Владиславу отец прочил престол Чехии, Казимиру — Венгрии. Яна-Ольбрехта хотел видеть своим преемником на троне Польши, Александра — вторым своим преемником в Литве. Сигизмунду великий князь предназначал Молдавию. И лишь самому младшему сыну, Фридриху, отводил не титул, а сан гроссмейстера Тевтонского ордена, что, собственно, на деле мало чем отличалось от титула короля или герцога.
Трех Из семи своих дочерей Казимир выдал за курфюрстов империи. Старшая дочь, Ядвига, в 1475 году стала женой баварского герцога Юрия, младшая, Варвара, через двадцать один год вышла замуж за саксонского герцога Георга, третья дочь, Софья, обвенчалась с бранденбургским маркграфом Фридрихом из дома Гогенцоллернов.
С сыновьями не все сложилось так, как он хотел. На тронах побывали Ян-Ольбрехт, Казимир и Александр. Судьба их была различной: случалось, что братья даже воевали между собой, но при жизни отца эти конфликты быстро прекращались его властной и тяжелой рукой.
Казимир умер, когда его отец был еще жив. Ян-Ольбрехт и Александр не надолго пережили отца.
К тому времени, о котором идет речь, были живы только трое из шести братьев: Владислав, Сигизмунд и Фридрих. Владислав и Сигизмунд вдвоем занимали сразу четыре трона: Владислав — в Венгрии и Чехии, Сигизмунд — в Польше и Литве. Фридрих так и не занял пост гроссмейстера Тевтонского ордена — этому противились папа, император да и сами сановники ордена, ни за что не желавшие видеть поляка главою немецкого рыцарства в Пруссии.
Однако Фридрих Ягеллон не оставлял надежды когда-нибудь облачиться в белый плащ с черными крестами.
Нынешний гроссмейстер был болен, и судьба могла улыбнуться польскому принцу.
…В начале 1510 года это как будто наконец случилось — Фридрих Саксонский решил отказаться от сана гроссмейстера. Однако еще не было ясно, как того требовала традиция, кого он сам назовет своим преемником.
Решение старого гроссмейстера наделало изрядный переполох. В замок Рохлиц, где поселился Фридрих Саксонский, в Ватикан, к папе Льву X, в ставки императора Максимилиана, почти непрерывно блуждавшего по Германии, Испании и Нидерландам, к курфюрстам империи — князьям и архиепископам, — помчались гонцы с письмами, депешами, золотом.
Владислав и Сигизмунд жаждали видеть в Кенигсберге своего брата, орденский капитул единогласно выдвинул кандидатуру Вильгельма Изенбурга, император не желал ни того, ни другого, папа таинственно молчал, но это вовсе не означало, что у него нет на примете нужного человека.
Старый гроссмейстер хранил молчание, но среди высших сановников ордена ходили упорные слухи, что симпатии саксонского герцога Фридриха на стороне девятнадцатилетнего Альбрехта Гогенцоллерна — сына бранденбургского маркграфа Фридриха и Софьи Ягеллон, родной сестры короля Сигизмунда. По матери он приходился племянником и венгерскому королю Владиславу, и кардиналу Фридриху Ягеллонам.
Хотя старый гроссмейстер открыто своей воли не объявлял, грызня вокруг прибыльного и почетного места началась. Трезво взвесив все «за» и «против», Изенбург решил в борьбу не вмешиваться, но, если понадобится, выступить на стороне Альбрехта. Связь с могущественным домом Гогенцоллернов пошла бы на пользу ордену, а зависимость от дома Ягеллонов сулила непредвиденные осложнения и опасности.
Вскоре после того, как решение было принято, штатгальтер с несколькими рыцарями и полудюжиной слуг выехал в Бранденбург. Среди сопровождавших его людей находился и Христофор Шляйниц.
* * *
Все правящие дома Европы почитали в то время первейшим делом заботу об умножении рода, о продолжении и усилении династии. Казимира Ягеллончика считали счастливчиком, ибо тринадцать детей и тогда было далеко не в каждой семье.
Во втором поколении состояние рода ухудшилось: сыновья Казимира все вместе не произвели на свет и половины того, что оставил после себя их чадолюбивый отец. Дочери оказались удачливее, и у сыновей Казимира Ягеллончика не было недостатка в племянниках и племянницах. Только Софья подарила своему мужу бранденбургскому маркграфу Фридриху пятерых сыновей — Казимира, Георга, Иоганна, Вильгельма и Альбрехта.
