. Мне известно, где спрятана Тара, и я готов поспособствовать, чтобы она вернулась в свой храм на радость сангхи, — бессовестно блефовал Джеймс в ожидании информации от Берга. (Тот уверил его, что в самое ближайшее время узнает, где находится статуя.)

— Тара милосердна, но обезумевшие люди Севера осмелились, — лама сделал паузу, — оскорбить ее, — неожиданно эмоционально закончил свою речь он. Перед глазами ламы, как в калейдоскопе, пронеслась жуткая картина надругательств и унижения храма с участием озверелых чекистов Мартенса.

— Тара уже покарала богохульников, — сложил на груди руки британец и поведал о засаде Кабардина.

— Мой драгоценный друг принес нам добрую весть, — удовлетворенно произнес Замдзин Боло и устремил взор к небу. — Когда Золотая Тара вновь займет свой трон, благодарная сангха воздаст моему другу по делам его.

Приложив ладонь к сердцу, мистер Джеймс почтительно поклонился, оставив наедине погруженного в раздумья настоятеля.

— Как продвигаются наши дела, Самуил? Удалось сойтись поближе с Сольцем? — спустя пару дней поинтересовался Блюхер, отдавая стопку приказов писарю.

— Своим чередом, товарищ военмин. Он взялся учить меня печатать на «Ремингтоне» по ускоренной системе, причем сам предложил.

— Хм, забавно, — недоверчиво передернул плечами Блюхер. — А ты говорил, он, дескать, компаний не любит да держится в особицу…

— Так и было до последнего времени. Но сейчас он самолично ищет моей дружбы.

— Очень странно, — недоумевал сбитый с толку Блюхер, подозрительным взглядом буравя писаря. — А про что он тебя пытал, что выведать-то хотел?

— В том-то и дело, вроде ничего такого не спрашивал, все как-то вскользь, мимоходом…

— Не тяни кота за яйца! — бросил гневный взгляд военмин.

— Мне показалось, его интересует наш поход к Байкалу, вернее, куда исчезла фигура.

— Ах, вот оно что! — Блюхер побагровел, глаза его заблестели, он подошел к своему визави и, кивнув на дверь, приказал закрыть ее поплотнее. — Ну а ты?!

— Я же говорю, товарищ военмин, — перешел на полушепот писарь. — Он меня напрямую не спрашивал. Так, вскользь, рассуждал, куда это фигура запропастилась? Дескать, охраняли ее, охраняли, а теперь не охраняют, да, кажется, и охранять уже нечего. Иными словами, говорил как бы в пустоту.

— Понятно, — настороженно протянул Блюхер. — Вот что, Самуил. Надо, пожалуй, этот его интерес поощрить, подогреть, что ли. Скажешь при случае, что, мол, фигуру в ящик заколотили да в тайгу свезли. Ты там был и все своими глазами видел. Он ведь наверняка знает, где ты был?

— Думаю, да, но я ни намеком, ни словом ему об том, товарищ военмин, да и… — искренне пытался оправдаться испугавшийся писарь.

— Я разве тебя обвиняю? — Блюхер решительно оборвал его. — Сольц трется цельный день в штабе, разговоры всякие слышит, приказы читает, поэтому узнать про фигуру ему немудрено было.

— Ежели Сольцу скажу, что точно ездил фигуру прятать, он непременно спросит, зачем меня взяли. У нас ведь и без того своей работы хватает.

— Объяснишь, как дело взаправду было, и точка.

— И про карту сказать? — глаза Самуила округлились от удивления.

— И про карту. — Блюхер решил бросить Сольцу живца пожирнее. — А ежели он тебя пытать зачнет, сможешь ли новую карту нарисовать, скажешь, что дело это нехитрое, но на место ехать едино надо, чтоб все в точности да без ошибок изобразить.

— В таком разе я дам понять, что место схрона фигуры и так найду, — вырвалось у него, и смысл собственных слов испугал Самуила.

— Ну, а сам как думаешь, отыщешь схрон по памяти? — поймал писаря за язык Блюхер.

— Нет, без карты не найду, — смотря прямо в глаза, с твердой убежденностью отвечал он.

На окраине Читы в просторной крестьянской избе спряталась явочная квартира, чей хозяин — хромой бобыль Влас держал на чердаке голубятню. Влас обслуживал войсковых лошадей, имел репутацию справного шорника, и его не могли заподозрить в симпатиях к белым. К нему и направил свои стопы часто оглядывавшийся, то и дело озиравшийся по сторонам Сольц. По мере приближения к заветной квартире настроение у Сольца поминутно менялось — от спокойно-победного до тревожно-панического.

«С чего это вдруг жиденок выболтал все, что знал о статуе. Уж не с указки ли Блюхера? — задавался вопросом он и не находил удовлетворительного ответа. — Ежели так, Блюхер хочет заманить меня в хитро расставленную ловушку. А вдруг сведения про статую — обыкновенная деза?» — мучился сомнениями Сольц, подходя к обиталищу Власа. Оказавшись возле ворот, он постучал условным сигналом. Долго не открывали. Наконец калитка скрипнула и за ней показалась заросшая густой бородой физиономия шорника.

— Будь здрав, Влас, зайти можно? — заглядывая за плечо хозяина, вполголоса спросил Сольц.

— Заходь, мил человек, у меня ноне тихо, — он отступил назад и пропустил гостя в обширный, полный домашней птицей двор.

— Письмецо надо переслать в Ургу. Готовый почтарь найдется? — под гоготание гусей спросил Сольц.

— Не сумневайся, начальник. У меня в голубятне полный ажур. Зефир доставит твою депешу в лучшем виде.

— Тогда держи, — он протянул шифровку и оглядел горницу. Обычная крестьянская изба, с огромной, в четверть комнаты, русской печью, иконой Николы Чудотворца в красном углу и фотографиями на стенах. Только части разобранной конной упряжи на длинном сосновом столе и стойкий запах кожи указывали на род занятий хозяина.

— А это тебе, мил человек. Вчерась шельмец Барон возвернулся. Вумный голубь, — загадочно улыбаясь, Влас отдал скрученную записку. Шорник был тайным поклонником Унгерна, отчего и назвал своего любимца Бароном.

— Вот за это спасибо. Давно