Фаина Гримберг - Хей, Осман!

Мать отпускает руку Османа и идёт вперёд в юрте. Мальчик останавливается; глядит, как мать снимает ковровую сумочку с крючка серебряного...

   - Ху!.. Ху, чоджум! - Иди ко мне, дитя моё! - зовёт мать...

Она вынула из сумочки своей что-то маленькое, пёстрое... Осман подходит, любопытство его сильно... Мать наклоняется к сыну, пальцы её - в кольцах, золотых и серебряных; женщина без кольца на пальце - нечистая!..[168] Быстрым жестом мать прижимает к его носу то маленькое пёстрое - деревянный, пестро раскрашенный сосудик...

Упоительный запах, аромат, сладчайший дух ударяет в ноздри, охватывает лицо плотным покровом; накрепко сочетается, единится с этим запахом женских пальцев, лёгким кисловатым металлическим душком колец; ощущением деревянной поверхности, чуть ребрящейся, плотности гладких грубоватых пальцев, гладкости металла...

   - Что?.. - тихо спрашивает мальчик, закрывая глаза...

   - Это гюль...

Мать говорит ему, что в деревянном сосудике пёстром — особенная жидкость душистая, сделанная из лепестков розовых цветов...

- Это гюль, гюль, роза!.. - Она смеётся. - Это жизнью пахнет!..

Годы шли, катились овечьими отарами.

Давно пал сельджукский султанат. Монголы правят. Но и кайы давно свыклись с монголами. Эртугрул старится в забвении. Сыновья его мужают. Шумно, весело выезжают на охоту с птицами ловчими. И первым среди молодёжи становища - Осман! Вкруг него - самые лучшие, самые ловкие всадники. Все признали юного Османа своим главой. Вместе с тремя сыновьями Эртугрула подросли, возмужали в становище многие юноши. Надежды на новую жизнь одушевляют. Какая жизнь? О, весёлая, стремительная, рисковая!.. Как шумные охоты, оглавляемые Османом... С ним связываются надежды!.. С ним, потому что он - весёлый, уверенный в поступках, действиях своих... Он - счастливый! Потому что перед ним - вся жизнь его будущая, грядущая; пахучая самыми разными запахами — землёй, травой, конским и овечьим навозом-помётом, свежей кровью, гниющими трупами... И розовым маслом, нежным густым сладким духом цветочной сути...

Доброе семя тюрок пронизает Малую Азию и Балканский полуостров. Родятся новые люди, красивые!.. Мир былой античности, прежних владений могучей Римской империи - откроется новым властителям — тюркам. Тем самым «turcae» Помпония Мела, Плиния, Александра Македонского!..

Сбываются предсказания сказочного праотца всех тюрок, Деде-Коркута -

«От белого цветка возродился я, Деде-Коркут. От голубоглазой дочери чудовища родился я, Деде-Коркут. Признал Бога единым, Пророка законным я, Деде-Коркут. Что случится со всеми тюрками - добро или зло, первым предсказал я, Деде-Коркут. Сам совершил насилие над собой я, Деде-Коркут. Завершил все свои дела добром я, Деде-Коркут!..»[169]

Эртугрул сидел на подушке на ковре, худой, стареющий уже. Против него - Осман. Нельзя узнать прежнего мальчика! Уверенно, весело, открыто смотрят чёрные глаза. Пробиваются полоской чёрной молодые усы. Две тугие чёрные косы на грудь спускаются. Нарядным кафтаном коротким воинским обтянут молодой стан. Лицо загорелое сделалось из округлого детски продолговатым ликом мужчины...

Эртугрул давно понял, этому юному воину уже и ни к чему наставления докучные. Время его пришло!..

Ближний слуга внёс на подносе деревянные чашки с айраном. Осман поблагодарил отца за угощение, как полагалось по обычаю:

   - Буйурун!..

Пригубил. Отпил...

Заговорил Эртугрул, также отпив из чашки. На усах, уже седеющих, - белой густотой - капли. Заговорил:

   - Все полагают меня достойным! И правоверные и неверные. Я сохранил наш народ. Среди стычек, среди воинских побед и поражений стольких царей, императоров и султанов, беев и князей, я сохранил один род, наш род из племени кайы! Теперь я чую, завершилось моё время. Твоё время пришло. Я тебе хочу передать власть.

Эртугрул замолк. Ещё отпил из чашки. Никого кроме них не было в юрте Эртугрула, слугу выслал старый вождь...