Казимир состоял при императорском дворе, Георг жил у своего дяди по матери — венгерского короля Владислава, Иоганн — в Мадриде у сына императора, испанского короля Филиппа. Вильгельм оказался первым из семьи бранденбургских маркграфов, вступивших в Тевтонский орден. Происхождение и связи позволили Вильгельму сразу же занять пост магистра ордена в Германии. Теперь и его брат, Альбрехт, вскоре должен был вступить в орден и принять самый высокий сан — великого магистра ордена немецких рыцарей Святой Девы Марии с резиденцией в Пруссии.
Альбрехту Гогенцоллерну — претенденту на сан великого магистра — было в это время девятнадцать лет.
Круглолицый, голубоглазый, с длинными каштановыми волосами, с чуть пробивающейся юношеской бородкой, он был хорош молодой свежестью лица. Во всех движениях его крепко сбитой, ладной фигуры ощущалась недюжинная физическая сила.
В родительском доме Альбрехт получил неплохое образование — читал и писал по-латыни и по-немецки, знал богословие, немецкую историю и связи с историей дома Гогенцоллернов. Из наук естественных познакомился с землеописанием, астрономией и началами математики. Теперь предстояло изучить историю Тевтонского ордена, и здесь он нашел себе наставника, знающего и вдохновенного, — старшего брата Вильгельма, магистра ордена в Германии.
Каждое утро Вильгельм появлялся в небольшой круглой комнате, где у их отца — маркграфа Фридриха — размещалась небольшая библиотека.
Маркграф не был любителем чтения и не понимал, как можно проводить дорогое и в общем-то быстротекущее время за таким пустяковым занятием, как перелистывание бесконечных пыльных страниц, пахнущих мышиным пометом. То ли дело бродить по лесу с арбалетом, выслеживая кабана, оленя или медведя! А уж если и сидеть за столом, то не в библиотеке, а в столовой зале, в окружении бравых краснорожих егерей, выходивших на медведя с рогатиной один на один!
В юности и Альбрехт любил побродить по лесам, да и сейчас не прочь был бы разок-другой сопровождать отца на охоте, но множество предстоящих вскоре сложных и разнообразных дел засадило его за книги. Изучение истории ордена не превратилось для юноши в приятное занятие, но он сознавал, что это совершенно необходимо, и первую половину дня обязательно проводил в библиотеке.
Вильгельм привез старые орденские хроники: «Рифмованную», «Гроссмейстерскую», «Ливонскую». Альбрехт читал их, и два чувства постоянно боролись в нем — гордость, что он станет главой такого прославленного ордена, и страх, что он не сможет руководить им так, как легендарные гроссмейстеры Герман фон Зальц, Винрих фон Кницроде, Конрад Валленрод, Генрих фон Плауэн — великие мужи и воины, никогда не склонявшие головы и все несчастья встречавшие с открытым забралом.
И другое, не чувство даже, а неприятное и тревожное ощущение, не давало покоя Альбрехту. По свидетельству хроник, предшественники нынешних братьев-рыцарей триста лет занимались одним и тем же — они убивали, убивали и убивали. Убивали пруссов, литовцев, поляков, русских. А ведь ему предстояло жить в городе, построенном пруссами на земле пруссов.
Мать Альбрехта и все ее братья и сестры — его родные дядья и тетки — были поляками. Его деды и прадеды, родной дядя были повелителями Литвы, и в их жилах, а значит, и в нем самом течет кровь великого Литовского князя Ягайлы, давшего свое языческое имя династии Ягеллонов. Его тетка, королева Елена, жена покойного дяди Александра Казимировича — дочь русского короля Иоганна.
Альбрехту предстояло совершить нелегкое дело — найти правильный путь для ордена, отстоять его от посягательств и происков многочисленных врагов, твердо удерживая в руках белое знамя с черным крестом.
Чтение довольно быстро утомляло Альбрехта. Он — сильный, молодой, широкоплечий, — по три дня без устали гонявшийся по лесам за кабанами и оленями, буквально изнемогал после трех часов перелистывания старых книг.
Эти книги только в самом начале что-то давали ему, но потом он очень скоро запутался в бесконечном перечислении имен погибших героев, убитых врагов, взятых замков. Враг всякий раз был силен, коварен и труслив; рыцари — храбры, благородны и малочисленны, но почти всегда — герои, побеждающие в любых ситуациях.
Оставшись один, Альбрехт думал: «Как же так получалось, что доблестные немецкие рыцари, победно воевавшие триста лет против всех своих врагов и всего дважды проигравшие войну, вдруг оказались без земли, без войска и без денег? Или хроники скрывают это, или то, что в них написано, — сплошное вранье?»
Проснувшись, Альбрехт с неохотой брел в библиотеку, читал, думал. Сомнения не проходили, они становились глубже и докучали ему все назойливее. И однажды наступило утро, когда Альбрехт не пошел в библиотеку.
