С Верхом они провели многие вечера в застолье и так, обсуждая вопросы бытия и веры, войны и мира. Верх показался Святославу человеком разумным и дальновидным. Он понимал, что разрозненные славянские племена - это растопыренная ладонь, где каждый палец в отдельности бессилен, собранный кулак - сила. Он очень печалился о смерти Асму-да, называя его толковым, глубоко познавшим суть вещей и образ Божий. И очень удивился, что Асмуд не славянин, а ва-ряг-норманн, но примирился с тем, что он ближе был к русам.
- У меня тут живет один хазарин, был забит своими же почти до смерти. Но вот одна женщина, вдова, выходила его. Цельный год на ноги ставила и поставила. А потом они по вере нашей слились, и род их принял. И теперь троих детишек имеют. Нешто я противиться буду? Пусть растут вятичи! - и он громко расхохотался.
В другой раз Верх спросил:
- Вот смотрю на Вятко, каков богатырь вырос, а ведь мальцом его хазары увели. Как он у тебя, князь, оказался? И почему его все Волком кличут?
- А все потому, что хорошо знал хазар, их волчьи клики, вот он им хвост и придавил. Да, муж достойным оказался, как-никак твердая рука рядом, барином назвал его, в дружине моей, а как пришлете по весне своих юнаков, еще дружину составлю под его руку.
- Это хорошо ты задумал, князь. Нашим юнцам в войске ох как нужен будет отец родной. Тогда им и смерть будет нипочем.
Покинув Вятку, Святослав распустил войско. Оставил при себе только старшую дружину, а ладожан, новгородцев, псковских отправил домой на побывку, дав хорошее денежное пособие, не считая того, что награбили они в походе на Хазарию.
С Манфред Святослав расстался ранее, еще до похода на Вятку. Она не желала идти в Киев. Чего она там не видела? Захочет ли видеть ее княгиня? Вряд ли. А как она встретится со своей соперницей княгиней Преславой, у которой уже растут двое сыновей-наследников? Нечего ей делать в стольном граде. Нет, она верна себе. Ей ничего не надо от Святослава, у нее все есть, главное - дочка, по которой она безумно соскучилась. А князь, он какой уж есть, пусть относится к ней даже не как к жене, а как к необходимому ему существу, как к святому амулету, и она знает, пока она с ним, ему ничего не грозит и в трудные, и в славные дни, она его щит, потому как любит только его.
Лодии двигались одна за другой по Днестру, и дружина, расслабившись, отдыхала, предвкушая скорую встречу с родными, готовила подарки близким, а кто задумывался и о свадьбе, благо впереди вольная жизнь и чисто житейские заботы.
Святослав также задумывался. Думал о том, что впереди. Спокойная, размеренная жизнь, охота, кое-какие государственные дела, встреча с нарочитыми людьми, пиры - все это казалось делом недолгим, не тем, что будоражит душу, заставляет напрягать мысль, требует движения и простора. Русь велика и обильна, но она замкнута в тиски со всех сторон: с одной печенеги, с другой греческие клематы. И нет спокойного выхода к морю. Противодействуют печенеги набегами и разором, жалуются купцы, торговый люд, а походы их по южным окраинам и северской земле? Может быть, начать с них? А может быть, как рассказывал Асмуд, некий князь от Новгорода по имени или прозвищу Бравлин уже подчинял себе клематы, и, как сказывал, от Ольвии до Таматархи. После разгрома Хазарин земли по Дону и далее до озера Меотиды и Боспора, где Таматарха, уже Русь. Потому, может быть, следовать от Боспора на Тавриду к греческим клематам и отобрать прибрежные города у Византии. Что скажет Бэра, что матушка, очарованная Царьградом, да еще со своей христианской упертостью? Нет рядом Асмуда. Вот уже более года, как он чувствует отсутствие своего учителя и друга. Его преждевременную гибель. И понимает он, что не хватает ему того, что в изобилии присутствовало в Асмуде, - знания разных стран, их бытия, вооружения, характера, веры, а главное - опоры на его разумные выводы.
Возвращался Святослав с чувством удовлетворения. Русь уже с присоединенными землями растянулась от самого северо-востока до южных степей, а еще если учесть, что тиверцы и уличи, люди славянского языка, бывшие под хазарами, добровольно согласились платить дань русскому князю, то территория Киевской Руси увеличилась почти вдвое. И все же, все же не все было гладко на душе князя, что-то тревожило его, что-то мешало думать о сделанном как о завершенном. Но ближе к Киеву его стали заботить другие дела. После похода, особенно удачного, дружина ждет застолья, которое по обычаю устраивает князь. Гуляние всегда затягивается на два-три дня, столы ломятся от обилия еды и выпивки - от заморского вина до меда, браги и пива. Гуляют в основном старшая и младшая дружины, присутствуют также званые бояре, князья, старейшины, волхвы, нарочитые люди. Пир не пир без гусляров, певчих и скоморохов.
Княгини в Киеве не было. Она с невесткой и двумя внуками, один из которых еще только ползал, находилась у себя, в Вышго-роде. И хотя знала о прибытии сына, не спешила навстречу. Святослав вызвал к себе дворского и назначил день пира. Больше ни о чем не надо было предупреждать холопов, свое дело они прекрасно знали, и каждый отвечал за свой участок работы. Но не было среди них Малуши, ключницы, а вместо нее была новая женщина. Это заметил Святослав, и это насторожило его. Когда челядь разошлась, князь остановил дворского:
- Где Малуша? - спросил он.
- Месяц назад княгиня куда-то ее отослала. Куда, не ведаю. Она никому ничего не говорила.
- Ступай, - отпустил дворского князь, а сам задумался.
Последний раз он видел Малушу перед походом на Вятичи. Она была в растерянности. Долго молчала, пока князь насыщался ее упругим телом, которое вот уже год волновало его, как никакая другая женщина. Он перед походом отбросил всю осторожность и, даже зная, что рядом находится мать, Преслава с двумя детьми, нарушил обычай - не держать наложниц в доме, и после совета дружины перед походом, уже поздно вечером, зашел к Малуше. Именно тогда он прочитал на ее лице страх и отчаяние, и именно тогда она открыла ему свою роковую тайну.
- Я погибла, князь, - сказала она, и слезы покатились по ее щекам. - Я непраздна!
- Так ничего же не видно! - удивился князь.
- Это вам, мужикам, ничего не видно, а бабы все замечают, - сквозь слезы скорбно улыбнувшись, ответила Малуша, - я пропала! Вот-вот и княгиня узнает. Ведь бабы уже смотрят на меня осуждающе и все норовят перевести взгляд на мой живот.
Он как мог успокаивал ее и поначалу решил зайти к матушке, но у самых дверей передумал. Зачем торопить события? Как бы не навредить Малуше. Вернется и постарается все уладить.
Вот что вспомнил Святослав и пожалел, что не предупредил мать. Так оно и вышло. Мать разузнала все и выслала Малушу. Теперь его ждет разговор с ней, и, как предполагал Святослав, трудный разговор, потому что своей челядью она распоряжалась сама.
Малуша робко постучалась и вошла. Ольга сидела в кресле и вязала носочек младшему внуку Олегу. Но, позвав Малушу, обстоятельно обдумывала предстоящий разговор. А он был необходим перед окончательным решением, что делать с ней.
Ольга кинула мимолетный взгляд на Малушу и сразу мысленно отметила: точно, непраздна, месяца два. Сфандра права, остроглаза гадюка и уж больно красноречива, потому Ольга предварительно позвала ее к себе.
- Ты, Сфандра, что-то двусмысленно о Малуше вещала. Так говори мне откровенно, без намеков и хулы.
- А что, матушка, говорить тебе, али ты сама не видишь, - раскрылась вещунья, - Малуша непраздна!
- А ты небось знаешь, и от кого?
- А как не знаю, если все знают? Чего скрывать, матушка, чего не скроешь. От князя.
- А ты как, в щелку смотрела?
Сфандра развела руками:
- Чего, матушка, смотреть-то, коль все видно. Только тебе да Преславе не ведомо. Князь уж год как приласкивает Малушу.
- А тебе только и надо, чтоб почесать язык. Запомни, если еще раз прознаю, что ты распустила свое помело, без того и останешься. А потом велю тебя в прорубь.
Сфандра упала на колени и взмолилась не к Ольге, а заприметив икону в дальнем углу:
- Матерь Божия! Спаси и сохрани! Не дай сгинуть за правду сущую!
А потом к Ольге:
- Матушка, не без греха я. Но желаю тебе только добра. Чтобы не ухмылялись прочие, что не ведома ты. Да еще скажу, что Малуша веру свою прячет. Ни в Божию церковь не ходит, ни на капище. Нет у нее в каморе ни образа Христа, нет и Сварога, и Велеса, и Рода нет. А молится кому - неизвестно. Только свечи зажигает семь штук.
Ольга задумалась, отложила вязание, что держала в руках, прошла в комнату из светлицы, вернулась с денежкой и положила на стол.
- Вот в этом ты мне подсобила. Возьми полушку и держи свой язык за зубами. Иначе я свершу, что сказала. А теперь ступай!
Княгиня резко схватила колокольчик:
- Малушу ко мне. Сию пору!
Малуша стояла перед княгиней, стройная, как тополек, кареглазая, с черными бровями вразлет и толстой светлой косой через грудь до пояса, но с тревожным ожиданием в глазах. В такие часы княгиня никогда ее не звала. Ольга даже залюбовалась ею, вспомнив, какова была сама. И подумала: что ж это я, старая ворона, проворонила такую красавицу, держала под боком, рядом с молодым сыном. Но грозно сказала:
