– Спрячь подальше своего племянника, сын смерда. Коль я доберусь до него, то вырежу ему сердце.
Добрыня хотел было взять свою шапку из руки Рагнфреда, но тот намеренно обронил ее на землю, скривив в презрительной ухмылке свои тонкие губы.
Добрыня нагнулся и поднял шапку с земли. Глядя на то, как Рагнфред садится на коня, он подумал: «В сече сочтемся, подлое отродье!»
Добрыня и его свита, вскочив на коней, только-только двинулись к своему лагерю, а в стане Ярополка уже звонко трубили боевые трубы, подавая сигналы к битве. Добрыня с довольным видом поглаживал свою короткую бородку, покачиваясь в седле. Ему удалось-таки раззадорить Ярополка, вынудить его на опрометчивый шаг.
* * *
Полки новгородцев, варягов, кривичей и чуди без суеты и спешки выстроились на равнине в боевой порядок, как проделывали это уже не единожды за прошедшие шесть дней. Всю пешую рать Добрыня разместил в центре в две линии, конные отряды были поставлены на флангах. Причем свое правое крыло Добрыня намеренно оттянул далеко в сторону, чтобы занять господствующую над полем высоту. Брешь между конным полком правой руки и пешей ратью, по задумке Добрыни, должна была подтолкнуть киевских воевод к нанесению удара конницей в этом направлении. Топкая низина была той ловушкой, куда Добрыня хотел заманить дружину Ярополка. Это вязкое болото, покрытое кустами и густой травой, надежно прикрывало тыл пешего новгородского полка.
Добрыня со своими конными гриднями и дружиной Стюрбьерна Старки расположился на левом крыле, где ровная и открытая местность позволяла развернуть и бросить в бой большую массу конницы. Добрыня был уверен, что полководцы Ярополка нанесут свой главный удар именно здесь. Фланговый охват был излюбленным тактическим приемом покойного Свенельда. Добрыня нисколько не сомневался, что Рагнфред будет действовать в сражении так, как учил его дед. Поэтому всю пешую варяжскую рать Добрыня поставил во второй линии для оказания своевременной помощи фланговым полкам, если они не смогут сдержать натиск киевлян.
Киевская рать, растянувшись вширь на добрую версту, надвигалась со стороны реки, сверкая на солнце островерхими шлемами и остриями поднятых копий, алея длинными рядами красных щитов. Над полками Ярополка реяли черные и пурпурные стяги с эмблемами городов и славянских племен, подвластных Киеву. Собственно киевские полки шли в сражение под багряными знаменами, на которых красовался черный трезубец. Такую эмблему для киевского войска выбрал Святослав Игоревич, когда принял власть из рук своей матери, княгини Ольги.
Воеводы Ярополка выстроили свое войско по старинке: пехота в середине, конница на флангах.
Вглядываясь во вражеские боевые порядки, Добрыня первым делом старался отыскать знамя Ярополка, а также стяги черниговцев и вышгородцев. Брать в плен Ярополка Добрыня не хотел, поэтому он загодя повелел всем своим воеводам настичь его в сече и убить. С военачальниками черниговцев и вышгородцев Добрыня имел тайный уговор, что те уведут своих воинов в лес, едва начнется битва. В прошедшие несколько дней Добрыне удавалось скрытно сноситься с Явором и Путиславом, которые сами не горели желанием сражаться за Ярополка и подбивали к этому других воевод у себя в стане.
Первыми вступили в сечу конные полки с обеих сторон.
В старшей дружине Ярополка было немало витязей, прошедших со Святославом Игоревичем через многие битвы с хазарами, булгарами, ятвягами, ромеями и печенегами. Эти закаленные в сечах мужи с первого же натиска смяли конные полки Добрыни на обоих флангах. К моменту, когда сошлись грудь в грудь две пешие рати, на флангах уже вовсю кипела яростная кровавая сумятица, сопровождаемая звоном мечей и диким ржанием покалеченных лошадей.
С первых же минут сражения Добрыня оказался в лязгающем железом хаосе. У него на глазах валились из седел его отважные гридни, вал из наступающих киевлян сминал и опрокидывал данов и новгородцев. Добрыня рубил мечом врагов, закрывался щитом от летящих в него стрел и ударов копий. Хрипы и вопли умирающих бойцов под копытами мятущихся лошадей резали слух Добрыне, который сознавал, что если он вылетит из седла, то участь его будет ужасна. Добрыня заколол мечом двоих киевских дружинников, бросившихся на него, а третьему разрубил голову надвое. Из расколовшейся, подобно арбузу, головы врага фонтаном брызнула темная кровь, залив шлем и лицо Добрыни. Он замешкался, протирая глаза, и тут же пропустил опасный удар вражеского копья, угодивший ему в грудь. От сильного удара копье сломалось. Прочный греческий панцирь выдержал этот удар, но от сильной боли у Добрыни потемнело в глазах. Добрыне даже показалось, что он на несколько мгновений потерял сознание.