   - Разве ты стар, отец? - спросил Осман серьёзно.

   - Может быть, годами я и не до того стар. Но что годы? Если тебе сто лет, а ты сам знаешь, что ты молод; стало быть, ты молод! А если в пятнадцать лет чуешь себя стариком, стало быть, ты стар... Я стар. И не оттого, что так уж болен, так уж обессилел; я стар оттого, что чую: моё время миновало. Я совершил всё, что должно было мне совершить, далее держать власть в своих руках - смысла нет для меня!..

   - Но сумею ли я удержать власть в своих? - спрашивал Осман даже сумрачно. Вдруг омрачилось его лицо, столь ясное. - Я знаю, меня любят в становище. Я - глава всех охот. Братья мои, твои сыновья и сыновья дяди Тундара, признали меня своим главой. Но гожусь ли я для власти? Оглавлять целый род кайы и оглавлять охоту с птицами ловчими - это ведь разное совсем!..

   - Разумно говоришь. Но и я ведь ещё не умер, и, быть может, и не так скоро оставлю эту земную жизнь. Я буду помогать тебе советами. Но власть будет в твоих руках.

   - Думаю, пусть люди соберутся, скажут свои слова.

   - Кто же осмелится сказать мне супротивное слово? Ты знаешь таких?

   - И ты знаешь их. Не буду таиться, и я знаю их. Это дядя Тундар и его люди.

   - А сыновья его держат твою сторону.

   - Он ведь признал твою власть.

   - Когда власть очутилась в моих руках, он был сопливым мальчишкой, жался в страхе к моему боку, от меня ждал милости! И теперь не осмелится моему решению противостоять. Собирай людей, если хочешь. Скажи всем, что будет говорить с ними их вождь Эртугрул, который много лет хранил их от гибели. Не будь меня, давным-давно разорили бы наше становище все эти императоры и цари, беи и князья! Собирай людей, собирай!..

Выходя из отцовой юрты, Осман подумал, что отец и в самом деле стареет. Прежде не был отец наклонен к хвастовству...

Осман собрал людей племени, Эртугрул вышел к ним и сказал такие слова:

   - Я уже давно оставил позади в своей жизни молодость свою. Хочу я при жизни своей отдать власть в руки, которые сильнее моих рук...

И вдруг, Эртугрул ещё не договорил, а люди уже догадались о его намерении и высказали это намерение, показав своё согласие; высказали короткими возгласами:

   - Осман!..

   - Осман!..

   - Осман!..

Усмехался в усы Эртугрул. Доволен он был. Крикнул в толпу большую, в людское множество:

   - Что?! Биринджи - лучший - наш Осман?

И все голоса отозвались множественным эхом:

   - Биринджи!..

   - Биринджи!..

   - Аслан! - Лев! - крикнул Гюндюз, младший сын Эртугрула. - Наш Осман - аслан - лев! Он самый храбрый!

   - Что ж! - сказал Эртугрул зычным, звучным голосом. - Я передаю сыну моему Осману знаки власти! - И с этими словами нагнулся и поднял в свои руки эти знаки власти вождя.

Осман приблизился и принял из рук отца золочёный боевой топор и старинное копьё боевое - маждрак. Но самым драгоценным знаком явился боевой стяг, зелёный, плотного шелка; и на зелёном поле вышита голова старинного богатырского зверя - волка! И это не противно воле Аллаха!

   - Пусть развевается этот стяг над воинами в битвах! - воскликнул Эртугрул. - Пусть правоверные зовут моего сына именованием «гази» - «воин». Пусть будет он воином за веру!..

Приветственные радостные клики раздались, полетели на воздух меховые шапки, подброшенные сильными руками воинов как знак радостного согласия...

   - Но и я остаюсь с вами, я никуда не ухожу от вас! - воскликнул Эртугрул, поглядел на своего младшего брата Тундара и засмеялся громко... И вдруг закричал-призвал: - Пусть трубят трубы, пусть стучат накры, пусть поют флейты! Пляшите, пойте! Празднуйте начало нового времени!..

Зазвучали музыкальные инструменты. И запел первым сам Эртугрул:

Отец сделал знак рукою, и Осман продолжил пение:

Начались воинские пляски. Выходили лучшие в круг поочерёдно, пели - каждый поочерёдно:

И другой голос:

И ещё голос: