вы были на кухнях, где готовили питье для царевича. Оно было отравлено. Есть свидетели, что вы во время похода с отрядом Демецкого, высказывали сомнение в царском рождении царевича. И вы слуга пана Замойского, который всегда был против похода царевича.
– И это значит, что я отравитель? Я шляхтич и поручик гусарской хоругви!
– Но пан кавалер не отрицает того, что говорил о царевиче неуважительно?
– Да половина поляков в армии говорит это! Отчего взяли только меня?
– Видите ли, пан кавалер. Сейчас всем нужен отравитель. И вы хороший кандидат на его место. Слишком копает под вас пан Бучинский. Что у вас за вражда?
Нильский не ответил.
– Вот чего я сам не смог понять. С чего Бучинскому подставлять именно вашу голову под топор? Не думаю, что вы виновны.
– Я не виноват!
– Тогда скажите, что за вражда между вами?
– Отчего вы не откроете своего лица, пан?
– Я не желаю, чтобы вы знали кто я. Это откровенный ответ?
– Да, – ответил Ян. – Но вы хотите меня спасти?
– Именно так, пан кавалер. И хочу вас спасти еще до пытки, которой вас скоро подвергнут.
– Пытка?
– А вы как думали, пан кавалер? Они не просто так держат вас в железах! Бучинский скоро добьется разрешения отдать вас палачу. А под пытками многие начинают говорить то, чего от них хотят слышать.
– И как вы думаете меня спасти?
– Вы должны ответить на мои вопросы, пан Ян.
– Спрашивайте.
– Никто не видел вас при особе царевича долгое время.
Нильский ответил:
– Но я был послан с отрядом Демецкого к Чернигову. Это был приказ самого царевича.
– Я не о том времени говорю, пан Ян. Уже в городе, после того как сюда вошел царевич, вас не видели при его дворе.
–Но, по словам Бучинского, меня видели на кухне, где готовят еду и питье для его высочества?
–Такие показания против вас есть. Но вы не ответили, почему вас не видели при дворе Димитрия Ивановича? Пан Бучинский утверждает, что это доказательство вашей вины. Скажите мне, где вы были, пан Ян?
–Не могу, пан.
–Отчего же?
–Но я могу дать слово шляхтича, что я не отравитель.
–Этого мало, пан кавалер.
–Но я не имею иных доказательств моей невиновности.
–Скажите, где вы были?
– Я не могу этого сказать!
– Женщина? – спросил незнакомец.
Нильский снова молчал.
– Пан может хоть кивнуть в ответ?
– Но не заставляйте меня называть имя. Этого я не скажу и под пыткой.
– Но если вы провели время в постели местной молодой вдовушки, то отчего сие скрывать? Многие офицеры провели ночь в теплой постели, пан кавалер.
Нильский снова ничего не ответил…
***
Пан воевода Юрий Мнишек всегда одевался с пышностью. Он хорошо понимал, что нужно держать себя на расстоянии от «подлого» окружения принца Димитрия. А таких становилось все больше. Казаки в свитках и залатанных кунтушах, какие-то разбойники, главари шаек восставших холопов, московские перебежчики. Впрочем, последних Мнишек делил на два сорта – знать, князей да бояр, и представителей низкорождённых – сотников и десятников годуновского войска.
Знать чтила воеводу, и с ними было легко найти общий язык. Чего нельзя было сказать про людей из подлого народа. Те смотрели дерзко, и были готовы проявить даже неуважение. Пока их сдерживала свита воеводы. Но ведь скоро их ряды солидно пополняться другими беглецами. И что тогда будет, одному богу известно.
В этот раз воевода сандомирский оделся в малиновый кунтуш с позументом и золотыми пуговицами. Поверх кунтуша воевода накинул плащ, отороченный соболем. Соболиный мех был и на расшитой жемчугом шапке пана Юрия.
Воевода прошел в покои царевича без доклада и слуги пропустили его.
– Важные новости, Димитрий, – сказал Мнишек с порога.
– Важные? В последнее время все новости важные, пан воевода. Говори.
– Мы на войне, Димитрий. И враг нас боится. Про это нужно помнить. А наш враг хитер.
Царевич выслушал воеводу Мнишека. Оказалось, что казаки передовой сотни захватили гонца к Годунову и доставили его в ставку Димитрия.
– Что за гонец? – спросил самозванец.
– Казаком рядился. Но никто из наших его не знает.
– Допросили?
– Нет, – ответил воевода спокойно.
– Где он сейчас?
– Умер, государь, – ответил Мнишек.
– Как умер? – удивился самозванец.
– Гусары зарубили его, когда вели ко мне.
– Зачем? Он ничего не сказал?
– Ничего, – ответил Мнишек.
– Повесить того гусара, что поднял саблю! – отдал приказ Димитрий.
– Но…
– Повесить при всем войске!
– Государь! – твердо сказал Мнишек. – Того сделать никак нельзя!
– Что это значит, пан воевода?
– Это седлал ротмистр Станислав Мнишек! Мой сын, государь. И брат будущей царицы Московской!
– Проклятие! – выругался царевич.
– Он оскорбил моего сына и тот не стерпел. Шляхетский гонор.
– Будь проклят этот гонор! Он знал того, кто его послал! Здесь есть человек Годунова. И это совсем не Нильский! Или он еще и Годунову служит, а не только коронному гетману Замойскому?
– Нильского арестовал не я, государь. Сие сделал ваш секретарь Бучинский.
– Что было при гонце? – спросил самозванец.
– Грамота, – сказал воевода и протянул царевичу листок бумаги. – Но грамота тарабарская (написанная тайнописью) и ничего понять нельзя!
–Проклятие! Мы ничего не знаем! В моем лагере есть предатель! Иуда! И я не знаю кто он!
В покои царевича вошел слуга:
– Ваша милость! К вам пан Рональд Гаршильд.
– Иезуит? – Димитрий посмотрел на Мнишека. – Пусть войдет!
Слуга вышел.
Самозванец спросил у воеводы:
– А этому что нужно?
– Это посланец Ордена при твоей ставке, Димитрий! Орден дает нам средства. И его помощь для нас важна.
– Сам знаю.
В комнату вошел иезуит в черной сутане с серебряным крестом на груди.
– Пан Рональд Гаршильд? Рад видеть вас у себя.
Димитрий получил благословение иезуита.
– Могу я говорить с его высочеством наедине? – спросил он.
Мнишек покраснел от обиды. Самозванец заметил это и сказал:
– Я во всем доверяю воеводе, падре. Можете говорить при нем.
– Но дело мое личного характера, ваше высочество.
– Я не имею тайн от пана Мнишека. Говорите, святой отец.
– Как угодно вашему высочеству. Я пришел просить за пана Нильского, государь. Пан Велимир Бучинский уже готов провести его через пытку. Но того делать не стоит.
–Что сие значит?
–Ян Нильский не имеет отношения к покушению, государь. Он не был на кухнях и не подсыпал яд в ваше питье.
–Откуда сия уверенность, падре? – спросил самозванец.
–Он был в ином месте, государь. Той ночью он посещал женщину, и они провели всю ночь вместе.
–И баба будет свидетелем? – саркастически усмехнулся самозванец. – Стану я верить вдове, которая за злотый скажет, что в её постели были все офицеры моей армии.
Гаршильд усмехнулся. Он вспомнил, как сам недавно произнес почти такие же слова.
–Но с паном Нильским была в постели панна Елена, государь.
Царевич вздрогнул как от удара при этом имени.
–Что пан сказал?
Иезуит повторил:
–С паном Нильским была в постели панна Елена. Она дочь дьяка Ждана Порошина!
–Я знаю кто она такая! И она утверждает, что пан Нильский был с ней? Так?
–Так, государь. И она готова сие подтвердить при вас, если будет ваша воля. И именно из-за панны Елены пан Бучинский очернил пана Нильского. Я пришел восстановить справедливость.
– Что за день