Оказавшийся рядом с Добрыней Сигвальд не растерялся и, схватив поводья его скакуна, ринулся прочь из этой свирепой кровавой круговерти. Сигвальд остановил взмыленных коней под сенью небольшой рощицы, куда битва еще не докатилась. Добрыня опирался на луку седла, его сильно мутило, ему было трудно дышать. Сигвальд помог Добрыне спешиться, усадив его на траву под молодым кленом.
– У тебя, похоже, сломано ребро, – с тревогой в голосе проговорил Сигвальд, стирая краем своего плаща чужую кровь с лица Добрыни. – Сплюнь-ка, друже. Ежели в слюне будет кровь, значит, и легкие твои тоже повреждены, а это очень худой признак. Внутреннее кровотечение никак не остановить.
– Сам знаю, – хрипло проворчал Добрыня и плюнул себе на ладонь. Слюна была чистая, без крови.
– Вот и славно! – обрадовался Сигвальд. – Спас тебя панцирь ромейский, подарок князя Святослава. Ты полежи тут покуда, господине, сил наберись…
– Некогда разлеживаться! – сердито прервал Добрыня Сигвальда. – Сегодня решается судьба Владимира и моя тоже. Помоги-ка мне встать, приятель. Где мой меч?
– Не ведаю, господине, – ответил Сигвальд. – Похоже, обронил ты его в сече, когда вражье копье тебя протаранило.
– Значит, раздобудь мне другой меч, – проговорил Добрыня, тяжело взобравшись на коня. – Я отсиживаться в стороне не намерен.
Сигвальд отдал Добрыне свой меч, а сам вооружился секирой, подобранной им с земли в том месте, где прокатился смертоносный вихрь битвы, оставив на примятой молодой траве множество неподвижных тел в шлемах и кольчугах.
Столкновение пеших полков показало, что удача еще не совсем отвернулась от Добрыни. Черниговцы и вышгородцы не стали сражаться с новгородцами и их союзниками, дружно показав спину в самом начале битвы. Какое-то время пешая киевская рать билась на равных с пешей ратью Добрыни, однако численный перевес кривичей, чуди и новгородцев вскоре дал о себе знать. То в одном месте, то в другом боевой строй киевлян начал рушиться, их пешие отряды стали откатываться обратно к реке. Где-то киевляне и союзные им древляне и радимичи обращались в повальное бегство, бросая щиты и копья. Киевские воеводы были бессильны что-либо изменить, видя, что бегство черниговцев и вышгородцев лишило мужества их соседей по боевому строю.
Конные полки киевлян продолжали храбро сражаться, несмотря на отступление своих пеших отрядов. Вонзаясь, подобно стальным клиньям, в пешие порядки новгородцев и их союзников, конники Ярополка сеяли повсюду смерть и ужас. Неудержимые и неустрашимые, старшие дружинники Ярополка прорубались насквозь через расстроенные боевые порядки кривичей и новгородцев, увлекшихся преследованием бегущих киевских пешцев. Только варяги до конца сражения сохраняли нерушимым свой боевой строй. Железная стойкость скандинавских дружин в конце концов склонила чашу весов в этой сече на сторону войска Добрыни.
Разбитые конные полки киевлян ушли за реку Друч, воспользовавшись бродами. Брошенный стан Ярополка достался ратникам Добрыни.
Метаясь на разгоряченном коне по равнине, усеянной телами павших воинов, Добрыня искал Ярополка, расспрашивая о нем всех и каждого. Многие из новгородцев и варягов видели в сече стяг Ярополка, видели и его самого, сначала стоявшего в центре своего боевого строя под прикрытием отборных воинов, потом уже уносящегося прочь на белом коне под красной попоной. Убитым же Ярополка не видел никто.
На склоне холма, где стояла в битве ростовская дружина, Добрыня увидел, как из-под горы трупов ростовские бояре извлекают своего мертвого князя Хольмфаста. Ростовчане долго сдерживали натиск киевлян, понеся при этом огромные потери.
В низине, где варяги долго и упорно сражались с наседающими киевскими дружинниками, взору Добрыни предстал убитый Рагнфред. Он лежал на почерневшей от крови истоптанной траве с пропоротым животом и отрубленной правой рукой. На мертвом лице Рагнфреда застыла гримаса нестерпимой боли, его зубы были оскалены, один глаз был чуть прищурен, другой был выбит стрелой. Рядом лежал убитый конь Рагнфреда и трое сраженных им варягов.
